$title="Б.А.Воскресенский. О некоторых аспектах творчества Иосифа Бродского (размышления психиатра-психотерапевта)"; $description="Отмечается, что одной из важнейших в психиатрии, психотерапии, искусстве является категория переживания. На примерах из произведений И.Бродского предпринимается попытка показать как своеобразие душевной организации, взаимодействуя с изначальной языковой – литературной одаренностью приводит к появлению произведений универсального, непреходящего экзистенциального звучания."; $pre="19-cronche.htm"; $next="21-susukalo.htm"; require($_SERVER['DOCUMENT_ROOT'] . '/inc/_hdr.php'); ?>
Доклад на Консторумских чтениях 2010 года
Подзаголовок сегодняшней конференции – «Психотерапия и мир» – отталкивается от афористического определения Эрнста Кречмера «Душа есть мир как переживание». Переживание – центральный феномен человеческого бытия. [ Переживание мы понимаем –также вслед за Э. Кречмером – широко – как целостное состояние, включающее в себя эмоциональные, когнитивные, волевые-поведенческие и прочие компоненты душевно-духовной активности человека. ] Он по-особому значим и для нас, ибо в психиатрии психикой врача познается психика больного, а психотерапия есть лечение переживаниями (Б.А.Воскресенский, 1995).
О значении переживания в искусстве Иосиф Бродский сказал (хотя и не употребляя этого слова, он говорит о лиризме) в одном из интервью: « В поэзии, в искусстве можно достичь такой высокой ноты лиризма, которая недостижима в человеческих отношениях. Понял я это не так давно. Однажды ночью слушал Моцарта и услышал то, чего я хотел достичь в своей жизни, в человеческих отношениях, а это возможно достичь только в искусстве». (Цит по В.П.Полухиной).
Размышления об искусстве, звучащие в психиатрически – психотерапевтическом собрании, могут быть обоснованы еще и тем, что диагностическое мышление психиатра – образное, хотя и в ином, чем при художественном творчестве, смысле. Констатируя, квалифицируя психическое расстройство, определяя в каком направлении изменяются душевные процессы пациента, врач- психиатр сравнивает, сопоставляет душевный облик (образ) больного на разных этапах заболевания (Б.А.Воскресенский,1992).
Задача сообщения показать – лишь эскизно – мир И. Бродского необъятен – некоторые темы, подходы, образы, представленные в его произведениях, и по моему мнению, значимые для нас как людей, посвятивших себя определенной – психотерапевтической – деятельности.
Иосиф Александрович Бродский родился 70 лет назад (в связи с этим позвольте считать настоящее сообщение запоздалым приношением его памяти), 24 мая. Это день святых Кирилла и Мефодия – учителей Словенских. В современной России он отмечается и как светский праздник, прославляющий письменность этих народов. Это и дата кончины Алексея Федоровича. Лосева (1988 год) [ Эти совпадения, наложения рассматриваем не как «тайную мистику», а как своеобразное указание на самостоятельную от физического времени активность духовной сферы. Сопоставления можно продолжить, причем на столь же высоком уровне. Достаточно будет напомнить, что, БЛ.Пастернак родился в день кончины А.С. Пушкина, пусть и через 53 года (всего- то!). ].
Для меня вхождение в мир И.Бродского началось с Нобелевской лекции, с его размышлений по поводу известнейшей фразы Ф.М. Достоевского «Красота спасет мир», которую, как полагал оратор, следует понимать скорее в прикладном, чем платоническом смысле, ибо « Дело не столько в том, что добродетель не является гарантией создания шедевра, сколько в том, что зло, особенно политическое, всегда плохой стилист» (т. 1, с. 9, курсив наш – Б.В. [ Все цитаты из стихотворений И.Бродского и фрагмент «Лекции» даются по изданию: Иосиф Бродский. Сочинения в четырех томах. Сост. Г.Ф.Комаров. – Культурно-просветительское общество «Пушкинский фонд». Издательство «Третья волна» (Париж-Москва-Нью Йорк), 1992 – 1994. Первые цифры – том, после запятой – страницы. Прозаические фрагменты приводятся по изданию Бродский И. Поклониться тени: Эссе.- СПб.: Азбука-классика 2001.- 320с. ]). Зато «… человек со вкусом, в частности литературным, менее восприимчив к повторам и ритмическим заклинаниям [ Стереотипии являют собой более низкий по сравнению с индивидуализированными, личностными проявлениями уровень психической деятельности (сноска наша – Б.В.). ], свойственным любой форме политической демагогии. Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем тверже его вкус, тем четче его нравственный выбор, тем он свободнее, хотя, возможно, и не счастливее» (там же). После этих строк, полагаю, сразу же становится очевидным универсальный, онтологический, вселенский масштаб художественного и философского мышления И.Бродского.
