В статье исследуется особый вид эмоционального реагирования – субъективно-избыточные эмоциональные реакции. Утверждается, что главным структурным элементом таких переживаний является "пустое усилие", т.е. стремление управлять собственными душевными движениями исключительно с помощью усилий воли. Обсуждаются возможность и результаты когнитивной реорганизации.
Cубъективно-избыточные эмоциональные реакции (далее СИЭР) – это негативные эмоциональные реакции, которые субъективно ощущаются как чрезмерные в самый момент их существования.
Здесь имеется в виду избыточность переживания в двух смыслах. С одной стороны эмоция чрезмерна по отношению к вызвавшей ее причине (психотравмирующей ситуации). С другой стороны по отношению к своим следствиям (происходящим под ее воздействием изменениям поведения и когнитивной перестройке). Ощущение избыточности и в первом смысле и во втором субъективно, т.е. является внутренним восприятием пациента и может быть обнаружено только при его самоотчете.
Избыточность в первом смысле (по отношению к причине переживания) проявляется, например, в том, что пациент тревожится и в то же время, ощущает, что ситуация не столь опасна, чтобы вызывать такой уровень беспокойства. Или гневается и тут же, гневаясь, считать свой гнев в данных обстоятельствах слишком сильным. Или тоскует по потере, и в то же время чувствует, что принимает все слишком близко к сердцу. Или испытывает чувство вины и ощущает при этом, что его проступок не заслуживает такого «самоедства». В результате, для человека, переживающего СИЭР, проблемой является не только та жизненная ситуация в которой он находится, но и его собственная нецелостная, внутренне конфликтная реакция на эту ситуацию. Он испытывает, по сравнению с человеком, переживающим не избыточную негативную эмоцию, как бы двойное давление. Так, человек с СИЭР в виде страха потерять работу будет испытывать двойное напряжение: в связи с необходимостью решать конкретные задачи по поиску запасных вариантов и в связи с собственной неуместной тревогой (выражающейся, например, в бессоннице и суетливости).
Такая чрезмерность собственного эмоционального ответа, конечно, не всегда четко рефлексируется, не всегда спонтанно звучит в жалобах, но легко может быть осознана при наводящих вопросах. Таких, как: «Как Вы чувствуете, Ваша эмоциональная реакция соответствует ситуации, или она слишком сильная?», или «В этой ситуации Вы хотели бы переживать по-другому?», или «Что бы Вы предпочли испытывать на Вашем собственном месте?». Пациент, жалующийся, например, на субъективно-избыточную обиду, может сам не говорить о ее избыточности. Но при расспросе он скажет, что, хотя в его обстоятельствах и невозможно оставаться спокойным, все-таки такого душевного напряжения они не стоят. Избыточность в первом смысле обуславливает тот факт, что на СИЭР жалуются.
Избыточность эмоции во втором смысле (по отношению к следствиям переживания) состоит в том, что (для пациента) сила чувства не соответствует его «коэффициенту полезного действия». Степень эмоционального накала несоизмерима с его реальными поведенческими последствиями или со степенью происходящих под его влиянием когнитивных изменений. Сила переживания резко контрастирует с невозможностью растворить это напряжение в какой-либо конкретной физической или ментальной активности, в каком-либо определенном свершении. Здесь эмоция как бы теряет свою главную биологическую функцию – служить стимулом для изменения поведения и мышления. Сильное чувство как бы расходуется вхолостую, что и создает субъективное ощущение избытка эмоционального реагирования.
Ясное осознание пациентом этих моментов легко происходит при следующих вопросах. «Есть ли какой-нибудь толк от того, что Вы так сильно тревожитесь (гневаетесь, тоскуете, ругаете себя)?» «Что полезного происходит от того, что Ваша эмоция столь сильна? «Если бы Ваша тревога была меньше, Вы бы принимали те меры безопасности, которые принимаете сейчас?» «Необходима ли такая сильная тоска, как у Вас, чтобы свыкнуться с утратой?» «Должен ли гнев обязательно быть таким сильным как у Вас, чтобы бороться также эффективно, как у Вас получается?» «Что заставило Вас сделать Ваше чувство вины? Как оно Вас изменило? Если бы Вы не изводили себя так сильно, эти изменения не произошли бы?»
Эти вопросы без труда позволяют пациенту увидеть непродуктивность, его эмоциональной реакции. Даже, если СИЭР приводят к полезным действиям, последние сопровождается психологическим торможением (ощущениями «зажима») или ненужной и мешающей суетливостью. Субъективно-избыточная эмоция, если и приводит к активности, она этой активностью не «вычерпывается», она остается, продолжая причинять душевную боль. Страдание продолжается, в то время как его полезная работа не совершается. Энергия страдания не переходит в компенсирующие процессы. Боль оказывается бессмысленной, но не прекращается. Поэтому люди часто отзываются о своих субъективно-избыточных эмоциях, как о «деструктивных», «воспаленных». Они чувствуют, что эти переживания их «разрушают», «изводят», «губят». Так, пациенты говорят об «изматывающей тревоге», «разъедающей тоске», «иссушающем душу гневе», «самоедстве вины» и т.д.
