К 120-летию Осипа Мандельштама и 90-летию ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского

Вертикаль власти в судебной психиатрии вместо власти профессиональных ценностей

Пример Е.К.Краснушкина в деле О.Э.Мандельштама (1891-1938)

«Хочу, чтоб всюду плавала свободная ладья;
И Господа, и дьявола равно прославлю я», -
сказал Брюсов. Это убогое «ничевочество»
никогда не повторится в русской поэзии.
О.Мандельштам, 1921 г.

Осип Эмильевич Мандельштам – один из самых выдающихся поэтов XX века, мастер прозы и проникновенных филологических работ, драматическая судьба которого – впору его стихам – с беспримерной силой Орфея в аду запечатлела страшную эпоху террора тоталитарного государства, длившегося 36 лет. Поэт тончайших переживаний, чувствовавший дуновения смыслов, оттенки тишины и ход времени, так глубоко проникший в материю языка, что его образность раскрывала неизречимое, он оказался в живодерне, затоптанный грязными сапогами. Везде он вел себя свободно и мужественно. В период двух арестов – в 1934 г. и 1938 г., в пути на Колыму в пересыльном лагере близ Владивостока - у него было два психотических эпизода. Первый помог ему оказаться в Воронеже, а не остаться в Чердыне, а второй привел к истощению из-за идей отравления и, в конечном счете, к гибели в 48 лет. Даже урки считали его ненормальным, но таких было тогда треть состава, хотя он явно выделялся и на этом фоне. В Чердыне было «напряженное ожидание казни, навязчивая идея самоубийства», он выбросился со второго этажа. В пересыльном лагере он был убежден, что его хотят отравить, но «боялся только казенных рук и казенной пищи», а также каких-то прививок, которые лишают человека воли. Изможденный, он преображался, когда читал стихи, и мог читать часами. Творчество Мандельштама, в частности его письма, переполнено такой человечностью, такой нежностью и любовью к близким, таким безудержно дерзким отпором оскорбителям, а поведение столькими безобидными чудачествами, что, зная его поэзию, делается не по себе прикладывать к нему психиатрические мерки. Все же в его случае это просто, так как на поверхности первоначально кратковременное, а в последний раз затяжное реактивное состояние. Наличие такого анамнеза и такой славы в отношении поведения, более того, прежнее личное знакомство, не помешали одному из ведущих наших судебных психиатров отправить Мандельштама на верную гибель.

До 1931 года в советской России широко практиковалась уменьшенная вменяемость и невменяемость психопатов, обоснованная Н.П.Бруханским и П.Б.Ганнушкиным, и спасшая многих в годы революционного террора. Но накануне Большого Террора власть всячески сужала число экскульпируемых. Так, согласно статистике Института судебной психиатрии им. Сербского «процент психопатов, признанных невменяемыми, равнялся в 1922 году 46,5%, в 1935 г. – 3%, в 1945 г. – 12%» [ Фейнберг Ц.М. Судебно-психиатрическая экспертиза и опыт работы Ин-та им. проф. Сербского – М., 1935 ]. В 2004 году - «не более чем 3-5%» [ Шестакович Б.В.// Руководство по судебной психиатрии – М., 2004, с. 237 ]. А в 1936 г. в резолюции Второго всероссийского съезда психиатров было записано: «Считать расширительную диагностику шизофрении теоретически и практически вредной». Эти решения, устраняющие помехи карательной деятельности НКВД, привели к уничтожению огромного числа людей с психическими расстройствами. Такого рода резкие повороты в официальной науке обычно осуществлялись передачей монополии той научной (или квазинаучной) школе, доктрина которой соответствовала проводимому политическому курсу.

Поворот в отношении вменяемости психопатов осуществил, начиная с 1931 года, в своей экспертной практике один из организаторов Института судебной психиатрии им. Сербского (1921 г.) проф. Е.К.Краснушкин, вопреки вышедшему всего за три года до этого в 1928 г. первому советскому руководству по судебной психиатрии Николая Павловича Бруханского с предисловием П.Б.Ганнушкина (декабрь 1927 г.), где, в частности, было написано: «С удовлетворением отмечаем точку зрения автора по отношению к «психопатам»; он считает, что в некоторых случаях психопатия, постоянные изъяны личности настолько могут быть велики, что их носители должны признаваться невменяемыми. По отношению к «реактивным психозам» автор считает – и мы это также охотно подчеркиваем – что в известных случаях приходится настаивать перед Судом на прекращении дела и признавать заболевших неответственными» [ Бруханский Н.П. Судебная психиатрия – М., 1928 (440 стр.) ].