В психопатологическом плане зло – ригидность, прямолинейность, бескомпромиссность как характерологические качества, всегда сцепленные со склонностью к вспышкам озлобления, взрывам ярости, персонифицируются в эпилептоидных, возбудимых, паранойяльных личностях, в больных с дисфорически окрашенными психоорганическими расстройствами. Деятельность их всегда разрушительна, деструктивна по своим механизмам и эффектам, даже если направлена на благородные, гуманистические, созидательные цели. В этом и проявляется «плохой стилист» [ Эта коллизия также зафиксирована И.Бродским, но в стихотворной форме: Как подзол раздирает /бороздою соха,/ правота разделяет/ беспощадней греха. (Строфы, 2, 94) ].
Второй мой шаг по направлению к Бродскому – стихотворный:
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,…
«Необъяснимая тоска» повторяется в последующих строках еще несколько раз. Для психиатрической аудитории очевидно, что речь идет об эндогенной депрессии, однако для окончательной достоверности заключения крайне желательны дополнительные, уточняющие сведения. В финальных строках этого стихотворения находим:
Твой Новый год по темно- синей
волне средь шума городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начинется снова,
как будто будут свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
Рождественский романс I, 150
Нет никакого сомнения, что «вправо» и «влево»- здесь не идеология (она тоже будет упомянута сегодня, но чуть позднее), а «вверх» и «вниз» аффективных колебаний, ведь «жизнь начнется снова», в противоположность «нелюдимости», «печали», «невзрачности», «несчастью», «холоду» и «морозу»- лексике предыдущих строк, выражающих status praesens героя
Вот еще одно стихотворение с такой же эмоциональной окраской, но представленной более развернуто, многообразно:
Я не то схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла все это –
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода –
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
Из цикла «Часть речи» II, с.416
Здесь и несомненная психологизация – «устал за лето», и двигательная («за рубашкой в комод…»), и идеаторная («стану читать с любого места») заторможенность, и недоступность прямолинейной «бодряческой» психотерапии (зелень раздражает, только усиливает тоску), и сенестопатически-витальные ощущения, и угнетение естественных вегетативных реакций («ничего не каплет..»).
Подчеркну, что ни сейчас, ни в дальнейшем я не ставлю никаких диагнозов, понимая, что автор – конкретный человек – и его лирический герой – личности разные. Вместе с тем допускаю, что опыт определенных душевных переживаний, в том числе и болезненных, может быть переведен в духовные формы – художественные, научные, религиозные.
Должен признаться, что освоение мира И.Бродского, особенно поэтического, было и остается для меня делом непростым. Из опыта подобных ситуаций позвольте посоветовать сначала слушать аудио- (или видео-) записи произведений в исполнении мастеров художественного слова и/или же выступлений самих поэтов. Это помогает улавливать причудливо выраженную мысль, чувствовать акценты, завораживаться музыкой стиха.
С другой стороны, обращаяясь к Бродскому с любыми вопросами – о жизни ли, с научной проблемой, в поисках душевного прояснения, всегда получаешь всеохватывающий и одновременно адресованный лично тебе ответ.