СИЭР, как правило, присутствуют в переживаниях пациента вместе с не-избыточными или естественными негативными эмоциональными реакциями [ То, что мы называем естественными негативными реакциями, в РЭПТ называют «уместными» эмоциями.11 ]. Так, например, человек с тревожно-депрессивной реакцией на несправедливое увольнение может испытывать обиду и гнев на начальника, тоску в связи с утратой имевшихся прежде благ, стыд, вину за то, что вовремя не просчитал ситуацию, тревогу за будущее и т.д. Любое из этих переживаний может оказаться как субъективно-избыточной, так и естественной эмоциональной реакцией. В отличие от СИЭР, при естественных эмоциональных реакциях отсутствует переживание избыточности в обоих описанных выше смыслах. Про естественные эмоции пациент скажет, что они «само собой разумеются» в его ситуации, и никогда не скажет, что они «слишком сильные». Несмотря на, быть может, сильный дискомфорт, человек переживает естественные чувства целостно, всей душой, не пытаясь сопротивляться собственному сердцу. Естественные эмоциональные реакции без остатка растворяются в конкретных действиях, полностью превращаясь в поступки или внутренние изменения. Так, естественная тревога уходит, когда совершены все возможные действия, устраняющие опасность; естественный гнев исчезает, когда сделано все, чтобы враг был «поставлен на место»; переживание утраты оставляет нас, когда мы находим замену утраченному; естественный стыд отпускает, когда мы раскаиваемся и получаем прощение и т.д. Естественная негативная эмоция, выполнив свою биологическую функцию – породить изменения в поведении и мышлении, - уходит, перестает существовать, как перестает существовать чувство голода при насыщении. Расспрашивая пациента вышеописанным способом, мы легко разделим его эмоции на естественные и субъективно-избыточные. В приведенном примере, например, могут оказаться естественными все эмоции кроме тревоги, или все кроме вины, или все, кроме гнева и т.д. (как правило, среди всех негативных эмоций, испытываемых пациентом в ситуации кризиса, СИЭР является одна, реже две).
Субъективно-избыточные эмоциональные реакции следует отличать не только от естественных негативных эмоций, но и от таких внешне похожих на них явлений здоровой и больной душевной жизни, как навязчивые переживания, мнительность и тревожные сомнения и от некоторых состояний временной охваченности аффектом.
В отличие от пациента с классическими навязчивыми явлениями [ Мы имеем в виду навязчивости в строгом вестфалевском определении.12 ], пациент с СИЭР не ощущает, что переживает зря. Он чувствует, что само наличие эмоционального дискомфорта (тревоги, тоски, гнева или стыда) закономерно в текущей ситуации, то есть, имеет смысл. Не имеет смысла только чрезмерность эмоции. Та же эмоция, но не столь выраженная, была бы вполне естественна в этих обстоятельствах. Должно переживать в этих обстоятельствах, но не должно переживать так сильно. Так, пациент с навязчивым чувством антипатии понимает, что его чувство в принципе абсурдно и не имеет права на существование. Пациент с СИЭР в виде гнева считает свой гнев уместным по сути, но преувеличенным по силе.
В отличие от пациента с мнительностью или тревожными сомнениями 6 у пациента с СИЭР в виде тревоги нет ощущения дефицита информации в отношении объективных обстоятельств. Соответственно, нет и потребности этот дефицит восполнить, чтобы избавиться от сомнений. Здесь нет колебаний в смысле «опасна или не опасна внешняя ситуация» и, соответственно, «напрасно или не напрасно я беспокоюсь». Пациент с СИЭР считает, что ситуация объективно опасна, но в то же время не настолько, чтобы беспокоиться так сильно. Например, пациент с мнительностью и сомнениями может беспокоиться о том, правильно или не правильно он поступил, и искать ответ на этот вопрос. Тогда, как пациент с СИЭР уверен, что поступил неправильно, но чувствует при этом, что переживает по этому поводу чрезмерно [ Конечно, в реальной жизни встречаются и более сложные образования, включающие в себя одновременно и СИЭР и тревожные сомнения. Так, например, человек может сомневаться, правильно ли он поступил или неправильно (элемент тревожного сомнения). И, в то же время отдавать себе отчет в том, что, даже, если решение было неверным, факт этот не заслуживает столь сильных чувств (элемент СИЭР). ].
