Глоссарий Хлебникова или анамнез, диагноз и эпикриз в 30 буквах

И.Б. Якушев (Архангельск)

«Когда сердце ночери обнажено в словах,
Бают: он безумен».
В. Хлебников.

Азия… Вечный интерес Велимира Хлебникова к Азии определился рождением в улусной ставке Малодербетовского улуса в Калмыцкой степи, близ Астрахани, города, на улицах и базарах которого пересекались языки и наречия Востока и Запада, где в общем котле варились странные и, казалось бы, несопоставимые ингредиенты культур, где человек в полосатом халате с верблюдом в поводу был обычным явлением. «На Волге сливаются Великороссия, славянщина с обширным мусульманско-монгольским миром, который здесь начинается, уходя средоточиями своими в далекую Азию» [3], - писал В.В. Розанов. Азиатская тема в стихах Хлебникова присутствовала постоянно — или в качестве главного мотива, или как контрапункт. Амбивалентность культурного происхождения поэта, родившегося между Европой и Азией, словно предопределила некоторые из симптомов его психического заболевания (Амбивалентность – симптом психического расстройства, при котором пациент не может склониться ни к одному варианту из имеющихся в его распоряжении). Свои ранние прозаические произведения Хлебников подписывал: «АААА».

Бред и галлюцинации, как таковые у Хлебникова в воспоминаниях его Близких не описаны. Однако, в строках стихотворения 1919 года:

этот самый «кто-то» очень напоминает шизофреническую псевдогаллюцинацию, с ее отсутствием детализации облика персонажей, особенно – на фоне двух других действующих лиц стихотворения. Зрительные псевдогаллюцинации лишены яркости красок, тусклы, умозрительны; лица и фигуры зачастую – лишь туманный силуэт. В психиатрии этот туман носит название «отсутствия признаков сенсорности».

Велимир – этим именем Виктор Хлебников сам назвал себя. Первое, что приходит на ум психиатру в связи с этим – идеи Величия, прозрачно проступающие в имени, разделяющемся на два корня от слов «Веление» и «мир». «Повелитель мира»? Впрочем, для непонятливых поэт позднее уточнил смысл своего имени, дав себе звание: Председатель Земшара.

Галиматья – этим словом очень часто называют творения Хлебникова люди, относящиеся к его произведениям, как к поэтическому недоразумению. Между тем, Глоссолалия, свойственная произведениям Хлебникова, сродни и шизофазии психически больных, и детскому жонглированию словами и звуками, и бормотанию юродивых, что, в конечном итоге, проявляет внутреннее родство всех этих феноменов, а, может быть, и указывает на общее происхождение от некоего единого праязыка, исчезнувшего после Вавилонского столпотворения и последовавшего за ним смешения языков.

Дорога стала для Хлебникова Домом. Он жил в Дороге. Его странствия, столь обычные для философов прежних веков, казались, по меньшей мере, странными его современникам. Дромомания, тяга к бродяжнической перемене мест, сейчас часто считается, а иногда и оказывается симптомом некоторых психических расстройств. Так же, в Дороге, жил и великий украинский философ Г. Сковорода, сказавший о себе: «Мир ловил меня, но не поймал». Дорога стала для них обоих средством избавления от мирских мелочей и несущественных занятий, которые могли бы отвлечь от главного Дела жизни.

«Единая книга», объединяющая сумму человеческих знаний, виделась Хлебникову вполне отчетливо. Он ждал появления этой книги, которая была бы написана на Едином, то есть — всеобщем языке и стала бы понятной для всех. Очевидно, он сам собирался написать ее. Эта книга, по его мнению, примирила бы все конфессии, все страны, все пространства и времена друг с другом. По сути, эта книга осуществила бы Царство Божие на Земле.

Единая книга должна была реализовать на практике утопические идеи «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова, развивавшего мысль о том, что победа человечества над смертью необходима и неизбежна. Теория Федорова должна была быть подтверждена практикой Хлебникова, на которого доктрина философа произвела сильнейшее впечатление.