И. Бродский- гений [ Общепризнано, что другой гений русской поэзии – А.С.Пушкин. Но эта оценка приходит к нам, людям рубежа ХХ-ХХ1 веков в уже, так сказать, академической, забронзовевшей, почти мифологической форме. Феномен И.Бродского, вселенная И.Бродского рождалась (и несмотря на необратимость времени и жизни, рождается) на наших глазах, в нашей жизни и это внушает надежду. Он с несомненностью воплощает экзистенциально-мистический философский тезис, гласящий, что «творческий акт всегда есть переход от небытия к бытию, т.е. творчество из ничего» (Н.А.Бердяев). Бродский также обращается к нам «Ниоткуда с любовью…»(П, 397). ]. Размышляя в связи с этим о гениальности вообще, биограф Бродского ЛевЛосев подчеркивает, в частности, что «Усиленная по сравнению с нормой витальность благодаря редкой комбинации генетического материала [ В психиатрии, а данном случае и у Л.Лосева, витальность биологична и физиологична. Применительно к духовной, творческой одаренности в целом ее хочется связать с бергсоновским elan vital – жизненным порывом, для которого не существует никаких препятствий, вернее – он преодолевает любое отягощение..Здесь представляется уместным напомнить и об одном частном для биографии гения факте –его образование – неполные 8 классов. – ] проявляется во всем – в глубине переживаний, силе воображения, харизматичности и даже физиологически, в ускорении процессов взросления и старения» (с.6).
Тема личной смерти звучит уже в его юношеских стихах, в хрестоматийных ныне «Стансах» (1962 год): « Ни страны, ни погоста не хочу выбирать…, на асфальт упаду» (I, 225).Образ оказался провидческим, Он так и умер – жена нашла его лежащим на полу
рабочего кабинета.Вот другое стихотворение тех же лет:
Пусть время обо мне молчит.
Пускай легко рыдает ветер резкий
и над моей могилою еврейской
младая жизнь настойчиво кричит.
(Бессмертия у смерти не прошу, 153)
В дни своего 40-летия поэт размышляет (строки, также ставшие классическими): «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.»(III,7). Или пророческое «Век скоро кончится, но раньше кончусь я…»(III,191).
Его личность весьма своеобразна. «Гений одиночества», так озаглавил статью о И.Бродском другой поэт – наш современник Сергей Гандлевский. А сам И.Бродский говорил о себе: « я не солист, но я чужд ансамблю» (II, 87). Вполне естественно, что в этом контексте возникает проблема « гениальность и помешательство». Не разбирая ее специально, заметим, что она содержательно, мудро и сострадательно решается на основе трихотомии (дух – душа – тело, Д.Е.Мелехов, Б.А.Воскресенский). Здесь уместно вспомнить ответ И.Бродского на вопрос судьи : «А кто это признал, что вы поэт?....- Я думаю это…(растерянно) от Бога…» (Л. Лосев, с. 90, курсив автора).
Не секрет, что И.Бродский дважды лежал в психиатрических больницах, по доброй своей воле и недолго. Опыт этих пребываний отражен в нескольких произведениях, наиболее значительное из них – поэма «Горбунов и Горчаков». Но прежде – несколько кратких строк из других стихотворений, в которых закреплена эта трагическая связь высокого призвания и душевного страдания:
У пророков не принято быть здоровым.
Прорицатели в массе увечны.
Прощайте, мадемуазель Вероника (II,51)
….
Всем хорош монастырь, да с лица – пустырь
и отец игумен, как и есть безумен.
Песня (I, 391)
Сразу же вспоминается библейское: « Христианство- безумие перед миром…».
А вот строки о кажущейся отдаленности от человечества:
Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.
……. .
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них – и внутри нутра.
Но это самоотчуждение – душевноболезненное состояние, ибо в этом же стихотворении дальше мы читаем:
Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо смерть моя
испытывает меня,
поднося, хоть дышу,
зеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.
Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.
В этих строках с очевидностью выступает переживание депрессивной витальности. Затем возникает по-особому зловещий образ смерти:
Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
« Смерть придет, у нее
Будут твои глаза».