Состояния временной охваченности аффектом можно иногда перепутать с СИЭР. Так, например, при астенической раздражительности, в некоторых случаях возбудимой агрессивности, при депрессивных наплывах кататимных сверхценностей пациент скажет, что относится к своим переживаниям как к неадекватно сильным. Но, в отличие от пациента с СИЭР, он скажет так только после того, как его сильные чувства отзвучали и наступило хотя бы временное облегчение. Пациент с СИЭР воспринимает свои переживания как излишние в самый момент их существования. [ Бывают случаи, когда на высоте аффекта СИЭР переходит в нестойкие сверхценные идеи. ]
При стойких сверхценных идеях пациент не чувствует, что его реакция чрезмерна. Только с «объективной» точки зрения мы можем сказать, что он чувствует неадекватно и преувеличивает реальную опасность. Субъективное ощущение избыточности собственного переживания, в отличие от СИЭР, здесь отсутствует.
Итак, понятно, что субъективно-избыточные эмоциональные реакции, имея общие грани и с тревожными сомнениями, и с навязчивостями и с некоторыми аффективными состояниями, и со сверхценными идеями, имеет и четкие отличия от всех этих явлений. Эти реакции оказываются настолько своеобразными, что заслуживают выделения в качестве отдельной психопатологической единицы. Как будет показано ниже, такое выделение оправдано не только с описательной, но также и с прагматической (терапевтической) точки зрения.
СИЭР непосредственно связаны с часто встречающимся явлением психической жизни, обозначенным нами как «пустое усилие» [ Подробнее о пустом усилии можно узнать из нашей работы «Пустое усилие как явление здоровой и больной душевной жизни 5. Пустое усилие входит в структуру не только СИЭР, но и некоторых других психологических переживаний и психопатологических расстройств. ].
Пустым усилием мы называем стремление управлять процессом мышления-чувствования прямым волевым образом, в отсутствии необходимых для его спонтанного изменения факторов.
Другими словами речь идет о ситуации, когда человек по тем или иным причинам пытается непосредственно, «здесь и сейчас» повлиять на движения собственной душевной жизни, старается вызвать в собственных психических процессах изменения, которые сами, спонтанно не происходят. Так, человек окажется в ситуации пустого усилия, если будет заставлять себя простить того, кого «сердце» не прощает. Или заставлять себя «быть проще», хотя по характеру склонен к сомнениям. Или, например, пытаться «включить» вдохновение или интуицию.
Пустое усилие с одной стороны представляет собой напряженную душевную деятельность, с другой стороны, деятельность эта свободна от какого либо конкретного содержания и потому бессмысленна. Это противоречие связано с тем, что процесс мышления-чувствования объективно является непроизвольным, то есть неподвластным непосредственному волевому управлению, но обыденное сознание большинства людей содержит на этот счет прямо противоположные убеждения. Если спросить человека «с улицы» о том, что он может произвольно сделать со своим телом, он, только слегка поразмыслив, ответит, что в его власти сокращать или расслаблять скелетные мышцы, и не в его воле прямым образом влиять на пищеварение, кроветворение, сердцебиение и другие вегетативные функции. Но когда мы спрашиваем людей, о том, что они могут произвольно сделать со своими психическими процессами, мы не находим в их ответах столь ясного разделения «ментальных действий» на произвольные и непроизвольные. Большинство людей такой вопрос ставит в тупик.
Недаром, в нашей обиходной речи широко распространены «дельные» советы, типа «Возьми себя в руки!», «Нужно просто искренне поверить в это!», «Ты все можешь, если только захочешь!», «Думай скорее!», «Тебе нужно простить его!», «Хватит сомневаться, надо действовать!», «Будь проще (злее, добрее, сильнее)!», «Соберитесь, нельзя так распускаться!», «Вам нужно прекратить думать о плохом!», «Надо было думать как следует!» и им подобные. Если понаблюдать, мы увидим, что такими советами в той или иной степени грешат все без исключения. Это наглядно показывает, что в нашем обыденном сознании представление о том, что своими чувствами и мыслительными, когнитивными процессами можно командовать, весьма и весьма актуально. Не задумываясь об этом вопросе специально, человек склонен считать, что большинство его душевных движений подчиняются прямым командам со стороны «я».
Однако, опыт психиатрии, психотерапии, этологии, внимательное изучение различных систем внутренней трансформации, наконец, честная интроспекция, поведают нам о том, что дело обстоит совсем не так. Эти практики скажут нам о том, что единственное усилие, которое мы можем произвольно реализовать в сфере собственных психических процессов, единственное, что мы можем сделать со своими душевными движениями намеренно, и здесь и сейчас (то есть без изменения наличных обстоятельств), - это передвинуть внимание на тот или иной объект. Привести «свет внимания» к тому или иному содержанию сознания. Именно, только «передвинуть» и «привести», потому, что удержать там внимание уже не в нашей прямой власти. Мы можем вообразить белую обезьяну, но мы не сможем долго думать о ней, если объект этот нам не интересен (то есть не притягивает аффективно [ Мы понимаем под аффектами и аффективностью то же, что и Э.Блейлер, то есть эмоции, желания, влечения, интерес, чувства удовольствия и неудовольствия. 1 ]). Точно также, если представление о белой обезьяне будет аффективно заряжено, мы можем увести внимание от белой обезьяны к другому содержанию лишь на короткое время, в этом случае оно вновь и вновь будет возвращаться обратно.
