После Мурманска пример Йошкар-Олы подтверждает: для психиатров права их больных должны быть приоритетнее ведомственных интересов силовых структур. Четвертая за короткий срок проверка в конце 2007 года (Мурманск, Москва, Рыбинск, Йошкар-Ола) позволила наметить как некоторые общие черты, так и особенности этих разных регионов.
Общим оказалось то, что обнаружилось с первого раза и составляет существо дела – резко расширительная трактовка опасности психически больных, явственным образом связанная с использованием психиатрии в немедицинских целях под давлением силовых структур.
Очередной раз, также как в мурманском деле Ларисы Арап, не наученные ее примером психиатры предпочли защиту общественного спокойствия, а вернее, спокойствия властей свободе своего пациента. На этот раз в психиатрическую больницу попал активист коалиции «Другая Россия», попал незадолго до выборов в Государственную Думу, под кампанию борьбы с акциями инакомыслящей молодежи. И опять по обращению Гарри Каспарова (12 декабря) к Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации В.П.Лукину и – параллельно – обращению в НПА (Независимую психиатрическую ассоциацию) России региональной правозащитной организации, адвоката и самого стационированного была организована группа из трех членов нашей Ассоциации (Ю.С.Савенко, В.Н.Цыганова, Л.Н.Виноградова), которая 27 декабря прибыла (на один день) в Йошкар-Олу.
25 декабря мы поставили в известность о своем приезде министра здравоохранения Республики Марий Эл и главного врача Республиканской психиатрической больницы № 1. И уже на следующий день Артем Б. был отпущен домой. Тем не менее, мы сочли необходимым разобраться на месте с происшедшим. Рано утром 27 декабря сопредседатель правозащитной организации «Человек и закон» Сергей Подузов и адвокат Светлана Сидоркина организовали нам освидетельствование Артема Б. по его желанию. После этого состоялась очень доброжелательная встреча с министром здравоохранения Республики Марий Эл В.М.Шишкиным, который распорядился доставить нас в психиатрическую больницу.
В больнице нас встретили главный врач Тагир Нурдинович Бедертдинов и его заместитель Алла Михайловна Соколова. Мы вручили в подарок библиотеке больницы последние издания НПА России: пачку справочного руководства Ю.Н.Аргуновой «Права граждан с психическими расстройствами», комплекты последних выпусков Независимого психиатрического журнала и сборник избранных трудов Артура Кронфельда, и разъяснили не только цель приезда, но – достаточно подробно – весь предшествовавший контекст событий, связанный с мурманским и рыбинским делами, нашей позицией и единодушием, достигнутым на Пленуме Российского общества психиатров.
И главный врач, участник одного из наших семинаров (в Софрино), и его опытный заместитель выразили полное понимание проблемы. Но тут же, приступая к делу, потребовали подтверждения наших полномочий. Каждый из нас троих имел именную доверенность от омбудсмена страны. Но в отличие от министра здравоохранения Республики, она не произвела на наших коллег должного впечатления. Перед нами вдруг, словно в каком-то дежа вю, развернулся откуда-то знакомый во всех подробностях сценарий. Вопреки нашим уверениям, что – хотя мы вправе на проверку по собственному Уставу, последний раз зарегистрированному в Минюсте России в 2005 году, но нам совершенно достаточно доверенности омбудсмена страны, от нас упорно, глухие ко всем доводам, требовали нотариально заверенного подтверждения регистрации Ассоциации и ее Устав, потом договор с Артемом (!) и заявление от него, а когда мы предъявили такое заявление потребовали заверить его нотариально (зная, что вечером мы уезжаем), или хотя бы в ЖЭКе! Смехотворность этого требования руководством больницы уже не ощущалась, потребовалось напоминание – «Вы можете заверить его подпись сами!». Но крещендо этого театра абсудра продолжалось. По поводу доверенности Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации мы услышали: «А кто это такой?», «А что это за закон об Уполномоченном? Мы его не знаем», «Консультант-плюс в Интернете? А почему мы должны ему верить? Он не заверен!». Тут заместитель главного врача удалилась и – как нетрудно было догадаться после звонка министру – вернулась готовая сотрудничать без всяких условий. От нас потребовали только письменного свидетельства о неразглашении медицинской документации, словно мы автоматически неподвластны этому элементарному этическому и правовому требованию. И словно это не мы защищаем интересы Артема, от имени которого выступаем и для чего приехали! Впору изумиться: вся эта нелепость этих усилий была недоступна прогнозу? Ведь все делается ясным сразу и такими действиями только подчеркивается: есть что скрывать, прятать, и это им самим понятно. И действительно, это были не грубые, а отчаянные попытки.
Нам были сразу выданы обе истории болезни Артема Б. и откровенно сказано, что больше всего они боятся иска о компенсации морального ущерба. Мы успокоили коллег, что Артем, при своем крайне бедственном положении, предпочитает не трепать свое имя, и поэтому иском не грозит. А ведь он 20-летний живет с 19-летним братом на пенсию 1,5 тысячи по смерти кормильца – матери, умершей от рака полгода назад, и на какие-то крохи от публикаций комментариев к компьютерным играм. Они с братом – студенты, соответственно, третьего и первого курса, но уже в подвешенном состоянии; 12 летняя сестра живет с бабушкой.
Наконец, добравшись до профессиональной материи, мы увидели повторение мурманской истории. И здесь в прошлом было стационирование в психиатрическую больницу по собственному обращению Артема. В соответствии с волей Артема и медицинской тайной в отношении медицинской документации, мы можем засвидетельствовать только то, что, во-первых, обе истории болезни написаны образцовым образом, очень содержательно, с конкретными примерами поведения и прямой речи, развернутыми экспериментально-психологическими исследованиями и убедительно аргументированными диагнозами. Короче, как и в мурманском деле, диагностических расхождений у нас не возникло. Единственное, но принципиально важное расхождение касалось оснований недобровольного стационирования.