Жизнь Хлебникова длилась ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы стать негласным, но почти аксиоматическим тестом на гениальность: 37 лет от роду он умер от заражения крови (1885 – 1922).

Звук «З» Хлебников любил едва ли не больше других и часто использовал его в стихотворениях. Быть может, начертание Звука напоминало ему о математике, - о числе 3 и прочной глубинной взаимосвязи цифр и букв; чисел и слов? Цифра же 3 является, кроме того, – и сакральной для многих фольклоров. Золотые Зерна Зодиака Звезд, Звеня, Зело Засияли Зенитным Заревом Звуков Заклятия Змеиных Зоилов Зениц Зангези… (Зангези – поэт-пророк в одноименной поэме Хлебникова).

Инакомыслие Хлебникова, столь характерное для некоторых психических расстройств, проявлялось буквально в каждом его слове или поступке. Не только стихотворения, но и практически любая фраза его выстраивала новую, неожиданную, Иную, нежели у других людей систему смысловых координат. В разговоре с ним какой-то поэт сказал: «Таких поэтов, как я в России не больше десяти». Присутствовавший здесь же Маяковский подхватил: «А таких, как я – всего один». Хлебников задумчиво ответствовал: «А таких, как я и вовсе нет…» Причем это не было шуткой, но констатацией факта, который неожиданно получал сразу несколько смыслов.

О себе ли это сказал Хлебников? Во всяком случае, его особым почерком, напоминавшим, по воспоминаниям современников, пыльцу Крыльев бабочки, написаны тексты, смысл которых так тонок, что многие из них до сих пор не поняты до конца. Хлебников-Кузнечик, как иконописец новейшего времени, писал золотом икону русского авангарда и футуризма.

«Летчик» – один из наиболее известных неологизмов Хлебникова, оставшийся в русском языке навсегда. (До Хлебникова представители этой профессии именовались «авиаторами»). Изобретение неологизмов является весьма характерным симптомом при шизофрении. Нередко неологизмов становится так много, что речь пациента, правильная в грамматическом отношении, делается совершенно непонятной по содержанию. Хлебников изобрел, наверное, тысячи неологизмов, причем практически все они были образованы в соответствии со строгими правилами русского языка. Комментаторы-Литературоведы постепенно выясняют, что многие из хлебниковских неологизмов, по сути, таковыми не являются; так как поэт часто использовал устаревшие или диалектные слова. И, например, строка:

всего лишь имитация пения большой синицы, которую в народе называют «зинзивер». (И еще это – имя хлебниковской судьбы: именно зинзивер склевал кузнечика, который, «крылышкуя золотописьмом тончайших жил», был, быть может, alter ego поэта. (См. раздел К)).

Маяковский хранил «почтительное, почти благоговейное отношение к В.В. Хлебникову, знавшему язык, что называется, насквозь, до тончайших оттенков речи… Маяковский видел в Хлебникове неповторимого Мастера звучания, не укладывающегося ни в какие рамки науки о языке. Своего рода Лобачевского слова» [1], - писал Н.Н. Асеев. Гениальные безумцы Могут находить и даже создавать собственные закономерности и детерминанты, которые становятся впоследствии общепризнанными правилами и канонами.

Нелепый, Неадекватный, Необщительный, Неприспособленный – все эти эпитеты произносились по адресу поэта. Социальная среда Никак Не участвовала в жизни Хлебникова. Более Неприспособленного к обыденной жизни человека трудно себе представить. Свои рукописи он хранил в Наволочке от подушки. Это было его единственным имуществом. Начав читать стихотворение, Хлебников зачастую Неожиданно останавливался в середине и говорил: «И так далее…». Видимо, подразумевалось, что мало-мальски думающий человек, поняв алгоритм развития стиха, без труда поставит остальные буквы На правильные места, потому что как же иначе – судьбы людей и текстов предопределены Небом, и их просто Нужно увидеть. Хлебников показывал людям Божественные тексты.

Отрешенность, столь характерная для Хлебникова, его погруженность в мир внутренних переживаний создавали между ним и окружающими невидимую преграду. Шизофренический аутизм, Отгороженность, замкнутость оказывались той башней, за стенами которой конструировались невиданные слова и небывалые рифмы.

