См. также «Обезьяний процесс», Итоги «Обезьяньего процесса», Второй «Обезьяний процесс»
-
В Таганском Суде г. Москвы продолжается судебное разбирательство по делу директора Музея и общественного центра им. Андрея Сахарова Юрия Самодурова и бывшего зав. отделом новейших течений Государственной Третьяковской галереи Андрея Ерофеева, обвиняемых по п. «б» ч. 2 ст. 282 УК РФ – «действия, направленные на возбуждение вражды, а также на унижение достоинства группы лиц по признакам национальности, отношения к религии, совершенные публично» в связи с организацией ими с марте 2007 г. выставки «Запретное искусство-2006». В качестве одного из доказательств используется заключение судебно-психологической экспертизы, составленное доктором психологических наук, член-корр. Российской академии образования, В.И.Слободчиковым. НПА России считает это заключение научно несостоятельным и ангажированным.
Заключение специалистов психолога и психиатра в отношении судебно-психологической экспертизы экспонатов выставки «Запретное искусство – 2006», проведенной в марте 2007 года
Настоящее заключение дано 20 июня 2008 г.
на основании ксерокопии заключения эксперта В.И.Слободчикова от 5.05.08 г.
для ответа на вопросы:
— удовлетворяет ли экспертное заключение В.И.Слободчикова современным научным требованиям?
— являются ли выводы эксперта обоснованными?
Заключение эксперта занимает 15 страниц и представляет поочередные ответы на 3 поставленных вопроса: 11 страниц на 1-й вопрос в отношении 11 экспонатов –
1) Использованы ли в них графические, художественно-изобразительные или лексические средства, унижающие человеческое достоинство и оскорбляющие религиозные чувства верующих граждан?… Если да, то какие средства и в отношении верующих каких религий?
и по 1 странице на 2-й и 3-й вопросы –
2) Может ли размещение экспонатов, содержащих матерную лексику или элементы порнографии в непосредственной близости от других экспонатов выставки, использующих элементы религиозной символики, оскорбить религиозные чувства и унизить человеческое достоинство верующих?;
3) «Какое психологическое и нравственное воздействие оказывает на зрителей выставки ее обустройство таким образом, чтобы ее экспонаты можно было увидеть только через небольшое отверстие, загораживающее их в стене-перегородке?».
Указывается, что производство экспертизы заняло 80 дней (15.02 – 05.05.2008).
Описание и анализ экспонатов даны в обличительно-публицистическом, далеком от науки и экспертной практики, стиле оценочных характеристик, экспрессивно-гиперболичных категорических заявлений, с самого начала откровенно тенденциозных. Различные части текста написаны в совершенно разной профессиональной и индивидуальной манере, словно что-то писал проповедник-священник, что-то специалист по «войне реклам» и выборам, что-то пропагандист-воспитатель, что-то популяризатор псевдонаучных писаний перепрограмматоров сознания, 20 лет назад популярных в США, но уже вышедших там из моды. Но фактически нет ничего от научной психологии.
Например, подробно обсуждается работа А.Косолапова «Реклама Макдональдса» — лицо Иисуса на логотипе сети ресторанов «Макдональдс» с надписью «This is my body”. Для эксперта это «кощунственное надругательство над святым для верующих христиан таинством», «проявление неуважения и неприязни автора к религиозным чувствам посетителей», и т.д. и т.п.
Для нас смысл этой картины прочитывается как обличение нашего времени, где все что угодно, даже святыни, используется для рекламы, идет на потребу прибыли, где ради прибыли продают и душу.
Для эксперта «основное содержание и цель» этой работы состоят в том, чтобы «издевательски внушить зрителю»:
— что тело Иисуса не более ценно, чем гамбургер;
— что образ Иисуса равноценен образу любого человека;
— что сопоставимы обряд причастия и простое употребление пищи;
— что Евангельские тексты не обладают особой ценностью и сравнимы с рекламными слоганами.
Такая трактовка экспертом здесь и во всех других случаях просто постулируется, но никак не обосновывается. Он знает откуда-то даже цель работ и безапелляционен, но это является совершенно искусственным, натянутым, произвольным.
Мы видим совсем другое:
— что любое вкушение пищи – дар Божий, отсюда затрапезная молитва;
— что любой человек создан по образу Божьему.
