Что такое Павловская сессия 1951 года и что она значит для отечественной психиатрии, отечественной медицины и науки в целом? Что знает об этом нынешнее поколение коллег? А ведь «научные» сессии ВАСХНИЛ 1948 года и Павловские сессии 1950 и 1951 гг. на несколько десятилетий прервали развитие генетики, физиологии, психологии, психиатрии, принесли огромный экономический ущерб, не говоря уже о судьбах – не только профессиональных – многих лучших людей.
Непрерывное с 1921 года идеологическое и административное вмешательство советской власти в науку, резко усилившееся с 1931 года, приведшее к разгрому в 1935 г. педологии, психотехники, психогигиенического направления в психиатрии, смещению Н.Вавилова с поста Президента ВАСХНИЛ (и его арест в 1940 г.), увенчалось эпохой Большого Террора 1936-1938 гг.
Но и после войны Павловские сессии 1950-1951 гг. не нечто эксквизитное, не ошибка властей, а целенаправленная политика в унисон со многим другим, что делалось в этот период в стране. В 1946-1948 гг. это идеологический поход «за полное и безусловное искоренение влияния западной культуры», в 1948 г. (31.07-07.08) чудовищная неслыханная в истории мировой науки сессия ВАСХНИЛ, а за полгода до нее убийство председателя Антифашистского еврейского комитета С.Михоэлса и арест других членов комитета по указке Сталина и создание лагерей особого назначения. В 1949 г. антисемитская кампания под флагом борьбы с «космополитами».
В 1950 г. (28.06-04.07) состоялась Павловская сессия АН и АМН СССР в физиологии, а в 1951 г. (11-15.10) Павловская сессия АМН СССР и Всесоюзного общества невропатологов и психиатров в неврологии и психиатрии. На первой эпигоны Павлова во главе с акад. К.М.Быковым и проф. А.Г.Ивановым-Смоленским громили самого талантливого и близкого ученика И.П.Павлова, его преемника акад. Л.А.Орбели и его сотрудников как «антипавловцев», а также акад. И.С.Бериташвили, акад. А.Д.Сперанского, проф. П.К.Анохина, и с особой злобой уже арестованную акад. Л.С.Штерн [ Лина Соломоновна Штерн (1878-1968) – основоположница учения о гематоэнцефалическом барьере и лечения эндолюмбальным введением лекарств. Родилась в Риге, в 1917-1925 гг. профессор кафедры биохимии Женевского университета, в 1925 г. приглашена акад. А.Н.Бахом в Советский Союз, ежегодно праздновала этот переезд как день рождения, организовала в 1933 г. Институт физиологии Ан СССР, первая в мире женщина академик (1938). В 1946 г. первое излечение абсолютно смертельного тогда туберкулезного менингита. В 1948 г. ее Институт расформирован. В январе 1949 г. арестована. ]. На второй сессии – после паузы, предоставленной для публичных покаяний, -состоялся погром Ивановым-Смоленским и авторами основного доклада (и даже такими в толпе многих как Е.Н.Каменева и В.М.Морозов), целой плеяды ведущих психиатров. Это были А.С.Шмарьян, М.О.Гуревич, Р.Я.Голант, М.Я.Серейский, М.А.Гольденберг, В.А.Гиляровский, А.Б.Александровский, И.М.Равкин, Л.Л.Рохлин, Ю.Б.Розинский, Г.Е.Сухарева, П.Б.Посвянский, Л.П.Лобова, А.Р.Лурия, М.С.Лебединский, А.О.Эдельштейн. Из 13 склоняемых психиатров 11 были евреями, – впереди уже маячили расстрел членов Антифашистского еврейского комитета (1952) и «дело врачей» (1953), аресты по которому начались с декабря 1950 г. (с проф. Я.Г.Этингера и его жены).
Все эти разгромы были своего рода «раскулачиванием» [ Возвышение Т.Д.Лысенко началось со Второго съезда колхозников-ударников в 1935 г., где он заявил, что в то время, как в деревне против советской власти выступают кулаки, в городе тоже самое делают «кулаки от науки», на что Сталин зааплодировал, восклицая: «Браво, товарищ Лысенко, браво!». ] - заменой настоящих, самостоятельно и оригинально мыслящих ученых и многообразия научных школ единообразием официальной позиции во главе с механистически мыслящими и солдафонски авторитарно руководящими начальниками. А само павловское учение представлялось как наиболее удобная теория и практика выращивания и дрессировки новой породы людей, homo sovetikus. Это был грандиозный социальный эксперимент на собственном народе заодно с преобразованием природы и общества.
