Как указано в программе 13-го съезда НПА, я являюсь президентом Санкт-Петербургской Гражданской комиссии по правам человека. Я окончил Ленинградский Педиатрический медицинский институт в прошлом, получил дополнительное образование в области прав человека в Московской школе прав человека.
Гражданская комиссия по правам человека Санкт-Петербурга является частью международной сети аналогичных организаций. Международная Гражданская комиссия по правам человека была создана в 1969 году Церковью Саентологии и почетным профессором психиатрии, Томасом Сасом. Уставной целью Петербургской Гражданской комиссии по правам человека является содействие в защите прав граждан в области психического здоровья.
Антипсихиатри́я определяется как широкое социальное и культурное движение, выступившее в начале 60-х годов 20-го века с критикой понятий и практик традиционной психиатрии, против использования психиатрии в интересах власти и за права психически больных людей или права людей, безосновательно объявленных таковыми.
Антипсихиатрическое движение поставило два принципиальных вопроса:
Антипсихиатрическое движение способствовало появлению критики в адрес психиатрии. В частности, критике подвергались:
Санкт-Петербургская Гражданская комиссия по правам человека, однако, не считает себя частью антипсихиатрического движения, мы являемся некоммерческой организацией, содействующей защите прав граждан в психиатрии в соответствии со Всеобщей декларацией прав человека.
Об организации можно судить по ее работе. Мы документируем случаи злоупотреблений в психиатрии, помогаем обратиться пострадавшим в правоохранительные органы, прокуратуру, органы здравоохранения и социальной защиты для защиты их прав.
Мною подготовлен обзор нарушений прав человека в психиатрии за последние годы на основании информации, собранной нами из публикаций в СМИ, а также задокументированных случаев, когда граждане были согласны на разглашение информации о них.
Основные права пациентов психиатрической системы здравоохранения гарантированы Всеобщей декларацией прав человека, Резолюцией ООН № 46/119 «Защита лиц с психическими заболеваниями и улучшение психиатрической помощи», Европейской конвенцией о защите прав человека и свобод, Международным пактом о гражданских и политических правах, Законом РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» и др.
Основные моменты нарушений в психиатрии в Санкт-Петербурге и Ленобласти, на наш взгляд, следующие:
– необоснованная недобровольная госпитализация граждан;
– ущерб здоровью пациентов из-за высоких дозировок препаратов и длительного применения;
– жестокое обращение в психиатрических учреждениях, в том числе необоснованно длительное содержание в психиатрических учреждениях;
– принуждение проживающих в психоневрологических интернатах женщин к абортам;
– отказ в предоставлении точной информации об основаниях госпитализации, проведенном лечении, либо предоставление формальных отписок;
- неинформирование о правах пациента.
Перейду к конкретным случаям.
Серина Нина (фамилия и имя изменены), 1979 г.р., проживает в одном из психоневрологических интернатов (ПНИ) Санкт-Петербурга. 21.08.96 она родила дочь. 20.04.98 была госпитализирована в психбольницу (ПБ) № 1 имени Кащенко. 7.05.98 прокуратура обратилась в суд с заявлением о признании ее недееспособной (кто обратился в прокуратуру с такой просьбой – неизвестно). 1.12.98 ребенок был помещен в психоневрологический дом ребенка. 28.12.98 ребенка удочерили. 13.04.99 вынесено решение суда о недееспособности Сериной.
Серина Нина в возрасте 3 лет была помещена в детский дом № 29 (обычный детский дом, не специализированный). Она получила 8-летнее образование, в 1995 г. из детского дома была выписана. Ей была предоставлена комната в трехкомнатной коммунальной квартире в г. Пушкине.
Ее родители жили также в Пушкине. Нина ходила к ним в гости. В 1996 г. отец умер. Мать предлагала Нине прописать к ней старшую сестру Валерию (имя изменено), но Нина категорически отказалась. 13 апреля 1998 г., когда Нина была у матери в гостях, мать вызвала машину «скорой помощи» и отправила Нину в психиатрическую больницу № 1 им. Кащенко, которая расположена в Ленинградской области. Согласия на госпитализацию Серина Нина не подписывала. Нина была помещена в 18-е отделение и в течение года находилась в больнице. Мать написала заявление в ПБ им. Кащенко, что Серина Н. не может себя обслуживать, готовить, стирать. Кто именно обратился в суд с заявлением о признании Сериной Н. недееспособной, она не знает. Случайно Нина увидела под стеклом в ординаторской извещение о рассмотрении дела в суде по поводу ее недееспособности. Она обратилась к заведующей отделением с просьбой дать ей возможность участвовать в судебных слушаниях. Заведующая отделением ответила ей, что она «даун» и делать ей на суде нечего. 13 апреля 1999 г. состоялся суд в г. Гатчине, и Серина Н.В. была признана недееспособной.
В психиатрической больнице № 1 Серина Н. находилась 8 (!) лет. Из 18-го ее перевели в 16-е отделение. Там вши ползали по полу. От вшей избавились с большим трудом. Вши появляются из-за того, что в больницу привозят бомжей. Поступают они из приемного покоя сразу в отделение. Периодически в отделении возникают вспышки дизентерии. В 18-м отделении Нина дежурила по ночам на посту вместо медсестры и санитарки. Сериной и другим пациенткам постоянно приходилось мыть палаты, туалеты, коридор.
