В каких только целях не используется психиатрия! На приеме в НПАР мне часто приходится слышать совершенно жуткие истории, после которых легко потерять веру в людей… Отнять у матери детей при разводе, только чтобы ей отомстить; ограничить, а то и лишить родительских прав одного из родителей, имеющего расстройство – множество случаев. Признать мать/отца/брата/сестру (нужное подчеркнуть) недееспособным и отправить в ПНИ, чтобы продать/забрать себе квартиру – не возьмусь даже назвать число таких дел за время работы НПАР. А уж нарушения прав людей с ментальными расстройствами очень разнообразны, к сожалению…
То ли история наша такова, то ли условия существования вызывают к жизни в людях самые непривлекательные черты, но перед соблазном использовать психиатрию, чтобы наказать, покарать, испугать, изолировать неугодных и неудобных, мало кто устоял.
Справедливости ради нужно сказать, что есть и примеры удивительной самоотверженности и бескорыстной помощи и любви, но их в разы меньше, увы… Хотя о них я тоже обязательно как-нибудь напишу.
Дети – очень уязвимая категории в плане психиатрии. Особенно дети, оставшиеся без родительского попечения. Там, где педагогика бессильна – на помощь приходит психиатрия. Карательная. Казалось бы, в 2015 году вокруг этой темы возник серьезный общественный резонанс, вызванный публикациями в СМИ ряда сюжетов о том, что в российских детских домах распространена практика наказания помещением в психбольницу за плохое поведение. И вроде бы руководители детских домов получили негласный запрет на направление детей в психиатрический стационар.
Схема, конечно, понятна, проста и ужасна. Педагоги детских домов получают отличный рычаг управления поведением детей: те, кто вернулся из психбольницы, рассказывают о своем пребывании там достаточно для того, чтобы остальным не хотелось туда попасть. С другой стороны, наличие психиатрического диагноза – прекрасный способ отстоять свою честь педагога: это он себя так ведет не потому, что я не знаю, как или не хочу с ним работать, а потому, что у него очередное обострение.
А потом, как ребенок, живущий в детском доме, может отстоять свои права? Оспорить незаконное помещение в стационар, постановку диагноза? К кому ему идти? С точки зрения закона, его законный представитель, который должен защищать его права, – детский дом, который как раз заинтересован в обратном. В том, чтобы прав вообще не было никаких. Проблема в том, что детям, оставшимся без попечения родителей, до 15 лет психиатрическая помощь оказывается с согласия законного представителя. В случае, если ребенок находится в детском доме, то это сотрудник этого детского дома. Нетрудно догадаться, в чьих интересах он будет действовать. Получается, что действующее законодательство не содержит никаких дополнительных гарантий для таких детей. У них нет альтернативы. Проект системы общественного контроля за обеспечением прав детей в стационарных учреждениях содержал положения, которые предусматривали, например, создание альтернативных медико-психолого-педагогических комиссий в субъектах России, куда могут обратиться дети-сироты, не согласные с поставленными диагнозами, госпитализацией, помещением в ПНИ. Предполагалось вменить в обязанности органам опеки и попечительство брать под контроль каждый случай постановки на психиатрический учет воспитанников детских домов и т.д. Но проект так и остался проектом, а «воспитание психушкой» продолжается.
В ситуации, с которой обратились в НПАР России, мальчику, незаконно помещенному в стационар, можно сказать, повезло. У него есть мама, которая готова его защищать, и она будет идти до конца, чтобы добиться справедливости.
