- В начале прошлого века классик пафосно воскликнул, что человек рожден для счастья, как птица для полета. Ах, если бы… Сколько одиночеств, боли и тревог на нашей планете. И всем хочется понимания и любви. Иногда — любыми средствами.
С рождения Юлия Конькова не знала материнской ласки: алкоголичка-родительница отказалась от ребенка сразу после родов. Юлия воспитывалась в детдоме и школе-интернате, росла вспыльчивой, капризной, не терпела запретов. Дерзила взрослым, дралась с детьми, с трудом усваивала школьную программу, обуздать ее буйный нрав не удавалось никому.
Впервые Юлию госпитализировали в 8 лет, в феврале 1985 г., диагноз — «осложненная олигофрения в степени дебильности». Затем девочка ещё несколько раз оказывалась в стационарах. Приступы немотивированной агрессии сменялись депрессией, когда Юлия угрожала самоубийством. Впрочем, уйти из жизни она никогда не пыталась.
В 1998 г. Конькову перевели в К-ский дом-интернат для престарелых и инвалидов. Врачи констатировали «олигофрению в степени имбецильности», и в 2002 г. Юлия получила третью группу инвалидности. Здесь же, в интернате Конькова подружилась с медсестрой П. Та хорошо относилась к девушке, приглашала ее домой, познакомила со своей матерью. Очень привязалась Юлия и к учительнице Х., проводившей с ней индивидуальные занятия. Наконец-то! Девочка нашла в них понимание, сочувствие – то, чего ей так не хватало!
Когда Коньковой исполнилось 19 лет, П. и Х. помогли ей найти родственников. Старшая сестра забрала Юлию домой, и несколько месяцев она жила у родных. С сестрой и братом сложились нормальные отношения (такими они остались и по сей день), но свою пьющую мать Юлия простить не смогла: ведь она тоже могла быть нужной и любимой – как все. Начались ссоры, девушка упрекала мать, что та бросила ее, ничего не рассказывала о ней сестре и брату. После очередного скандала мать выгнала дочь из дома, и Юлия вновь вернулась в интернат.
Медсестра П. и учительница Х. продолжали помогать: устроили на курсы поваров, поселили в общежитие и по-прежнему приглашали погостить. Юлия устроилась на работу в детский санаторий: днем – поваром на кухне, ночью — санитаркой. Учительница Х. продолжала индивидуально заниматься с Коньковой, но Юлия хотела, чтобы уроки продолжались дольше, чаще. Преподаватель объясняла, что не может уделять ей много времени: она на пенсии, не очень здорова, да и собственная семья требует внимания. Однако Юлия не хотела ничего слушать: начинала кричать, угрожать самоубийством, билась в дверь квартиры Х., просила, чтобы ее выслушали. После того, как Юлия пришла к Х. с ножом, угрожая перерезать себе вены, сын учительницы вызвал врачей. Конькову госпитализировали в больницу с диагнозом: «параноидная шизофрения, депрессивно-параноидный синдром». Юлия плакала и уверяла, что хотела всего лишь попугать учительницу… Через месяц ее выписали под наблюдение психиатра, записав в медицинской карте: «умственная отсталость легкой степени без психотических расстройств».
В марте 2002 г. Конькова обратилась в городское Управление социальной защиты населения для получения жилья. Оформить документы и получить квартиру Юлии помогла социальный работник М. С помощью той же М. Юлия поступила в вечернюю школу. Четыре года она училась, работала, самостоятельно вела домашнее хозяйство и полностью себя обслуживала. М. периодически – долг службы! — навещала свою подопечную, интересовалась ее делами. Казалось, жизнь Юлии начинает налаживаться.
Громом среди ясного неба стала для девушки гибель в автокатастрофе ее добрых друзей – медсестры дома-интерната П. и ее матери. Все эти годы они созванивались, ходили друг к другу в гости, а когда мать П. попала в больницу, Юлия все свободное время дежурила у ее постели. Гибель единственных друзей потрясла Конькову до глубины души: началась депрессия. Она решила оставить вечернюю школу и сообщила об этом завучу, и тут — новый удар. Завуч передала ей слова М.: если Юлия не будет учиться, то снова окажется в интернате. Конькова была уверена, что в школе никто не знает о ее «интернатском прошлом», которого она стыдилась. Поэтому учебу девушка все-таки бросила: «Было стыдно ходить в школу, ведь теперь все думали, что я больная, инвалид». Она пыталась поговорить с М., узнать, почему она ее «предала», но разговора не получилось.