Натюрморт II, 272 – 273
Душевная дисгармония, тюрьма, суд, ссылка, изгнание, драмы в личной жизни – таковы страдательные эпизоды его жизненного пути. В связи с ними естественно вспоминаются слова отца Павла Флоренского: « Удел величия – страдание, страдание от внешнего мира и страдание внутреннее – от самого себя. Так было, так есть и так будет. Почему это так – вполне ясно: это отставание по фазе: общества от величия и себя самого от собственного величия. Ясно, свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонениями. Чем бескорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания». Действительно, страдание – удел человеческой жизни вообще:
Боже, чем больше мир, тем и страданье больше
(«Прощальная ода» I,311)
И это не случайно, это – не несовершенство мира, а сущностное человеческое свойство, о котором по-другому, с иными акцентами, подразумевая рефлексию, писал С.С.Аверинцев: «Мы делаемся опытнее. Это означает, что мы делаемся все более виноватыми: что мы не можем сделать того или иного поступка, который с чистой совестью делали наши предшественники, и сохранить чистую совесть: они-то поступали в своей перспективе bona fide, а в нашей перспективе это не получится». (с. 307). Быть может, и поэтому И.Бродский говорит о себе:
Только с горем я чувствую солидарность.
(III, 7)
Но именно
Только размер потери и делает
Человека равным Богу.
Богоподобие человека, страшное в своей непостижимости и недостижимости, утверждается в финальных строках уже цитированного «Натюрморта»:
– Мать говорит Христу:
–Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
не узнав, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть мертв или жив?Он говорит в ответ:
–Мертвый или живой,
разницы, жено, нет
Сын или Бог, я твой.
(II, 274).
Это и провозглашение бессмертия человека и совершенная по полноте и в то же время по краткости формула (говоря сухим профессиональным языком) его психосоматического единства.
Рассказывая о ситуации с захоронением праха поэта, Л.Лосев определяет И.Бродского как человека без вероисповедания. Вместе с тем его произведения несомненно наполнены духом высокой религиозности. Для моих размышлений по проблеме «психиатрия и религия» особо значимой оказалась строка, афористически раскрывающая, так сказать «психотерапевтический механизм» веры:
И то, чего вообще не встретишь в церкви,
теперь я видел через призму церкви.
«Остановка в пустыне» (II, 12)
Клинический анализ этого феномена был представлен ранее (Б.А.Воскресенский, Л.С.Виноградова) и занял несколько страниц. Поэту хватило двух строк.
Приведу еще несколько отрывков, поэтически выразительно и точно научно являющих нам важнейшие и сложнейшие стороны духовно-душевной жизни человека.
Но в том и состоит искусство
любви, вернее жизни – в том,
чтоб видеть, чего нет в природе,
и в месте прозревать пустом
сокровища…
……………………………..
Не в том суть жизни, что в ней есть,
но в вере в то, что в ней должно быть.
(Пенье без музыки, II, 238 – 23)
Это духовное обогащение достигается внутренней созидательной работой, в ходе которой
…скорость внутреннего прогресса
больше, чем скорость мира.
Это – основа любой известной
изоляции. Дружба с бездной
представляет сугубо местный
интерес в наши дни. К тому же
это свойство несовместимо
с братством, равенством, и, вестимо,
благородством невозместимо,
недопустимо в муже.
……………
Иначе – верх возьмут телепаты
буддисты, спириты, препараты,
фрейдисты, неврологи, психопаты.
Кайф, состояние эйфории,
диктовать нам будет свои законы.
Наркоманы прицепят себе погоны.
Шприц повесят вместо иконы
Спасителя и Святой Марии.
(Речь о пролитом молоке II, 32 –33)
Утверждая примат «высокой» (Б.В.) психики, Бродский обращается к основоположнику психоанализа:
Доктор Фрейд, покидаю Вас,
сумевшего (где- то вне нас) на глаз
над речкой души перекинуть мост,
соединяющий пах и мозг.
(«Письмо в бутылке»I, 365)
Глубинная психология понимается И.Бродским гуманистически и поэтому, будет правомерно считать, как механизм созидательный, личностный, творческий: «Мы надзираем за тем, что происходит у нас внутри; так сказать доносим нашей совести на наши инстинкты. А затем себя наказываем…… я не хочу сказать, что подавление лучше свободы; просто я полагаю, что механизм подавления столь же присущ человеческой психике, сколь и механизм раскрепощения». («Меньше единицы» с. 87)
В таком же контексте переосмысляется экономика:
К нам не плывет золотая рыбка
Маркс в производстве не вяжет лыка:
Труд не является товаром рынка.