Мы видим здесь желание художника показать, как легко заплевывается и затаптывается в современной мире самое святое, а эксперт уверяет, что это «публичная дискредитация Евангельских текстов, направленная на разрушение не только русской, но и всей европейской культуры».
Художники часто обыгрывают многозначность всего на свете – это художественный прием многих школ в искусстве, который делает их произведения полифоничными. Эксперт же постоянно использует понятия «однозначно», «абсолютно», которые неприемлемы в любом научном тексте, тем более психологическом.
На принципе многозначности построены проективные личностные тесты, которые ясно показывают, что то, что человек видит, характеризует, прежде всего, его самого, заключено в нем самом. Если он видит «целенаправленное», «сознательное», «умышленное» «издевательство» и «стремление надругаться над чувствами верующих и унизить их человеческое достоинство…», то значит он сам крайне агрессивен и тенденциозен. Многозначность объектов восприятия – оборотная сторона системы наших собственных установок и предвзятостей.
Наконец, на принципе многозначности построены и тесты на творческий интеллект. Требуется, например, быстро дать предъявляемому рисунку максимальное число трактовок. Однозначность восприятия – это самый низкий культурный и творческий уровень, и самая высокая тенденциозность.
Однако в тексте экспертного заключения, написанного, как указано, д-ром психологических наук, игнорируются эти элементарные сведения, фундаментальные для научной психологии. Эксперт пишет: «Явная узнаваемость… евангельских сюжетов абсолютно исключают любую двойственность толкования, содержания и направленности экспонатов». Он словно не понимает, что и Евангельские тексты многозначны, и не знает, какое разнообразие их, подчас диаметрально противоположных трактовок существует, например, в отношении образа Иуды.
Прием соединения священного и вульгарного, комичного, который возмущает эксперта как «карикатура», «глупая и оскорбительная насмешка над образом Иисуса», — давно и широко распространенный художественный прием, который опять-таки многозначен, но воспринимается обычно как честное воспроизведение нашей действительности, где такое соединение – сама повседневность.
Восприятие экспертом экспонатов выставки, как атакующих христианство, унижающих его (словно это возможно!), и издевающихся над ним вплоть до нанесения тяжелых психотравм верующим, характерно для так называемой манихейской ереси, т.е. склонности во всем видеть чью-то злонамеренность, злую волю. В результате, такие эксперты и цензоры часто видят крамолу на пустом месте и сами договариваются до кощунств, которых без них никто бы и не озвучил, и так не подумал. Например, что «православное христианство – своего рода мультипликационная сказка, история, предназначенная для времяпровождения, легкого развлечения, не несущая в себе никакого ценного духовно-нравственного или религиозно-культурного содержания». Можно не сомневаться, что такое восприятие изображений Евангельских сюжетов, где вместо Иисуса фигурирует Микки Маус, могло оскорбить разве что небольшую кучку дремучих фундаменталистов, но для подавляющего большинства, особенно детей, это только содействует сопричастности Евангельскому духу, как, например, лев в «Хрониках Нарнии».
Издевательским является для эксперта и изображение распятия, где вместо головы Иисуса помещен орден Ленина. Для него – это глумление над Иисусом, хотя давно расхожим является понимание такого изображения как вполне адекватной метафоры коммунистической идеологии, вознамерившейся занять место религии, но оставшейся только ее суррогатом. И т.д. и т.п.
Оскорбился ли сам эксперт тем, что трактует как оскорбление чувств? Если да, то он не может быть объективным, если нет, то для него это поле умственных спекуляций в любую сторону. И действительно, арсенал его доказательных средств подтверждает это. Он использует специфическую терминологию, знаменитую способностью жонглировать смыслами и значениями. Так эксперт видит во всех экспонатах выставки попытку «изменить мировосприятие зрителя», доказать, что «религия – малоценная условность». И перечисляет 4 психологических приема «принудительного достижения интроекции [ Принятие индивидом в свой внутренний мир взглядов, мотивов и установок как своих. ] зрителем тех смыслов, которые авторы экспонатов выставки стремятся ему навязать, а также приемы возбуждения религиозной вражды и унижения человеческого достоинства…». Вот только «принудительной интроекции» в принципе не бывает, — это несовместимые вещи, интроекция всегда добровольна и может быть только добровольной. Но само использование экспертом не принятого в отечественной психологии психоаналитического понятия «интроекции» очень показательно. Это понятие подразделяется на собственно интроекцию и проекцию, пребывающих в динамическом балансе как ассимилятивные и диссимилятивные процессы. Это открывает дорогу произволу бесконечных интерпретаций.