Реконструируя события со слов Артема, которым нет оснований не доверять, так как они повторяют однотипный сценарий во многих других местах, — он со своим близким товарищем однокашником давно были на заметке ФСБ как нацболы, а после поездки на «Марш несогласных» в Самару и – особенно – после заявки, подданной ими 14 ноября на проведение митинга в Йошкар-Оле – стали объектом наружного наблюдения. 23 ноября по выходе Артема из храма, где он ставил свечку по матери, к нему подошли двое в штатском и спросив, состоит ли он на учете в ПНД, посадили в машину и отвезли в диспансер, где на его протесты, ему объяснили, что если его не стационируют, то им самим будет плохо.
Направление на стационирование было выдано по п. «а» ст. 29 Закона о психиатрической помощи — «непосредственно опасен для себя и окружающих» (!) самим главным врачом ПНД П.Н.Фадеевым, он же главный психиатр Республики, который – вместо того, чтобы разобраться в случившемся и по возможности защитить своего пациента от милиции, — продублировал крайне маловероятную версию, что Артем «приставал к женщинам и девочкам». Маловероятную уже в силу самого психического состояния Артема как на момент стационирования (как оно описано в истории болезни), так и на основании индивидуальных особенностей его личности и болезненной симптоматики, в которых мы убедились при его освидетельствовании. Этот памятный с советских пор формальный стиль «профилактической зачистки» вместо выстраивания доброжелательных отношений с пациентом, чтобы вызвать понимание в необходимости амбулаторного лечения, надолго определяет отношение пациентов к психиатрическим учреждениям.
В предоставленном суду «мотивированном заключении врачебной комиссии от 23.11 на госпитализацию в недобровольном порядке» тяжесть психических расстройств была грубо преувеличена, причем не в описательной, а в оценочной части. Врачи пишут:
«подозрительно смотрит на окружающих», — словно недобровольное стационирование располагает к доверию;
«склонен к рассуждательству», — слишком много объяснялся;
«приставал с сексуальными намерениями к женщинам и девочкам», а «говорит, что ни к кому не приставал. При этом нелепо улыбается»;
«якобы работает «писателем», тогда как сам Артем поясняет: «Я зарабатываю деньги тем, что пишу в Интернет статьи о компьютерных играх, тем и живу. В месяц получается примерно 1000-2500 руб. Живем вдвоем с братом, готовим еду сами» (из протокола судебного заседания). И т.д.
Мы видим, что нет ничего, что свидетельствовало бы о нарастающем обострении психического расстройства. В прошлом было мучительное психическое расстройство, которое адекватно описано и квалифицировано в истории болезни. И есть очень тяжелая жизненная ситуация. Артем был адекватен, соглашаясь на недельное стационарное лечение и не отказываясь от амбулаторного. Оформлять в таких случаях недобровольное лечение «только в стационарных условиях» настолько неадекватно, настолько противоречит высокой квалификации врачей, очевидной по многим другим признакам, что ясным делается совершенно другой мотив стационирования – старый советский – полицейский – подержать в больнице пока не пройдут выборы.
Оценочной частью служил выставленный в истории болезни 2006 года окончательный диагноз «шизотипического расстройства личности» (кстати, оставленный и в последней истории болезни), который преподносился на суде на порядок более тяжелым, как «шизофрения», тогда как в общепринятой классификации психических расстройств они фигурируют как разные расстройства под разными шифрами.
Шизотипическое расстройство личности – это разнообразные клинические проявления, которые обозначались в советской психиатрии как вялотекущая и малопрогредиентная шизофрения – диагноз, выставлявшийся политическим диссидентам. Такого рода пациенты составляют, как правило, амбулаторный контингент. В случае Артема писать, что его лечение «возможно только в стационарных условиях» — явная передержка, противоречащая и диагнозу, и тому факту, что первое стационирование длилось два с половиной месяца, а второе всего один месяц.
Мы видим совершенно однотипные действия то ли ФСБ, то ли МВД, их совершенно беззаконное вмешательство в деятельность психиатрической службы и послушность администраторов, ведущих себя не по врачебному. «Опасность для себя и окружающих» в деле Артема Б., так же как Ларисы Арап, — откровенный цинизм. Но и ссылка на п. «в» ст. 29 («существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи.») врачи обосновывали суду сведениями из старой истории болезни и пресловутым «приставанием» со слов службистов, для которых это чисто «оперативный прием», как подкладывание наркотиков и т.п., а не «объективный анамнез». Поражает недальновидность и мелкотравчатость режиссеров этого сценария. Артем действительно нуждался в амбулаторной терапии, к которой его было совсем нетрудно склонить, а не в недобровольном стационарном лечении.
Хотелось бы особо отметить превосходную работу адвоката – достойной представительницы марийской интеллигенции Светланы Ивановны Сидоркиной. Она самостоятельно и тонко в деталях зафиксировала важный правовой блок допущенных нарушений – в праве на защиту.
Следует отметить в качестве значительного плюса Республики Марий Эл, что здесь, опережая многие другие регионы, включая Москву, пациентам выдают на руки постановление суда о недобровольной госпитализации.
Что касается главного врача, то мы можем только высказать чувство горечи за то положение зависимости, в которое в сугубо гражданских делах ставит достойных профессионалов солдафонская вертикаль власти.
Юрий Савенко, президент НПА