О наркомании говорить всегда непросто. Как люди приходят к этому? Что заставляет их принимать наркотики? Кому удается «соскочить», а кто так и остается там, в этом странном для нас, непонятном мире? Психиатры говорят, что люди, страдающие психическими расстройствами, иногда начинают принимать наркотики, потому что это облегчает их состояние, позволяет им, например, раскрепоститься, инициировать общение с другими людьми и т. п. И при этом у них не возникает такой сильной зависимости, как у тех, кто не имеет психических расстройств.
Но иногда случаются совершенно удивительные истории. Так и хочется сказать: «граждане, не заигрывайте с психиатрией. Это вам может боком выйти». Хотя, это как посмотреть. Вот недавно в НПАР обратилась женщина. По поводу своего сына. Ему 26 лет, он закончил училище, служил в армии, вернулся, устроился на работу. Правда, за то время, пока он служил, мама успела перебраться из небольшого провинциального города в Москву. И вот после армии вернулся он уже в Москву. Большой город, куча соблазнов. Масса людей, зарабатывающих (или как?) огромные деньги, все это перед глазами: дорогие машины, шикарные девушки и т.д. А он молод, хорош собой, полон сил – и ничего этого нет. Он работает охранником. Дома – мама и сестра, прежнего окружения нет, друзьями пока не обзавелся. И вот он (назовем парня Андреем) знакомится с соседом. Они примерно одного возраста, у них много общего, с ним весело. И Андрей не без помощи этого самого соседа пробует курить спайс. И в какой-то момент мама понимает, что с Андреем что-то происходит. Что-то не то. Она выясняет, что именно, и впадает в панику. Ведь по телевизору как раз говорят, что случается с этими самыми, которые спайсы курят. Они выходят в окно – таких случаев было много. Еще и сестра подливает масла в огонь: «Мама, сделай что-нибудь, мы должны сделать хоть что-то, чтобы он остался хотя бы жив». Ну что ж, жив он точно остался. И я не берусь осуждать эту маму и эту сестру. Я не знаю, что я бы сделала на их месте. Понимаете, мама Андрея когда-то работала в психиатрической больнице, и она решает поместить его именно туда, когда он в очередной раз покурил. Она не сразу принимает это решение, сначала Андрея (с его же согласия) помещают в платную наркологическую лечебницу. Он пролежал там пять дней, а потом его выписали, объяснив маме, что не нашли у Андрея зависимости. Но он продолжил «покуривать». И после очередного раза она вызывает психиатрическую скорую, рассказывает про галлюцинации сына, и он оказывается в психиатрической больнице. В итоге Андрей лежал там два раза, вышел с диагнозом «расстройство личности». После первого раза Андрей снова курил «спайс», и мама действует по тому же сценарию. Она говорит: «Я сходила в наш районный ПНД, поговорила с врачом. Объяснила, зачем хочу его «закрыть». Нужно было изолировать его, «проучить». Я надеялась, что, полежав в психиатрической больнице, он одумается. Поймет, что лучше жить нормально и не употреблять наркотики, чем лежать там. Мне нужно было изолировать его, чтобы просто сохранить ему жизнь».
Мама Андрея говорит, что после того, как Андрей последний раз лежал в больнице, он два года не употреблял наркотиков. Никаких. Но он при этом продолжал общаться с соседом. И в результате этот сосед его подставил. Как выяснилось, позже, во время следствия, Андрей – не первый, с кем он так поступил. Сосед в один прекрасный день пригласил его поехать к знакомым девчонкам, они поехали. По пути сосед захватил какой-то матрас, объяснив Андрею, что он нужен, чтобы что-то там у девочек утеплить. Когда они приехали к дому, в котором жили эти самые девочки, сосед оставил Андрея с матрасом у подъезда, сказал, что ему нужно отойти на некоторое время, и ушел. К Андрею почти сразу же подошли люди в штатском – дальше обвинение по ч.2 ст. 228 (в матрасе оказались наркотики), следствие и, в итоге, Андрей приговорен к принудительному лечению в медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях общего типа.
Можно сказать, что психиатрический диагноз спас Андрея от реального срока по ч.2 ст. 228, а он составляет от трех до десяти лет. В этой ситуации ни Андрей, ни его мама не знали, что лучше: говорить правду о том, что в психиатрическую больницу оба раза Андрей попадал по маминой инициативе, которая просто не знала, как уберечь сына от возможной наркотической зависимости, или молчать, выбирая между реальным тюремным сроком и принудительным лечением.
Специалисты НПАР будут оказывать Андрею и его маме юридическую помощь, надеясь в будущем перевести Андрея со стационарного на амбулаторное лечение. Но его случай на самом деле поднимает очень важную проблему: наше законодательство и существующая система наркологической помощи никак не учитывают вопросы профилактики и помощи на начальных стадиях формирования зависимости: спасание утопающих – дело рук самих утопающих. Куда бежать маме, которая поняла, что ее ребенок попробовал наркотики? Что ей делать? Не говоря о существующих в нашем обществе взглядах стереотипах о наркоманах, о том стыде, ужасе, чувстве вины, страхе за жизнь ребенка, которые она испытывает, получается, что она остается один на один с этой проблемой. И пока каждый решает ее сам, как может, в том числе с помощью психиатрии.
Евгения Адрова