Интроекция возможна только в случае приемлемости для данной конкретной личности, но никогда не вопреки ей. Личность – не пассивный воск, она во всем избирательна. Эксперт же явно исходит из архаического представления о пассивности, инфантильности личности, которую надо опекать, изолировать от действительности.
Вот типовое утверждение эксперта: «большинство зрителей крайне болезненно и психологически тяжело воспримут описанный экспонат». Здесь неверно все: и то, что «большинство», и то, что «крайне болезненно» (одни мнения и никаких фактов), и даже что «воспримут», — ведь кто пойдет на такую выставку? – только люди достаточно высокого культурного уровня и разносторонних интересов, т.е. подготовленные, не «буквалисты». Таким образом, это голословное декларативное заявление, не соответствующее действительности, и не только не подкрепленное экспериментально, но противоречащее всему имеющемуся опыту.
Описывая в качестве одного из психологических приемов «принудительного достижения интроекции» — «циничную иронию, сарказм…», эксперт акцентирует сознательную провокативность действия такого «высмеивания», что «обеспечивает актуализацию регрессивных аффективных реакций и некотролируемых форм агрессивного поведения зрителя». Т.е., он заранее выдает индульгенцию погромщикам выставки, обвиняя в их действиях самих устроителей выставки. Погромщики выставки объявляются жертвами, которые якобы юридически неответственны в силу «неконтролируемых аффективных реакций». Эти, выхваченные из учебника, психиатрические понятия в данном контексте совершенно безответственны и с действительным основанием могут считаться подстрекательскими, в отличие от экспонатов выставки, которые эксперт квалифицирует таким образом.
Наконец эксперт, вновь произвольно вторгаясь в сферу психиатрии, заявляет, что «логика человеческого восприятия и мышления у психически здоровых людей работает так, что предметы рассматриваются напрямую, а не исходя из их предполагаемого обратного (противоположного) смысла». На самом деле, — и это школьная истина, — наоборот: именно психически здоровые люди далеки от прямого, непосредственного, буквального понимания смысла метафор и художественных образов, понимают их условный, переносный смысл. Здесь существует целая градация степеней (даже ступеней) буквальности восприятия и понимания: буквальное, конкретное, конкретно-ситуационное, абстрактное, — хорошо известная клиническим психологам. У нас нередко встречается буквальное восприятие Святого Писания. Мы описали даже случай судебного иска в адрес Библии.
Эксперт утверждает, что «удивление, изумление, шок» и «осознание оскорбительного посыла» несет «угрозу потери жизненных ориентиров и переосмысления нравственных ценностей», является «сильнейшим экстремальным воздействием на психику, несущим прямую угрозу целостности личности и разрушение сложившейся картины мира», является «психотравмирующим событием и сильнейшим стрессовым фактором, причиняющим непереносимые нравственные страдания», и т.д. и т.п. Полная несостоятельность всех громоздящихся здесь тавтологий ясно выступает в неграмотном цитировании определения психиатрического термина «посттравматический стресс» (л. 13), где начинать надо с того, какие именно психические расстройства его характеризуют и зафиксированы ли они хоть у кого-то из зрителей, а не подменять тем, от чего это бывает. Без первого второе теряет смысл.
Вместо того, чтобы написать по-русски «злобное высмеивание», «злобные насмешки», эксперт пишет «дисфорическое высмеивание», «дисфорические насмешки». Такое доморощенное использование психиатрического термина «дисфория» режет профессиональный слух, так никто не говорит, это некое наукоподобное кокетство.
Нужно обладать болезненно обостренной чувствительностью, либо разгоряченной политической ангажированностью, чтобы воспринимать экспонаты выставки «крайне болезненно» и т.п. Эксперт все же настаивает, что «это приводит к сильнейшим психотравмирующим сдвигам в личности верующего зрителя». Может быть, эксперт так вжился в ситуацию, что сам пережил возможность такого сдвига в своей личности, но много ли стоит вера и личность, которые сдвигаются от рассматривания такой картины? Вокруг нас сплошь вещи посильнее, не говоря уже о кинохронике, показывающей политику советской власти в отношении религии: разрушение церквей, превращение их в склады и отхожие места, расстрел цвета духовенства…. А ведь эксперт – человек этого поколения.