Таким образом, единственные наши по настоящему произвольные действия – это только мышечное сокращение и передвижение внимания. На два эти элемента можно разложить любую сложную произвольную активность.
Поэтому, когда человек пытается заставить себя думать о том, что в данное время ему не интересно, или чувствовать то, что в данное время его не захватывает, он пытается совершить невозможное. Мышечные сокращения здесь не помогут, а внимание, сколько не передвигай его, будет «отскакивать» от аффективно-безразличного объекта.
Как правило, в состоянии пустого усилия, одна сторона противоречия – то, что нужно и можно как-то изменить свои чувства и мысли здесь и сейчас - актуализирована в сознании, являет собой стремление. В то время, как другая сторона – то, что стремление это не имеет точки приложения, не имеет конкретного алгоритма реализации, и, значит, здесь и сейчас невыполнимо, - не осознается. В результате человек нередко склонен объяснять непродуктивность своих попыток тем, что он «плохо старается». Пустое усилие, поэтому, обычно связано с претензиями к себе, с недовольством собой («могу делать, но не делаю») и с ощущением безысходного напряжения.
Пустое усилие здесь заключается в стремлении исправить (решить) текущую психотравмирующую ситуацию посредством стимуляции в себе здесь и сейчас нужных для этого душевных движений. В старании насильственным образом направить свои чувства и мысли в определенное русло, в выгодную, как кажется пациенту, в текущей ситуации сторону. Причем такое насилие над собственной психикой кажется пациенту кратчайшим и наименее затратным путем к цели, к решению текущих проблем. Речь идет, опять же, о тщетной попытке изменить собственное душевное состояние при помощи одной только воли, в отсутствии необходимых для этого навыков, стимулов и врожденных программ. Это стремление по большей части ясно не осознается. Но, если в результате психотерапии удается пациента от пустого усилия избавить (подробнее о терапии ниже), СИЭР как бы «сдувается», превращаясь в естественную негативную эмоцию. Другими словами, СИЭР состоит из двух компонентов: естественной негативной эмоции и напряжения связанного с пустым усилием.
Приведем пример. Тревожно-депрессивная реакция вследствие потери работы (пр.1, психастенические характерологические свойства [ Здесь и далее мы придерживаемся классификации характерологических свойств, принятой в отечественной клинической психотерапии и развиваемой по линии Э.Кречмер – П.Ганнушкин – М.Бурно 10 9 8 ]). Помимо раздражения и переживания вины пациент испытывает субъективно-избыточную тревогу. «Каждому будет беспокойно, но не так же, до потери сна!». «От моей тревоги, похоже, один только вред, никакого толку». Как оказывается, пациент стремится "заранее просчитать все «подводные камни» на предстоящих собеседованиях и переговорах чтобы чувствовать себя совершенно уверенно". Алгоритма, техники такого просчитывания у него нет, следовательно, усилие это пустое, оно превращается в напряжение без конкретной точки приложения.
В подобных случаях после психотерапевтического "удаления" пустого усилия, при сознательном и искреннем отказе от попыток совершить невозможное, тревога пациентов уменьшается настолько, что они могут говорить о ее "нормальности", естественности и даже необходимости. Избыток тревоги, таким образом, целиком и полностью базируется здесь на стремлении насильственным образом руководить собственными психическими процессами. В структуре СИЭР пустое усилие как бы сливается, переплетается с естественной тревожной реакцией. Напряжение пустого усилия как бы склеивается с напряжением естественного чувства опасности. Во внутреннем восприятии пациента два этих момента становятся неразличимыми, и человек ощущает просто «слишком сильную» тревогу. Психотерапевтическое вмешательство может осуществить обратный процесс. Тогда, освобожденные от пустого усилия естественные эмоции, даже очень сильные и неприятные, перестают мешать и «разрушать», и субъективно воспринимаются как жизненная необходимость или неизбежность.
Субъективно-избыточная тревога, является наиболее частым случаем СИЭР. Но пустое усилие может «склеиться» и с любой другой неприятной эмоцией. Тогда возникают «слишком сильный» гнев, «слишком сильная» тоска, или «слишком сильное» чувство вины.