Отношения между Коньковой и М. испортились окончательно. В своем заявлении дознавателю городского УВД соцработник утверждает, что Юлия восприняла ее профессиональную заботу как личную, материнскую любовь к ней. Убедить Конькову отказаться от игр в «дочки-матери» не удалось. Юлия стала преследовать М., звонить, встречать у дома и работы, осыпать упреками за то, что она ее «не любит».
В декабре 2007 г. М. впервые подала заявление в УВД г. с просьбой привлечь Конькову к уголовной ответственности за назойливое преследование, но ей отказали. Тогда подключился начальник Управления социальной защиты населения, заявив, что действия Коньковой опасны и для тех сотрудников, которые сопровождают М. на работу, оберегая от назойливого внимания Коньковой. Чиновник победил: участковый психиатр выдал путевку на недобровольную госпитализацию Ю.Коньковой. Месяц Юлия находилась в ПБ, а после выписки уволилась с работы: стыдилась предъявлять в отделе кадров больничный лист. В своей госпитализации и вынужденном увольнении Юлия обвинила М. и теперь начала ее преследовать, требуя извинений.
Вскоре Конькова решила устроиться на работу в метро, но для этого потребовалась справка от психиатра. Нетрудно догадаться, кого девушка сочла виновницей постановки на учет в ПД. На приеме у врача она плакала, грозила «разобраться» с М., покончить с собой. Результатом стала очередная госпитализация с диагнозом «умственная отсталость легкой степени с грубым психопатоподобным поведением». А в истории болезни появились заявления М. и ее коллег на имя главного врача с требованием принудительной госпитализации Ю.Коньковой.
Только Юлия вышла из больницы, как узнала об уголовном деле, которое все-таки было на нее заведено после очередного заявления М. (по ст. 119 ч. 1 УК РФ). Ю.Коньковой провели стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. Комиссия пришла к выводу, что она страдает параноидной шизофренией, представляет особую общественную опасность и нуждается в направлении на принудительное лечение в психиатрический стационар специализированного типа с интенсивным наблюдением. Тем не менее, в августе 2009 г. мировой судья вынес постановление о прекращении уголовного дела и об отказе в принудительной госпитализации. В сентябре Конькову выписали в удовлетворительном состоянии, Юлия жила спокойно и не пыталась искать встречи с М.
Но конфликт не был исчерпан: Управление социальной защиты населения подает заявление в городской суд, требуя признать Ю.Конькову недееспособной и направить ее «в интернат соответствующего типа». В апреле 2010 г. суд поручает провести СПЭ экспертам НПА.
Специалисты НПА пришли к выводу, что Ю.Конькова страдает умственной отсталостью легкой степени с психопатоподобным синдромом органического генеза, находящимся в состоянии компенсации после лечения. Исследование не выявило параноидную шизофрению. По мнению экспертов, в заявлении Управления социальной защиты о признании Коньковой недееспособной нет сведений, подтверждающих ее неспособность проживать самостоятельно. После лечения и выписки из больницы состояние Коньковой нормализовалось: она перестала преследовать М., самостоятельно ведет домашнее хозяйство, нашла работу, ладит с окружающими. Невысокие интеллектуальные способности и некритичность в отношении своего поведения компенсируются достаточной ориентацией в бытовых вопросах и способностью защищать свои интересы в сложных ситуациях. Все это доказывает, что психическое расстройство Ю.Коньковой не лишает ее способности осознавать характер совершаемых действий и руководить ими. Вердикт специалистов НПА: Юлия не представляет опасности ни для себя, ни для окружающих.
- Очень грустная и непростая история. С одной стороны – несчастный человек, мечтающий хоть о каком-то участии, с другой – госструктура, призванная помогать, но исключительно в отведенное для работы время. А дальше – только по зову сердца. Всегда ли нужно доверять ему? Хватит ли душевных сил? Вопрос, на который каждый отвечает по-своему.