Наконец, эксперт уверяет, что экспонаты выставки сконструированы намеренно с целью «добиться проникновения их психологического воздействия в глубокие слои бессознательного, открывает возможность скрытого манипулирования сознанием». Все модные спекуляции на тему о возможности «скрытого манипулирования сознанием», успешно используемые для наживы — современный вариант веры в колдовство – замалчивают простой довод: будь это возможным, мир давно был бы другим, в частности, не потребовалось бы настоящее судебное разбирательство, да оно и не смогло бы состояться.
Все перечисленное настолько расходится с данными психиатрической науки и выражено такой характерной многословной гиперболичной до мегаломоничности лексикой, таким тяжелым смакующим духом, такой вязкой манихейской одержимостью, и такой малосодержательностью, что вполне могло бы само служить основанием психиатрической экспертизы, если бы не лежащая на поверхности достаточно вероятная версия, что все эти натужные искусственные ухищрения лишь повод, придирка для осуществления вполне рациональных целей. Но это выходит за пределы нашей профессии, и поэтому достаточно засвидетельствовать полную научную несостоятельность с позиций психиатрии и психологии страхов эксперта относительно психологического стресса, психотравмирующего влияния, изменения личности, манипулирования сознанием на подсознательном уровне и т.п.
За 80 дней можно было бы успеть провести доказательное научное исследование в отношении заданных вопросов в отношении заданных вопросов, но эксперт не организовал такого исследования. Между тем, заключение начинается с того, что «предметом исследования явились содержание, смысловая направленность и психологическое воздействие на зрителя экспонатов и сочетания экспонатов выставки». Но само исследование как таковое отсутствует: нет ни исследования со случайной выборкой, ни исследования отдельных индивидуальных свидетельств. Похоже, что эксперт исследовал свое собственное восприятие.
Искусственное затруднение доступа к экспонатам, возможность рассматривать их только в небольшое отверстие на уровне роста взрослого, эксперт рассматривает как провоцирующий прием «понуждения к действиям, сходным с сексуальной девиацией вуайеризмом». Но с тем же основанием такую претензию можно было бы предъявить секс-шопам и всевозможным злачным местам, доступ в которые искусственно затрудняется их местоположением и разнообразными другими приемами, что даже предусмотрено правовыми и нормативными актами.
Восприятие экспонатов выставки должно рассматриваться в контексте ее названия – «Запретное искусство – 2006», которое задает установку, исключающую шок, о котором столько говорится, и могло бы дать только разочарование ожиданиям, куда более смелым и более кощунственным. Готовность преодолевать специально выстроенные искусственные препоны, чтобы оскорбиться, — это тоже провокативность и притом вполне умышленная.
Из бесчисленного числа примеров адекватного восприятия и отношения к идеологическим противникам, давно ставших традиционными в цивилизованных обществах, достаточно привести Фридриха Ницше, чья ожесточенно антихристианская проповедь и объяснение происхождения христианской этики из ресентимента, т.е. далеко не лучшего источника, не были объявлены кощунством и отторгнуты, а были конструктивно встроены. То же самое – В.В.Розанов, вопреки резкой критике которым православия и в самом деле кощунственным высказываниям, он не был отторгнут ни РПЦ, ни Московской Патриархией. Что касается произведений искусства, то по логике всего заключения эксперта и «Гаврилиада» — кощунство, ее надо запретить, а А.С.Пушкина — осудить.
Недопустимо низкий научный и культурный уровень экспертного заключения, его разностилье и многие конкретные приметы заставляют предположить, что его автором является не доктор психологических наук В.И.Слободчиков, а разношерстная бригада манипуляторов средней руки, не имеющих отношения к научной психологии. То, что директор Института, член-корреспондент В.И.Слободчиков вынужден был подписать такое заключение, является выражением хорошо известного факта, что высокие посты – это тяжелые цепи, оковы, помеха для эксперта, ограничивающие его независимость.
Таким образом, эксперт представил в своем заключении не столько свои мнения, сколько свои страхи и возмущение, свою явную тенденциозность, а вместо доводов прибег к обличениям, не подкрепляя их научными обоснованиями.
Выводы:
1. экспертное заключение В.И.Слободчикова не удовлетворяет современным научным требованиям;
2. выводы эксперта лишены обоснования, которое подменяется выражением эмоций.
Л.Н.Виноградова, Ю.С.Савенко