Так, например, пациентка (пр.2, синтонные личностные особенности) жалуется на избыточный гнев на своего руководителя по работе. Она соглашается, что начальник заслуживает сильных негативных чувств с ее стороны, он действительно часто ее несправедливо обижает. Но она из-за этого гнева-ненависти не может не думать о нем после работы, не может расслабиться дома, все время прокручивает в голове воображаемые беседы с ним, плохо спит и т.д. Все это она сама считает «явно неадекватным» и просит избавить ее от таких сильных («изматывающих») переживаний. Пустое усилие, обнаруживаемое при психотерапевтическом анализе: «заставить себя найти такие слова, которые донесут до него его неправоту». Причем «найти такие слова» нужно не с помощью, например, специалиста по межличностной коммуникации или чтения психологической литературы, не с помощью советов уважаемых людей и т.д. «Найти такие слова» нужно «из себя», нужно заставить себя «включить интуицию и мудрость», причем начать это делать нужно прямо здесь и сейчас.
Молодой человек (пр.3, астенический склад) испытывает «душераздирающую», разрушающую тоску из-за разрыва отношений. Он понимает, чем соперник отличается от него в «лучшую сторону». Ничего приятного в такой ситуации нет, но, все же, он предпочел бы реагировать не так остро. От такой реакции все равно нет толку. Пустое усилие – неосознаваемое стремление здесь и сейчас с помощью немедленного изменения собственных душевных качеств восстановить утрату (или, по крайней мере, начать ее восстанавливать).
И, конечно, пустое усилие расцветает на фоне переживания вины и стыда.
Пациентка (пример №4, аутистический склад) винит себя за то, что «не получается не испытывать гнев» при общении с бывшим мужем. Хотя она и считает, что он причинил ей «много зла», в то же время она убеждена в том, что «гнев разрушает душу» и мешает «личностно расти». Эта ненужное, лишнее, вредное с ее точки зрения чувство. Она ругает себя за него, но эти претензии к себе не дают никакого результата. Пустое усилие здесь в том, чтобы заставить себя простить исключительно усилием воли, использовать прямой волевой контроль над чувствами и мыслями в качестве способа «развития личности».
Несколько сложнее обстоит дело с субъективно-избыточным чувством вины за прошлое. Находясь в этом переживании, человек ругает себя за то, что в прошлом поступил неправильно, хотя мог бы вести себя по-другому. То есть в том, что он не руководил должным образом своими душевными процессами, то есть не совершил для этого должного усилия (последнее не осознается им как в принципе невозможное). На первый взгляд пустое усилие пациента состоит здесь в попытке управлять собственным мышлением-чувствованием в прошлом. Но, когда таким пациентам говорят, что в прошлом уже ничего не изменишь, что из настоящего повлиять на давно прошедшее невозможно, и стало быть, незачем «так убиваться», когда их убеждают в том, что надо смотреть в будущее, а не застревать в давно прошедшем, они, формально соглашаясь с такойРаздел1 логикой, все же не оставляют своего напряженного самоедства. Связано это с тем, что, как и в случаях СИЭР в виде тревоги, гнева или тоски, пустое усилие при СИЭР в виде вины имеет непосредственное отношение к «здесь и сейчас», хотя и связано с представлением, что «я мог бы в прошлом поступить по-другому». Как и в других случаях, пациент заботится о настоящем и будущем. Дело в том, что «если мог недостаточно контролировать себя в прошлом», то «могу и сейчас, в настоящем». Если в прошлом во мне родилось нечто плохое, то почему бы, ему не возникнуть вновь? Пустое усилие, таким образом, состоит в следующем: усилием воли отслеживать (чтобы вовремя подавить) свою «дурную волю» или «безалаберность», «расслабленность» или «глупость» которые в любой момент могут проявиться, вылезти на поверхность из «темных тайников души», как это уже случилось во время совершения проступка. Можно еще раз недооценить опасности ситуации и подвести кого-то. Можно «много думать о себе» и не заметить страдания близкого. Можно отдаться самоуверенности», не учесть важных факторов и навредить таким образом другим людям. В самом деле, если все это уже произошло один раз, где гарантия, что это не повториться? И, раз такой гарантии нет, само собой разумеется, надо все время быть на чеку, ни на секунду не ослаблять «самоконтроль» чтобы вовремя заметить врага в самом себе и не натворить бед. Это «быть начеку», не имеющее конкретной техники исполнения, состоящее в абстрактном, никуда не переходящем напряжении, и является в случае субъективно-избыточной вины за прошлое пустым усилием, наличествующем здесь и сейчас.