Краснушкин превратил описанную Ганнушкиным (учеником и ассистентом которого он был до 1925 г.) «динамику» психопатий в «изменчивость» психопатий, когда «один тип может сменить другой» [ Краснушкин Е.К. Избранные труды – М., 1960 ], а его продолжатели пошли еще дальше в духе набиравшего силу «учения акад. Т.Лысенко» (травля Н.Вавилова началась с 1936 г.) с его абсолютизацией влияний среды и перевоспитания.

В 1938 г. Краснушкин освидетельствовал О.Э.Мандельштама, которого знал лично [ В воспоминаниях Надежды Мандельштам (Вторая книга, М., 1999, с. 128) читаем: «Однажды Якулов потащил нас к Краснушкину, где пили до одурения, но больше соблазнить Мандельштама бесплатной водкой не удалось» ] и о реактивном психозе которого во время ареста 1934 года не мог не знать. Он был на 6 лет старше О.Э.

А ведь при судебно-психиатрическом освидетельствовании «нельзя не считаться с вопросом о влиянии на некоторых из них тюремного режима» [ Халецкий А.М. // Фейнберг Ц.М. (ред). Сборник организационно-методических материалов по судебрно-психиатрической экспертизе – М., 1941 ]. Но за год до этого в 1937 г. был арестован и вскоре погиб Н.П.Бруханский. Ганнушкин умер в 1933 г., Розенштейн в 1935. Они подвергались в конце жизни нападкам, а жена и дочь Розенштейна спустя год после его смерти были репрессированы. «На январь 1937 года в тюрьмах и лагерях уже находилось 5 миллионов человек. С января 1937 года по декабрь 1938 года было арестовано 7 миллионов человек (не считая уголовников). Из них было расстреляно около 1 миллиона, умерло в заключении еще около 2 миллионов». «Каждых трех из пяти в 1938 г. расстреливали. Оказавшись в числе прошедших сквозь это «сито» судьбы, но будучи приговоренным не к ссылке или высылке (таких в 1938 г. было всего 3%), а к отправке в ГУЛАГ, Мандельштам – со своим здоровьем и «пятью годами лагерей» на Колыме – также получил фактически смертный приговор, но с переносом места и с отсрочкой времени его исполнения. С момента ареста до дня смерти пройдет всего шесть с половиной месяцев: большего О.Э. вынести не смог и 27 декабря 1938 г. умер» (из «Книги доносов, допросов и обвинительных заключений» Павла Нерлера – «Слово и ”дело” Осипа Мандельштама». М., 2010).

Хотя общепринятый с древности принцип освобождения от наказания лиц с психическими расстройствами в тоталитарных странах легко попирается, профессиональный долг психиатра – отстаивать его всеми способами.

Евгений Константинович Краснушкин (1885-1951) – ученик Г.И.Россолимо (1910-1911), А.Н.Бернштейна (1912-1914) и П.Б.Ганнушкина (1919-1925), автор ярких работ по клинической психиатрии и курса по судебной психиатрии, читавшегося им на медфаке Первого МГУ (1922-1931), вышедшего в 1925 г. в качестве пособия для юристов, разоблачитель симуляции Рудольфа Гесса на Нюрнбергском процессе и, наконец, один из организаторов института судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского в 1921 г. («по его докладу и при его непосредственном участии»), вопреки всему этому и многим другим заслугам, - показал в деле Мандельштама пример поведения, недостойного психиатра, пример того, как не должен поступать психиатр.

Старые психиатры рассказывали, что при Краснушкине все замолкали, - у него была дурная слава доносчика. Он активно помогал следователям НКВД получать необходимые показания и готовить подэкспертных к показательным процессам, что достигалось, как известно, психологическими пытками.

Советская традиция переписывания истории с мифологизацией одних фигур и вымарыванием других из всех ссылок и даже общих фотографий, жива до сих пор. Прославляя Краснушкина, умалчивают о вкладе Бруханского; рассуждая о научных направлениях, полностью игнорируют кровавый исторический контекст. А между тем, ошибки и недостойные поступки выдающихся деятелей не следует скрывать, на них надо учиться, как с неслыханной откровенностью на собственном примере показал нам Н.И.Пирогов. Вместо того, чтобы продолжить этот завет как национальную традицию, мы видим прямо противоположное: очевидные факты истории нашей судебной психиатрии и Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского отрицаются, потом признаются, а сейчас снова отрицаются. Сама экспертная практика этого учреждения сплошь и рядом определяется отнюдь не профессиональными интересами, нарушая главную заповедь врача. В результате, здоровых объявляют психически тяжело больными, как генерала П.Григоренко или полковника Ю.Буданова, исключительные состояния (как например, майора Д.Евсюкова, актера Ф.Яловеги) – нормой, а больных – здоровыми (как дипломата Платона Обухова). Чего можно добиться, что можно воспитать, и что можно вызвать таким образом действий? Ведь для самой власти разрушительно в любом деле иметь вместо эксперта флюгер, эксперта «чего изволите?».

Ю.С.Савенко