Паралогизмы его стихотворений создавали иллюзию их Патологичности. Тем не менее, по мере Постижения смыслов творений Хлебникова и освоения его наследия, нам все более становится Понятным то, что прежде казалось темным и Психически неадекватным. Высокая образованность Хлебникова требует конгениальности от читателя. Комментарии проясняют то, что выглядит бредом, после чего бред, как будто исчезает. Может быть, штука в том, что высота Полета мыслей шизофреника недосягаема для обывателей без костыля, услужливо предлагаемого комментатором?

Редукция энергетического потенциала, как один из наиболее частых исходов шизофренического процесса, наблюдалась и у Хлебникова. Например, поэт никогда не умывался, не понимая, зачем это нужно. Утрата Реальных жизненных потребностей и инстинктов — вплоть до инстинкта самосохранения стала его аскезой и судьбой.

«Степь отпоет», -- говорил Хлебников своим близким, опасавшимся за его жизнь во время дальних странствий поэта по миру. В Степи он появился на нашей планете, из Степи же должен был и улететь обратно, если бы по дороге не умер от заражения крови. Видимо, так рациональнее: не случайно первый советский космодром последователи К.Э. Циолковского, вначале прозелита, а затем и адепта идей философа Федорова построили в Степях Казахстана. «…человечество распространится по всему космосу и станет единым потоком лучистой энергии, которая мгновенно пронизывает пространство и время, все знает и ничего не хочет, что является прерогативой богов», - писал Циолковский, развивая учение Федорова.

Творчество душевнобольных – модная нынче Тема. Где грань между графоманией патологии, графоманией меркантильного эпатажа и высоким косноязычием настоящей поэзии? Чем отличается больная гениальность Хлебникова от вполне здоровой, но симулирующей безумие графомании NN? – Ответ очевиден: Талантом. Можно симулировать сумасшествие, но грамотный психиатр расколет симулянта. Можно имитировать вдохновение, но умелый читатель сумеет отделить зерна от плевел.

«Урус дервиш», - так называли Хлебникова шииты Персии, встречавшие его на пыльных азиатских дорогах. Глаза его – цвета вылинявшего неба говорили о том, что поэт-дервиш долго смотрел в небеса, видя в них то, что недоступно обычному человеку. Впрочем, это не означает, что другим людям вообще не надо смотреть в небо.

Фермент стихов Хлебникова – стал той интеллектуальной субстанцией, которая позволила влить в старые меха русской поэзии новое вино. Председатель ЗемШара стал «поэтом для поэтов». Его аллитерации и ассонансы, его рифмы и ритмы, его словотворчество стали для одних – источником вдохновения, для других – амбаром, откуда можно безнаказанно что-нибудь слямзить. А на самом деле, его стихи – это древнескандинавский магический «мед поэзии», - священный напиток, дарующий мудрость и поэтическое вдохновение.

Харджиев – один из наиболее внимательных, глубоких и точных исследователей творчества Хлебникова тоже был психически болен. Совершенно необъяснимая тайна: отчего психически больные люди обладают этим странным тропизмом друг к другу? Хорошо известна статистика ассортативности семей шизофреников, познакомившихся отнюдь не в лечебнице. Быть может, системы их инакомыслия ближе друг к другу, чем стандарты обывателей?

Цифры складываются в числа, словно буквы слагаются в слова. И то, и другое явление содержит в себе тайну мироздания. И то, и другое – первоэлемент, атом смысла. В основу всего воображаемого, «умного» мира Хлебников помещал √ – 1. Этого числа в математике нет, но именно оно и отличает гармонию - от алгебры, Моцарта - от Сальери, Хлебникова - от Брюсова. Творчество новатора начинается там, где кончается здравый смысл эпигона или версификатора.

Числа занимали Хлебникова так же, как и Пифагора. Учение пифагорейцев считало за много тысячелетий до Хлебникова, что Число способно передавать все смыслы и скрывать в себе информацию о прошлом и будущем. И Хлебников, и Пифагор надеялись найти в гармонии Чисел алгоритм всего сущего:

И ведь предсказал же поэт в 1911 году дату падения Российской империи!