СИЭР, как и другие формы пустого усилия, возникающие у психопатов и здоровых людей, естественно связаны с определенной личностной почвой. Характерологические особенности пациентов с СИЭР разнообразны, но то, что их объединяет это сочетание тревожности с некоторой тормозимостью. Последняя, однако, никогда не доходит до степени педантичности (мы не встречаем СИЭР у людей анакастического склада). Мы не находим СИЭР у истериков и эпилептоидов (эти характерологические свойства исключают обозначенное сочетание). В то же время субъективно-избыточные эмоции в изобилии встречаются у циклоидов в дистимических фазах, у психастеников и астеников (эти душевные свойства прямо связаны с тормозимой тревожностью). Реже СИЭР встречается у аутистических личностей (это душевное свойство никак не противоречит тревожности и тормозимости). Большинство наших пациентов можно было бы назвать психастеноподобными, но не всех, - часть из них не обладают выраженной дефензивностью. Рассматривая наших пациентов несколько с другой стороны, можно сказать, что это лица, склонные в различных жизненных ситуациях обвинять прежде всего себя, а не другого.
Мы не раз встречали у одного и того же пациента сочетание СИЭР и патологических сомнений (в основном у психастеников), СИЭР и навязчивых страхов (в основном у циклоидов), СИЭР и тревожных сверхценностей (у циклоидных и аутистических пациентов).
Характерологические особенности пациентов с СИЭР откладывают свой отпечаток на вид конкретных субъективно-избыточных эмоции. Так, у синтонных часто встречаются СИЭР в виде гнева, что значительно реже бывает у аутистических личностей и, видимо, никогда не бывает у психастеников. У аутистических личностей редко встречается СИЭР в виде вины за прошлое. Существуют «темы» пустых усилий, прямо зависящие от характерологического склада. Так, например, для синтонных, довольно типично стремление «здесь и сейчас найти общий язык с обидчиком, найти слова, которые заставят его поступить справедливо». Для психастеников характерно стремление «заставить себя воспринимать мир более просто», «чувствовать более ярко и точно» «не сомневаться и соображать быстрее». У аутистических личностей часто встречаются стремления «подавить в себе желания, мешающие личностному развитию и свободе».
Заметим, что тогда, как синтонные и аутистические личности однозначно говорят о чрезмерности своих избыточных эмоций, психастенические пациенты могут сомневаться в том, что переживают слишком сильно, ограничиваясь только подозрением своих эмоций в избыточности. Такие подозрения все равно говорят о существовании пустого усилия. Неуверенность в чрезмерности собственной эмоции у этих пациентов нужно расценивать как общую психастеническую склонность к сомнениям и неуверенности в собственных чувствах. При этом важно отметить, что в естественности естественных негативных эмоциональных реакций (не связанных с пустым усилием) не сомневаются даже психастеники.
Психотерапия СИЭР, как понятно уже из вышеизложенного, заключается в том, чтобы, найти в переживаниях пациента пустое усилие и помочь наглядно увидеть-осознать его невыполнимость, абсурдность, бессмысленность. Если удается это сделать, и пациент искренне отказывается от пустого усилия, возникает либо примирение с травмирующей ситуацией, либо (часто спонтанно) становится возможным найти конкретные пути решения проблем, ранее не осознаваемые. Нами разработана психотерапевтическая методика, позволяющая добиваться этих терапевтических целей достаточно быстро и эффективно. Прием получил название «Методика инверсии возможностей» 3, поскольку в процессе терапии «мнимая возможность» (реализовать пустое усилие) перестает существовать и на ее месте возникает «реальная возможность» («принять жизнь таковой, какова она есть» или совершить конкретные, выполнимые шаги, действительно решающие проблемы). Мы не будем здесь излагать методику подробно – она детально описана в нашем учебном пособии. Здесь отметим, только самые главные моменты. Техника представляет собой последовательность специальных терапевтических вопросов, позволяющих пациенту «наткнуться» на собственное пустое усилие (1 этап) и прочувствовать его как таковое (2 этап). Первый этап похож на методику Рационально-Эмоциональной-Поведенческой-Терапии А.Эллиса. Также, как и в РЭПТ, мы ведем поиск «долженствования». Но, во-первых, ищется только «абсолютистское требование» к себе, и оставляются в стороне требования к другим. Во-вторых, под найденным требованием к себе обнаруживается убеждение в возможности выполнить это требование при помощи прямого волевого влияния на собственные психические процессы, то есть при помощи пустого усилия. Именно с этим убеждением и ведется дискуссия на втором этапе. Здесь центральную роль играют такие вопросы терапевта, как: «Что конкретно Вам нужно сделать для этого (для того, чтобы здесь и сейчас стать другим, взять себя в руки, простить, услышать интуицию, быть начеку и т.д.)?»; «Как именно Вы это сделаете?»; «Разложите эту задачу на последовательность конкретных действий?»; «Научите меня, как это делать!» и т.д. Пытаясь отвечать на такие вопросы, пациент неминуемо становится в тупик и отчетливо и наглядно обнаруживает себя в ситуации «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что». В результате несостоятельность собственного стремления (пустого усилия) становится очевидной. Такое прочувствованное понимание часто сопровождается ощущением инсайта, пришедшей ясности, общего облегчения и успокоения, появления чувства радости.