Так получилось, что маму Максима ограничили в родительских правах, а мальчика поместили в детский дом. Наташа (мама) часто навещала Максима, постоянно приносила ему игрушки, еду, одежду. Они жили надеждой на то, что вскоре Наташа сумеет права восстановить, и они снова будут вместе. Максим верил в то, что с мамой разлучился только на время. Тем сильнее было разочарование и отчаяние от того, что суд отказал Наташе в восстановлении родительских прав, когда она обратилась с таким заявлением в первый раз. Как рассказал сотрудник комиссии по делам несовершеннолетних, Максим сначала замкнулся, очень обиделся на маму, не хотел с ней видеться, считал, что это она во всем виновата. «Мы ему объясняли ситуацию, рассказывали, что будет дальше, что мама будет пытаться еще, и обязательно получится. Но педагоги детского дома вообще никак не отреагировали на эту ситуацию, и Максим начал привлекать к себе внимание, как мог, в том числе и вызывающим поведением. Я спросила его, зачем он это делает, и Максим ответил: потому что хочет домой, к маме.» Закончилось все плачевно: мальчик срывал уроки в школе, учителя жаловались на него директору школы, та решила вопрос просто: дала распоряжение не допускать Максима к урокам. А когда Максим украл мобильные телефоны у своих одноклассников, директор детского дома пошла уже проторенным и проверенным путем: материалы о кражах мобильных телефонов были переданы в комиссию по делам и несовершеннолетних и далее в суд. Суд же решил поместить мальчика в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей (ЦВСНП). Максим провел там месяц, прошел диагностику, и психологи Центра отметили, что мальчик общительный, дружелюбный, очень контактный, любознательный, но педагогически запущенный. Да, он эмоционален, бурно переживает как положительные, так и отрицательные эмоции. Это вообще свойственно подросткам. Да и ситуация, в которой он оказался, очень непростая. Сотрудники ЦВСНП в своем заключении по результатам диагностики сделали вывод, что педагоги детского дома, в котором находился Максим, видимо, не уделяли ему необходимого внимания.
Итак, Максим в течение месяца, с 22 декабря 2015г. по 21 января 2016 г. находился в ЦВСНП. 21 января 2016 г. его передали директору детского дома. При этом якобы 20 января он, в присутствии медсестры детского дома, был обследован врачом психиатрического стационара, по результатам обследования было выписано направление на госпитализацию с диагнозом «несоциализированнное расстройство поведения». Детский дом всеми силами старался избавиться от неудобного ребенка. Как сказал кто-то из сотрудников: «у нас 43 человека, и он один такой. Остальные нормальные».
В начале февраля Максима увозят в психиатрический стационар, в котором он провел две недели. По сфальсифицированному направлению, без обследования, без каких-либо оснований, абсолютно беззаконно. Это все выяснилось в ходе прокурорской проверки, инициированной мамой Максима.
Повезло в этом деле, если это слово здесь вообще уместно, дважды: во-первых, потому что есть мама, которая готова бороться, а во-вторых, потому что, стряпая липовое направление, психиатр, видимо, была не в курсе, что ребенок какое-то время отсутствовал в детском доме, и оказалось, что обследование Максим должен был проходить еще тогда, когда находился в ЦВСНП. Это было очень легко проверить: сотрудники Центра подтвердили, что такого обследования Максим не проходил и Центр не покидал до 21.01.2016.
Именно это, на мой взгляд, позволило довести дело до конца: будь дата на направлении иной – и доказать отсутствие диагноза и оснований для госпитализации было бы очень непросто. В таких делах все обычно упирается в то, что, если есть диагноз, то показаниям человека с расстройством, тем более ребенка, суд доверять не склонен. И обвинение против директоров детских домов, наказывающих психушкой за плохое поведение, разваливается.
Да и в нашем случае маме Максима пришлось побороться: ее заявление о совершении преступления по ст. 128 УК РФ (незаконная госпитализация лица в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях) в полиции отложили в долгий ящик, затем, после жалобы, передали в следственный отдел, который тоже саботировал проверку. Наконец, после обращения Наташи в прокуратуру, дело было передано другому следователю. Прокурорская проверка, проведенная по обращению мамы Максима, установила отсутствие должного контроля и внимания в отношении Максима со стороны педсостава детского дома, что, по сути, означает неудовлетворительное выполнение возложенных законом и судом обязанностей попечителя. А также проверка подтвердила, что никакого обследования врачом-психиатром не проводилось, направление и запись в карте были фальсифицированы и, следовательно, помещение ребенка в стационар не имело никаких оснований.
Но даже после таких результатов прокурорской проверки Наташе трижды отказывали в возбуждении уголовного дела. С помощью НПАР, наконец, через полтора года дело возбудили.
Как вы уже, наверное, поняли, маму Максима восстановили в родительских правах. Уже год они с Максимом живут вместе, у них все хорошо. Но Наташа не хочет просто забыть о том сложном периоде. Она очень хочет, чтобы Максиму сняли диагноз, чтобы директор детского дома и врач, которые приняли решение «полечить» плохое поведение, были наказаны. Чтобы другие дети, которым некому помочь, могли не бояться, что их тоже могут «упечь в психушку», если что.
Евгения Доброванова