Так говорить- оскорблять рабочих.
Труд- это цель бытия и форма.
Деньги – как бы его платформа.
Нечто помимо путей прокорма:
Размотаем клубочек.
Вещи больше, чем их оценки.
Сейчас экономика просто в центре
Объединяет нас вместо церкви,
Объясняет наши поступки.
(Речь о пролитом молоке II, 30)
И в прозаической: « …изречение Маркса «Бытие определяет сознание» верно лишь до тех пор, пока сознание не овладело искусством отчуждения; далее сознание живет самостоятельно и может как регулировать, так и игнорировать существование». («Меньше единицы» с.69).
Можно бесконечно отыскивать все новые и новые строки в стихах и прозе Бродского, касающиеся глубоких и глубинных проблем бытия. Человечный и в тоже время универсальный ответ будет найден всегда.
В заключение – несколько фрагментов из « психиатрической» (Б.В.) поэмы «Горбунов и Горчаков». В ней есть все: и клиническая психиатрия, и иронически поданный психоанализ, и больничный быт, и проблема злоупотребления психиатрией. Но главное – она проникнута человечностью и верой. Образы и диалоги в ней настолько содержательны и многозначны, что размышления над ними заняли бы не один десяток страниц. Оставляем эту возможность за читателем, ведь именно таково его призвание. Обратим внимание лишь на несколько пассажей.
«….Врач говорит: основа всех основ-
нормальный сон».
………….
« Фрейд говорит, что каждый – пленник снов».
Вопрос о сновидениях очень часто приходится слышать в психиатрически-психогигиенически ориентированных аудиториях. Вот краткий и вместе с тем исчерпывающийый ответ:
« Вчера мне снился стол на шесть персон».
«А сны твои – они бывают вещи?
Иль попросту все мчатся колесом?»
« Да как сказать; те – вещи, те – зловещи».
………………………
« Да, знаешь, ты действительно готов.
Ты метишь, как я чувствую, в Ньютоны.
На буйном тоже некий Хомутов
– кругом галдеж, блевотина и стоны –
твердит: я – Гамильтон, и я здоров;
а сам храпит как наши харитоны».
« Шло при Петре строительство портов,
и наезжали разные тевтоны.
Фамилии нам стоили трудов.
Возможно Хомутовы – Гамильтоны».
Представляется, что это есть замечательная пародия на психологизацию в психиатрии. Далее, в одной из глав Горчаков рассказывает (а по существу доносит) врачам о Горбунове (прообраз которого – сам автор, И.Бродский). Здесь явлены и та самая идеология, о которой упоминалось в начале доклада, и сомнительная с точки зрения советского человека религиозность и жизнь влечений – при определенном настрое все это может пониматься как проявления болезни:
«- Преувеличен внутренний наш мир,
А внешний, соответственно, уменьшен»,-
вот характерный для него язык.
В таких вот выражениях примерных
свой истинный показывает лик
сторонник непартийных, эфемерных
воззрений…» «В этом чувствуется сдвиг
налево от открытий достоверных
марксизма». «Недостаточно улик»
…………………………...
« А он отвык от женщины?» «Отвык.
В нем телодвижений характерных
для этого…ну как его…ах ты!..»
«Спокойно, Горчаков!» «…для женолюба».
« А как он там… ну, в смысле наготы?...
Там органы и прочее?» « Сугубо,
сугубо от нужды и до нужды.
Простите, что высказываюсь грубо».
«Ну что Вы! Не хотите ли воды?»
«Воды?» « А вы хотели коньяку бы?»
«Не признаю я этой ерунды».
«Зачем же Вы облизывали губы?»
«Не знаю… что-то связано с водой».
«Что именно?» «Не помню, извините».
«Наверное, стакан перед едой?»
«Да нет же, Вы мне спутали все нити...
……
«Я слишком в Горбунова углубился…
Он беспартийный, вот его беда!