Характерологические особенности пациентов оказывают влияние и на применение методики. В терапии СИЭР на психастенической почве обычно не требуется ничего кроме достаточно сухой, но строго логичной когнитивной дискуссии с множеством трезвых аргументов. Терапевтическую работу со многими циклоидными и аутистическими пациентами существенно облегчают и убыстряют приемы, позволяющие прочувствовать абсурдность пустого усилия не только на интеллектуальном, но и на чувственном и телесном уровнях – ролевые игры, «горячий стул», трансовые техники. Когнитивная дискуссия тогда, как бы аранжируется такими вкраплениями.
Как уже говорилось, нередко оказывается, что пустое усилие как бы заслоняет от человека реальный путь решения проблем. Остающаяся (в результате терапии) на месте СИЭР естественная негативная эмоция, которой не мешает воспаленное и бессмысленное напряжение, нередко немедленно выливается в значимо полезную, продуктивную деятельность. Так, например, пациент из первого примера, отказываясь от мнимой возможности просчитать в принципе непросчитываемое, оказывается в состоянии уделить должное внимание тому, что действительно можно предусмотреть.
В тех случаях, когда обстоятельства складываются таким образом, что ничего продуктивного предпринять нельзя и проблема в принципе оказывается неразрешимой, отказ от пустого усилия все равно приносит облегчение. Здесь наблюдаются два варианта.
У одних пациентов (так называемых, «реалистов») исчезновение пустого усилия приводит к «принятию жизни такой, какова она есть», к «примирению с реальностью», к «светлой печали». Во втором примере отчетливое понимание тщетности и бесперспективности «найти слова донести до начальника его неправоту», достигнутое в результате психотерапевтического вмешательства сокращает гнев пациентки «на 60%» по субъективной шкале и начальник начинает восприниматься только как неприятное и досадное недоразумение. У пациента из третьего примера душераздирающая тоска превращается в естественную печаль без «душераздирания», когда наступает осознание, что он «однозначно сделал все, что мог», что «осталось только выпрыгнуть из себя, что невозможно». Субъективно-ибыточная тоска по потерянным отношениям «сдувается» до естественной в этой ситуации грусти.
У других пациентов (так называемых «идеалистов») отказ от пустого усилия, при том, что в целом ситуация не решается, делает возможным осмысление обстоятельств на «более глубоком», «духовном» уровне и способствует «подъему на более высокую ступень развития». Так, в четвертом примере понимание бессмысленности своего стремления простить усилием воли освобождает пациентку от пустого напряжения, помогает ей «реально оценить уровень своего развития» и побуждает к поиску конкретных психологических методов и духовных практик, направленных на «личностный рост», но исключающих прямое волевое влияние на собственные чувства. «Развитие личности», как она чувствует и верит, в качестве побочного эффекта будет иметь и прощение. Некоторым аутистическим пациентам нужно специально указать на такую возможность достижения своих глубинных целей, минуя пустое усилие - иначе им трудно отказаться от последнего, даже, несмотря на его очевидную недейственность. Обсуждение этой возможности в таких аутистических случаях можно расценивать как третий этап методики. У таких пациентов, по-видимому, отсутствует возможность «примириться с жизнью таковой, какова она есть» с миром «без гармонии и высокого смысла» и, пока пустое усилие представляется им единственным путем к реализации своих ценностей, они продолжают держаться за него по принципу «верую, ибо абсурдно». Когда же найден и осмыслен обходной путь «движения к гармонии», энергия, расходовавшаяся прежде вхолостую, отрываясь от пустого усилия, начинает реализовываться в конкретных практиках.
Отдельно нужно сказать несколько слов о психотерапевтической работе с СИЭР в виде вины за прошлое. Как мы уже говорили, пустое усилие здесь – это «быть начеку», намеренно, волевым образом контролировать собственные психические процессы, «дабы не выпустить из себя злое начало». Здесь, казалось бы, можно также как и в остальных случаях СИЭР помочь пациенту осознать бесперспективность такого стремления, ожидая, что он, как следствие, откажется от этого стремления, «отпустит себя» и освободится от избыточного напряжения. Однако на практике это недостижимо.
Связано это с обстоятельством, о котором мы уже говорили: свой проступок пациент связывает как раз с тем, что он якобы расслабился, не проконтролировал себя, то есть как раз отказался тогда от пустого усилия (которое не кажется ему таковым). При других СИЭР пациент имеет наглядный опыт того, что пустое усилие нереализуемо и потому бессмысленно. Здесь же он как бы имеет обратный опыт, ему кажется, что его «грех» произошел от того, что он как раз этого усилия не предпринял.