Психиатрии еще повезло, что среди авторов официозного доклада в 1951 г. был не выступивший с вступительным словом один из докладчиков предыдущей сессии А.Г.Иванов-Смоленский, многократно дававший до этого реальные основания для уничтожающей критики своих вульгарных взглядов [ В 1935 г. прошла дискуссия психиатрической клиники ВИЭМ В.А.Гиляровского с ленинградской психиатрической клиникой А.Г.Иванова-Смоленского, а еще в 1934 г. Н.П.Б.Бруханский открыл научный сборник своей клиники («Схизофрения») критической статьей в адрес опубликованного в «Известиях» доклада И.П.Павлова «Экскурс физиолога в область психиатрии». В 1937 г. М.О.Гуревич, А.С.Шмарьян, А.Б.Александровский и многие другие писали о «механистической опасности» направления А.Г.Иванова-Смоленского. ], а такие клиницисты-ученые как А.В.Снежневский и О.В.Кербиков, которые задали – правда спустя десятилетие – достойное направление развитию отечественной психиатрии. Но тогда, на сессии, они выступали агентами власти и читать их доклад стыдно [ В первое десятилетие после Павловской сессии Иванов-Смоленский, наряду с Павловым, для Снежневского – правофланговый, которого он постоянно цитирует, пиная на каждом шагу Ясперса и всех классиков немецкой психиатрии. В 1952 г. Снежневский издал монографию В.Х.Кандинского «О псевдогаллюцинациях», произвольно сократив текст, опустив более сотни ссылок на иностранных авторов и цитат из них на том основании, что русские авторы «значительно раньше и прогрессивнее», а «Ясперс с присущим ему шовинизмом» (!) уже готов назвать шперрунги с вестибулярными расстройствами припадками Клооса. В 1961 г. по указанию Снежневского был уничтожен тираж научного сборника под ред. проф.А.Л.Эпштейна. Следы этого пагубного стиля сохранялись и в последующем. ], да и сами они потом сокрушались об этом. Но особенно больно читать покаянные выступления таких выдающихся ученых как акад. П.М.Жуковский (на сессии 1948 г.) и акад. Л.А.Орбели (на сессии 1950 г.), тем более после их первых блестящих боевых выступлений. Тем не менее, это необходимое чтение, дающее живое понимание реальности без всяких комментариев. На поверхности торжество убогого уровня и глухота к элементарной логике [ Так, Л.А.Орбели – «антипавловец», а уважение к Г.Менделю – страшное преступление, тогда как И.П.Павлов поставил Менделю памятник в Колтушах перед своим институтом. ].
В чем было научное существо «ошибочности», «реакционности» идей «психоморфологического» направления? Его вообще не было, это полная фикция. Разве что Иванову-Смоленскому удобнее было расплывчато говорить о «корково-подкорковых», «корково-экстрапирамидных» связях, чем вникать в значительно усложнившееся дифференцированное понимание взаимосвязей мозговых структур с приписыванием своего собственного примитивного понимания проблемы локализации мозговых функций своим больно уязвлявшим его оппонентам. Ведь задолго до Павловской сессии А.А.Ухтомский, К.Гольдштейн, Р.Вагнер, Н.А.Бернштейн, П.К.Анохин уже достаточно ясно наметили существо современных взглядов. Жару поддавала кампания по борьбе с низкопоклонством перед западной наукой, любая ссылка на иностранный источник, обнаружившаяся грамотность такого рода выглядели подозрительными, могли стать поводом для придирок. В результате порция злобной бессодержательной критики досталась таким выдающимся клиницистам как Карл Клейст (проф. во Франфурте-на-Майне в 1920-1950 гг.) и Отто Петцль (проф. в Праге в 1922-1928 и в Вене в 1928-1945 гг.) и даже К.Гольдштейну, К.Левину и Ч.Шеррингтону и всей «англо-американской психоневрологии, которая находится в состоянии маразма».