Шизофрения? Конечно, Шизофрения. Но такое течение заболевания в очередной раз актуализирует полемику о близости друг другу гениальности и помешательства. Иными словами, гениальность (и даже талантливость) формально является болезнью, так как отклоняется от нормы; норма же есть не что иное, как средний уровень любого из исследуемых параметров – от роста – до IQ. (Средняя температура по больнице). Совпадений гениев с психическими расстройствами так много, что впору задавать вопрос (пока что риторический): не есть ли Шизофрения неправильно понятая гениальность, недоступная обывателям по причине их собственной негениальности? Случай Хлебникова, как кажется, вполне подтверждает данный тезис.

Щебетанье птиц и плеск воды, ворчанье зверей и шелест трав, музыку сфер и все человеческие языки хотел объединить Хлебников в своем творчестве. Вот откуда все эти странные слова-неологизмы. Вот почему многие его стихи построены, как палиндромы:

и так далее... Поэт написал стихи таким образом, чтобы и европейцы—слева направо, и азиаты — справа налево могли прочитать их одинаково. Святой Франциск Ассизский разговаривал с птицами и животными, ветрами и деревьями. Он этот язык нашел, и католики почитают его святым (конечно, не только за это). Хлебников вычислял этот язык. Он хотел опровергнуть слова Ф.И. Тютчева:

.

Смерть оборвала его изыскания. Быть может,……………………………………………………………………………….

Эмоциональное оскудение, характерное для шизофренического процесса, тоже не миновало поэта. Его Эмоциональная нивелировка, выглядевшая, как отрешенность и равнодушие к тем обстоятельствам и взаимоотношениям, которые привычно считаются важными в жизни человека, были заметны всем окружающим и не удивляли только тех, кто хорошо и давно знал Хлебникова.

Юродивый на Русии на Востоке всегда воспринимался, как учитель добродетели. Идеальный язык Юродивого – молчание, но безмолвие не дает возможности общественного служения. Юродивые должны были «ругаться миру», обличая грехи сильных и слабых, невзирая на общественные нормы бытия. Как правило, Юродивые все же общаются с окружающими, но речь их часто маловразумительна: выкрики, междометия. Логическим продолжением такой модели общения можно считать косноязычное бормотание, «словеса мутные», глоссолалию, издавна считавшиеся средством общения с Богом. Этот феномен абсолютно идентичен по всем признакам шизофазии или «словесной окрошке» в психиатрической терминологии.

один из многочисленных примеров хлебниковской глоссолалии, в которой, впрочем, каждое из слов имеет авторский смысл (например, «даум» – утверждающий, «раум» – не знающий преград и т.д.). Очевидно, можно говорить о том, что некоторые из Юродивых обладали способностью, которую сейчас иногда называют «прямым знанием». И Хлебников пророчествовал, когда предсказывал год революционного переворота. Многочисленные признаки внешнего и внутреннего сходства между русским Юродивым и дервишем-мусульманином; общие черты между, казалось бы, совершенно различными культурами, религиями и этносами, относящимися, практически, одинаково к этим людям, занимающим какую-то важную нишу в жизни своих народов; сам факт существования Юродивых-дервишей на Руси и на Востоке при нераспространенности аналогичного явления на Западе, заставляет задуматься о неслучайности этих сближений. В том случае, когда речь идет о совпадении глубинном, основывающемся не только на внешнем антураже, но и на сути явления; то, видимо, можно говорить об известной идентичности не только этих, но и других культурных институтов, ибо обнаружившееся глубокое структурное сходство в такой мистико-магической сфере, как посредничество при общении с Богом, безусловно, свидетельствует о единых корнях и длительном общем пути очень близких этносов.

Язык Хлебникова – Язык пространства, а не места; времени, а не эпохи. Он неудобен (пока что) для общения людей, но необходим для понимания тайн. Он амбитендентен по сути: Язык поэта – и шифр, и код; и искусство, и наука; и звук, и мысль; и далекое прошлое, и не менее далекое будущее.