- Россия, как известно, страна крайностей. В делах и в суждениях мы зачастую резки и безапелляционны: восхвалять, так до небес, проклинать, так «до седьмого колена». Мнение оппонента – априори ошибочное, наше – самое верное и разумное. Но бывают ситуации, когда излишняя самоуверенность противопоказана, и необходимо учитывать все точки зрения, чтобы сделать правильные выводы.
«Дело Балакиревой»
15 января в «Новой газете» появилась статья Н. Черновой «Лечим галоперидолом. Под ключ». Её смысл: «Каждый из нас может стать жертвой карательной психиатрии на том лишь основании, что кому-то понадобятся наши квадратные метры». Это и с нашей точки зрения реальная опасность. Автор описывает историю Лидии Ивановны Балакиревой: её дочь обратилась в суд с заявлением о признании матери недееспособной и идёт на всё, лишь бы упечь бедную женщину в «психушку» и стать единственной обладательницей трехкомнатной квартиры в центре Москвы. Якобы проведена спецоперация с участием продажных милиционеров и врачей-психиатров. В статье упоминается, что Л. Балакирева обращалась за помощью в НПА.
Отметим, что НПА России в каждом выпуске своего журнала помещает многообразные конкретные примеры грубейших злоупотреблений психиатрией в «квартирных процессах», но описанный здесь случай не является столь простым и однозначным.
Да, права пациентки неоднократно нарушались, начиная с её первой недобровольной госпитализации в психиатрическую больницу (неизвестно, кто представлял интересы Л. Балакиревой в суде, когда решался вопрос о госпитализации и лечении). Был нарушен закон и при рассмотрении вопроса о её недееспособности в суде: Балакиреву не известили о судебном заседании, она на нём не присутствовала и не могла защищать свои интересы через своего представителя, не было свидетелей с ее стороны, ей не вручили судебное решение в сроки, позволяющие обжаловать это решение в кассационной инстанции и т.п. К тому же, когда опекуном Л.Балакиревой назначали её дочь, никто не поинтересовался мнением «опекаемой». И если бы подруги Лидии Ивановны по собственной инициативе не обжаловали решение суда, Балакирева вряд ли смогла бы выйти из ПНИ и добиться нового рассмотрения дела.
Но не будем вдаваться и в другую крайность, утверждая вслед за газетой тезис о «продажности» медицинских и правоохранительных инстанций, якобы договорившихся с дочерью Балакиревой насчёт признания ее матери недееспособной. Повсеместный разгул коррупции – наша постыдная реальность, но это всякий раз требует ответственных доказательств. В данном случае это, мягко говоря, сомнительно. Столь же спорно утверждение о том, что «большие дозы тяжелых нейролептиков» обострили у Балакиревой диабет. Пресловутый галоперидол, вынесенный в заголовок статьи в «Новой», успешно применяется при амбулаторном лечении даже в пожилом возрасте.
«Домашняя» болезнь
Автор статьи Наталья Чернова права в главном: проблема определения критериев недееспособности ныне является для российской психиатрии самой острой, а правоприменительная практика в этой сфере все чаще и чаще становится постыдной. Начиная с 90-х гг., когда наши соотечественники получили право распоряжаться недвижимостью, количество судебных дел о недееспособности возросло в 3-4 раза. Людьми движут разные мотивы. Известно, что многие владельцы квартир (в том числе — с психическими расстройствами), потеряли жильё, став жертвами мошенников, поэтому вполне понятно желание родственников защитить своих близких от последствий необдуманных решений. Но зачастую в суд обращаются и те, кто хочет завладеть квартирой своих престарелых или больных родственников, прикрываясь диагнозом — «недееспособны».
В конфликте из-за недвижимости здоровый и адекватный человек без особых проблем может защитить свои права в суде, но всё меняется, когда в роли ответчика выступают пожилые люди или те, кто когда-либо обращался за психиатрической помощью. В этих случаях суд обычно назначает судебно-психиатрическую экспертизу. И здесь трудно переоценить роль врачей-экспертов, от решения которых зависит судьба человека. К сожалению, не всегда они оказываются на высоте. Порой экспертиза пожилого человека проходит на фоне интенсивной психофармакотерапии, которую он плохо переносит. Находящийся под воздействием лекарств человек может выглядеть неадекватно именно из-за побочных действий этих лекарств. Так, в одном из заключений СПЭ было описано психическое состояние пожилой женщины, которую «привели на комиссию под руки, отмечалось слюнотечение, заторможенность, выглядела растерянной». Говорила она сбивчиво и бессвязно, эксперты сочли услышанное «бредовой симптоматикой». Но на суде «бред» не подтвердился, а женщина, оправившись от воздействия препаратов, дала суду чёткие и ясные разъяснения по существу дела, добившись признания своей дееспособности.
Особенно сложно принять решение, когда речь идёт о психическом расстройстве, проявляющемся лишь в месте проживания пациента и в отношениях с близкими ему людьми. Это так называемый бред малого размаха. Подобное расстройство нередко встречается у пожилых людей: человек неуютно чувствует себя дома, ему кажется, что он подвергается некоему воздействию, а близкие люди желают ему зла. Но стоит выйти за пределы квартиры – и он кажется совершенно здоровым: никто не замечает в нём никаких отклонений. Пациент может успешно работать, адекватно общаться с людьми, отстаивать свои интересы. Но стоит ему переступить порог собственного дома – болезнь возвращается. Человека с такими симптомами следует оценивать как парциально (частично) недееспособного, но подобное понятие, к сожалению, отсутствует в нашем законодательстве.
Право на бесправие?
«Дело Балакиревой» — яркий пример досадного пробела отечественного законодательства. Существующий в российской правовой системе институт недееспособности построен по принципу «всё или ничего»: либо полная дееспособность, либо полная недееспособность. «Шаг влево, шаг вправо» от нормы – и человек оказывается вне рамок правового поля. Ведь если гражданина признают недееспособным, он автоматически утрачивает большинство прав: распоряжение личным имуществом, собственным лечением, местом жительства, участием в выборах или в судебных разбирательствах. Но, как показывает практика, степень неспособности принимать решения из-за психического расстройства проявляется индивидуально у каждого больного: многие из тех, кого признали недееспособными, могут принимать адекватные решения при определённых условиях. xamsterdam.nl
Подобное ограничение прав недееспособных граждан приводит к их многочисленным нарушениям. Самостоятельно эти люди отстаивать свои интересы не могут: закон позволяет им обращаться в суд только через опекуна, причем, повлиять на выбор опекуна опекаемый не имеет права.
Пытаясь разрешить все эти проблемы, НПА инициировала заседание Экспертного Совета при Уполномоченном по правам человека в РФ. Речь шла о необходимости введения в российское законодательство понятия «парциальной недееспособности», что позволит более рационально ограничивать права частично недееспособных граждан. Необходимость скорейшей реформы института недееспособности и опеки вытекает и из международных обязательств РФ: несоответствие существующей системы требованиям Европейской Конвенции по правам человека признано Европейским судом по правам человека (решение по делу Штукатурова, 2008 г.) и Комитетом ООН по правам человека. К тому же, существующие законодательные нормы о признании недееспособности не соответствуют правовым нормам ст. 12 Конвенции ООН по правам инвалидов, подписанной Российской Федерацией. Ратификация этой конвенции подразумевает отказ от принципа полной недееспособности и приведение института опеки в соответствие с международными стандартами прав человека.
Итак, ждем, что же решат наши законодатели…
Дмитрий Казеннов