Смысл всех сессий лежал вне науки и для науки носил разрушительных характер, а обновление кадров сопровождалось снижением их уровня. Людьми невысокого уровня легче управлять.
Нельзя не отметить, что отношение к сессиям 1948 и 1950-1951 гг. практически у всех коллег вызывает единодушное отвращение. И все же есть немало нюансов. Умалчивается, что примитивнейшие сочинения А.Г.Иванова-Смоленского были недавно переизданы, в отличие от блестящей, не утратившей своего значения монографии А.С.Шмарьяна «Мозговая патология и психиатрия. Опухоли головного мозга и учение о локализации функций» (М., 1949), что погромный доклад А.В.Снежневского, В.М.Банщикова, О.В.Кербикова и И.В.Стрельчука стыдливо обходится молчанием, что мишенью самой злобной критики Павловской сессии была акад. АН СССР Лина Соломоновна Штерн, основоположница учения о гематоэнцефалическом барьере, арестованная к этому моменту как член антифашистского еврейского комитета,, что сменивший А.С.Шмарьяна на посту главного психиатра страны А.А.Портнов не пощадил и своего учителя Р.Я.Голант, что попытка представить «стиль проведения заседаний Общества и характера принимаемых решений» на сессии 1951 года как нетипичный для Всесоюзного общества психиатров и невропатологов не выдерживает критики. Именно стиль был тем же, что установился на психологических и психиатрических съездах с начала 1920-х годов. Чего стоит только Второй Всесоюзный съезд 1936 года или Конференция 1961 года? Можно было привести немало примеров сохранившихся традиций этого стиля, уподобляющегося власти и воспроизводящего власть, и это неизбежно пока сама власть не считается ни с научной экспертизой, ни с необходимостью профессиональной автономии, ни с недопустимостью вмешательства в научную проблематику. Зарок не вмешиваться нарушил еще Б.Н.Ельцин своим протекционистским указом в отношении психоанализа, наряду с разработкой способа выделения энергии из гранита и мн.др.
Как все это выглядит сегодня? После периода разоблачений наступила пора реставрации не только Сталина, но и Лысенко и Иванова-Смоленского, очередь разве что за А.Я.Вышинским. Похоже, что сегодня роль Лысенко и Иванова-Смоленского исполняет спикер Государственной Думы, которого не стыдится правящая партия. Нашу нынешнюю действительность характеризует не ответ на вопрос: пользуется ли он сам со своей семьей фильтрами Петрика, а ожившая химера открытого безнаказанного жульничества с обязательностью ему подвергнуться (как в Новгородской области) с выражением полного доверия, в сочетании с грубым «наездом» на Российскую Академию Наук за решительную критику. Пожалуй, на таком фоне упомянутые сессии впечатлят не столь многих. А ведь история с Петриком, «с финансированием в тринадцать триллионов рублей» его нанофильтров, хотя и показательный, но мелкий штрих. Это вблизи не видно, какая гора выше. Для историка науки сессии 1948, 1950-1951 гг. – горный кряж. Их суть не столько в торжестве примитивных представлений и их носителей, сколько в разрушительных последствиях вмешательства власти в науку. Нынешние формы такого вмешательства приобрели внешне респектабельный вид, подобно тому, как современный рэкетир – это уже не громила, а госслужащий с портфелем. Теперь это, прежде всего, финансовая политика, причем распределение средств диктуется до мелочей сверху чиновниками исполнительной власти. Эта грубо неэффективная громоздкая система исходит из своих собственных приоритетов, далеких от пользы дела.
Современные формы вмешательства власти в науку, наиболее очевидные на примере психиатрии, это ее длящееся и даже нарастающее огосударствление, закрепляемое квазилегитимным путем и противоестественной для нас централизацией. Профессиональным сообществам навязывается модель нашей авторитарной власти, гримирующейся под демократию.
Урок Павловской сессии, - что записанная в ее резолюции просьба к МЗ СССР пересмотреть состав редколлегии журнала «Невропатология и психиатрия» и реорганизовать состав Правления и Президиума Общества вызывает теперь единодушное отторжение и вынуждает нынешнюю власть прибегать к изыскам типа «чеченизации»: манипулирования медицинскими обществами посредством Национальной медицинской палаты ценой мелких подачек. Об этом – в Хронике этого выпуска журнала.
Ю.С.Савенко