И если день особенно морозен,
он сильно отклоняется туда…
ну, влево, к отопленью…» « Грандиозен!»
«А он религиозен?» «О, да- да!
Он так регилио… религиозен!
Я даже опасаюсь иногда:
того гляди, что бухнется он оземь
и станет Бога требовать сюда».
«Он так от беспартийности нервозен».
«Он влево уклоняется» ………
Наконец отнюдь не клинический характер беседы становится совершенно явным:
« ………..Эй, Горчаков, вы не могли бы
автограф свой?» « Я нынче без очков».
«Мои не подойдут?» « Да подошли бы.
Так: «влево уклоняется»… каков!
… и «вправо»…справедливо! Справедливы
два мнения. Мы этих барчуков…
Одно из двух: мы выкурим их, либо…»
«Спасибо вам, товарищ Горчаков.
На Пасху мы вас выпустим.» « Спасибо.
Да-да. Благодарю. Благодарить…
Не сделать ли поклона поясного ?..
Где Горбунов?! Глаза ему раскрыть!..
О ужас, я же истины – ни слова…»
В финале поэмы Горчаков раскаивается в совершенном в отношении Горбунова предательстве:
« Как все случилось, сам я не пойму.
Прости меня, прости мне, Бога ради.
Постой, подушку дай приподниму…
Удобней так?.. Я сам с собой в разладе.
Прости… мне это все не по уму…
…………. … …
Спи, Горбунов. Пока труба отбой
не пропоет… Всем предпочту наградам
стеречь твой сон… а впрочем, с ней, с трубой!
…………………… …
Спи, спи, мой друг. Я посижу с тобой.
Не над тобой, не под тобой,- а просто рядом.
А что до сроков – я прожду любой,
пока с тобой не повстречаюсь взглядом. ..»
(II, 102 – 138)
Пусть каждый наполнит эти последние строки своим смыслом – гуманистическим, экзистенциальным, христианским [ С неизбежностью вспоминается эпизод, описанный митрополитом Суржским Антонием. Работая в молодые годы в психиатрической клинике, он наблюдал больного с предшествующим многомесячным мутизмом. С разрешения зав. отделением будущий выдающийся иерарх просиживал с этим пациентомв по многу часов подряд без единого слова..Через две недели больной вдруг заговорил : «Зачем вы все эти дни и часы со мной сидите…?» «И с этого началось его выздоровление», – так заканчивает эту историю Владыка .(«Жизнь, болезнь, смерть». Изд. «Христианская жизнь» Клин 2006, с.9). Полагаем, что в данном случае обсуждать приоритет тех или иных факторов – психотерапевтических, медикаментозных или спонтанных саногенных – неуместно..Не удивительна ли, не полна ли высокой таинственности эта встреча иерарха и поэта, это пересечение, это слияние реальной жизни и художественного образа? ].
1. Аверинцев С.С. Перед лицом «неолиберализма» В сб. In memoriam: Сергей Аверинцев) РАН. ИНИОН. –М., 2004. С. 307.
2. Воскресенский Б.А.Психотерапия, духовность, культура.)В сб. Терапия духовной культурой. –М. Российское общество медиков-литераторов.1995. С. 8 – 10.
3. Воскресенский Б.А., Виноградова Л.С. О некоторых аспектах религиозно-ориентированной психотерапии. Независимый психиатрический журнал 2007,1У. С. 65-68
4. Гандлевский С. Найти охотника. Стихотворения. Рецензии. Эссе.- СПб.: «Пушкинский фонд», 2002. С, 104.
5. Кречмер Э. Медицинская психология. Кооп. Издательство «Жизнь и Знание» М. 1927. С.13.
6. Лосев Л.В. Иосиф Бродский Опыт литературной биографии. – 3-е изд., испр. –М.: Молодая гвардия, 2008. – 407 с.
7. Полухина В.П. Больше самого себя. О Бродском. –Томск: ИД СК-С, 2009. С. 28.
8. Флоренский П.А. Из письма от 13 февраля 1937 г. Ж. «Огонек» 1990. № 45 с.27.