«Удалять» пустое усилие нужно в таких случаях косвенным путем. Нужно показать пациенту, что в реальных обстоятельствах его «проступка» у него не было никакой возможности поступить иначе, не так, как он поступил. Необходимо доказать ему (и это как правило нетрудно сделать), что его «неправильное» поведение обуславливалось конкретными обстоятельствами, имеющимся к тому времени опытом, происходящими в то время когнитивными процессами, имеющимися тогда личностными, конституционально-характерологическими особенностями и другими объективными факторами, исключающими иные действия. Другими словами, показать, что в тех конкретных условиях он был искренен, и, что направить мышление-чувствование в другую сторону было невозможно, что «отсутствие самоконтроля» и «расслабление» здесь не причем. Как только удается привести такие доказательства, субъективно-избыточная вина переходит в естественное сожаление о совершенной ошибке и переживание лишается угнетающего компонента «самоедства» и «саморазрушения». Заметим, сожаление о проступке остается, остается связанный с ним дискомфорт (подчас весьма сильный), но ощущение избыточности собственного переживания, ощущение разрушительного тупика проходит. Общее напряжение в этом случае резко падает. Пустое усилие в виде «напряженного самоконтроля» в настоящем становится в глазах пациента бессмысленным, когда оказывается, что поведение в прошлом не имело никакого отношения к «недостаточной работе над собой». Возникает принятие собственной «плохости» - не в смысле безразличного согласия с нею, а в смысле принятия ее как части объективной реальности. Той реальности, с которой можно и нужно что-то делать.
Как и при других СИЭР, помимо изматывающего напряжения это пустое усилие мешает реальным изменениям, в данном случае, раскаянию. Под раскаянием мы здесь имеем в виду ментальные изменения в виде твердой и спокойной уверенности в том, что вести себя впредь по-другому не только необходимо, но и абсолютно реально. Действительно, для того, чтобы произошла реальная «перемена ума», чтобы осуществилась реальная «работа над собой», приводящая к такой уверенности, необходимо осознание причинно-следственных связей, обусловивших проступок. Именно с этой конкретикой можно и нужно что-то делать. Только изучив все факторы, влиявшие на прошлое поведение, человек может обрести (и обретает) спокойную уверенность в том, что в его силах в будущем такого стечения обстоятельств не допустить, и что, таким образом, ситуация теперь находится под реальным контролем. Тогда сама собой отпадает субъективная необходимость в постоянном напряженном самоконтроле, то есть пустом усилии здесь и сейчас. Он понимает тогда, что конкретно он должен сделать для того, чтобы предотвратить собственное нежелательное поведение. Но, если все силы вкладываются в «быть на чеку» и усиленный «самоконтроль», которые непонятно как осуществлять, никакой уверенности в результате быть не может. И, значит, нельзя искренне сказать себе и другим, что «это больше не повториться». Как это не парадоксально на первый взгляд, но искренние раскаяние в смысле твердых перемен возможно только в результате самооправдания, то есть пониманию своего проступка, как полностью обусловленного, как не имеющего отношения к недостатку волевого нравственного самоконтроля 2. Во всяком случае, дело обстоит именно таким образом при переживании вины, связанном с пустым усилием.
Длительность терапии различна и зависит опять же от клиники. Если речь идет об острой реакции на ситуацию у акцентуированной личности, терапия нередко ограничивается одной единственной терапевтической сессией с немедленным результатом. Если же речь идет о психопатии, с большим количеством СИЭР и, соответственно, как бы сотканной из пустых усилий, речь идет о долгосрочной психотерапии, включающей не просто многократное применение методики терапевтом, но и изучение ее терапевтических механизмов пациентом с целью дальнейшего самостоятельного применения техники для самопомощи. Такое долгосрочное вмешательство может сопрягаться с более объемными и широкими методами психотерапии или системами личностного роста. В нашей практике длительное применение МИВ обычно спаивается с ТТСБ 7, в ткань которой методика вплетается наиболее естественным образом, благодаря общим биологически и клинически-ориентированным методологическим предпосылкам (в этом случае пациентами изучаются механизмы возникновения пустых усилий, описанные ниже). Нет, однако, никаких видимых препятствий к тому, чтобы работа по «удалению» пустых усилий в ее техническом варианте не сочеталась бы с другими методами психотерапии (например, классической когнитивной терапией). Мы также не раз наблюдали очевидную пользу от освобождения от пустых усилий у людей, занимающимися исторически сложившимися духовными практиками.
В любом случае, освобождаясь от пустого усилия, человек освобождается от субъективно-избыточной эмоциональной реакции, а вместе с ней и от душевного торможения, от внутренней блокировки. Поток психической жизни избавляется от препятствия, и восстанавливается спонтанная активность. Описывая такую перемену в себе, некоторые пациенты используют такие метафоры, как «освобождение», «возвращение креативности», «радость нахождения собственного пути», «чувство включенности в жизнь», «воодушевление», «переживание подлинности».