В отделении работал психолог К., мужчина в возрасте. Когда однажды Нина гуляла по территории больницы, К. предложил ей «прогуляться» с ним в кусты за территорию за 100 руб. Нина пожаловалась на К. начмеду больницы. Начмед выгнала Серину из кабинета, после этой жалобы Сериной закрыли свободный выход из отделения.
В 16-м отделении она вместе с другими пациентами больницы по приказу главного врача ходила на уборку территории медицинского городка в пос. Никольском. Пациенты мыли подъезды домов, где проживает персонал больницы, убирали траву с газонов (мужчины косили, женщины складывали в мешки и носили на помойку), мусор, подметали тротуары. В больнице имеются мастерские, где делают папки. Нина работала и там. Точно так же, как и в 18-м отделении, в 16-м мыла полы. Если полы были плохо вымыты, то заставляли перемывать. Расплачивались с ней сигаретами, а если сигарет не было – окурками! 16-е отделение находится на 3-м этаже. Бидоны с едой должны поднимать в отделение кухонные рабочие, но делать это приходилось самим пациенткам. Буфетчица расплачивалась за работу 2 сигаретами каждому.
На данный момент Серина Нина живет в психоневрологическом интернате в СПб, ведет себя нормально, никаких странностей у нее нет. Она желает жить в своей комнате, чтобы иметь возможность общаться с людьми, что-то себе покупать, работать, как все нормальные люди.
Гражданская комиссия по правам человека СПб обратилась в прокуратуру г. Пушкина по поводу жилья Сериной Н. Из прокуратуры был получен ответ, что Серина выписана из своей комнаты, но комната за ней закреплена с тем чтобы, если Серина выпишется, она могла вернуться к себе. Однако в ПНИ Сериной не разрешают вернуться в свою квартиру. Во время проживания в ПНИ Серину принудили сделать аборт. В недавнем прошлом она родила ребенка, у нее есть муж, но ребенка у нее отняли. Они с мужем, также жителем ПНИ, регулярно посещают свою дочь, которая живет в институциональном учреждении для малолетних сирот и социальных сирот.
Сообщение составлено с ее слов, подтверждено ее мужем, К.В.М., дееспособным человеком. Осенью 2010 года гезате «МК в Питере» опубликовала подробную статью об этом случае.
Е. Лидия Александровна, 1946 г.р., уроженка Оренбургской области, проживает в г. Кингисепп Ленинградской области. Лидия Александровна переехала в Кингисепп из Оренбургской области в августе 1987 г. У нее имелось не выявленное на тот период заболевание почек, появились головные боли и бессонница. Е. обратилась по этому поводу к психоневрологу Кингисеппской больницы Д.Р. Та направила Е. на обследование в городской эпилептологический центр г. Санкт-Петербурга (ГЭЦ). По результатам обследования Е. был поставлен диагноз «истерический невроз». Однако направление Д.Р., с которым Е. ознакомилась непосредственно перед приемом врачом ГЭЦ, содержало ложную информацию. В нем было написано, что якобы Лилия Александровна страдает ночными припадками и направляется на обследование в ГЭЦ из психиатрического стационара. Ни в каких психиатрических больницах Е. никогда не лежала. врачи ГЭЦ, не обнаружив у Е. эпилепсии, поставили единственно возможный диагноз «истерический невроз» на основании информации Д.Р. о том, что у Е. якобы имеются ночные припадки.
После обследования Е. обратилась за разъяснениями к врачу Д.Р. по поводу ложных сведений. Д.Р. объяснила, что сделала это из наилучших побуждений, чтобы к Е. «внимательнее отнеслись при обследовании». Е. никогда больше к психоневрологу Д.Р. не обращалась. По заключению института в Санкт-Петербурге, где Е. с 15.12.97 по 27.01.98 проходила полное обследование при установлении инвалидности по общему заболеванию в связи с болезнью почек, ей был поставлен диагноз «выраженный неврозоподобный синдром на фоне значительного астенического состояния». В 1996 г. домой к Е. пришла медсестра из поликлиники, помощница психиатра Д.Р. Дочь Е., прежде чем открыть дверь, спросила, кто это. Медсестра громко закричала: «Откройте! Я медсестра, меня послал психиатр». Войдя в квартиру, медсестра потребовала, чтобы Е. явилась на психиатрический осмотр. На вопросы Лидии Александровны медсестра сообщила, что Е. состоит у психиатра на диспансерном учете. Е. пошла в поликлинику и стала выяснять, на каком основании она поставлена на диспансерный психиатрический учет. Вразумительного ответа она не получила. Е. написала несколько запросов, обращалась за разъяснениями к главному врачу лечебного комплекса по этому поводу. С таким же вопросом обращался за разъяснениями и адвокат Е. Однако никакой информации им не предоставили, ссылаясь на врачебную тайну и должностные инструкции.
После появления дома у Е. медсестры ее соседи стали распространять сплетни, что она ненормальная и стоит на психиатрическом учете. (Позднее Е. выяснила, что из-за плохой звукоизоляция соседи смежной квартиры слышат происходящее в квартире Е. Соседка была связана с криминальным элементом, человеком, отбывавшим уголовное наказание в связи с квартирными кражами). Е. несколько раз обнаруживала дома кражи вещей. По этому поводу она обращалась в милицию. Заявления Е. о кражах были переправлены психиатру Д.Р. Д.Р. направила в отдел милиции сведения, что у Е. якобы «психопатия параноидального круга», «паранойя»; что Е. стоит на консультативном учете; ее жалобы имеют «паранояльный, необоснованный и явно болезненный характер»; Е. имеет «склонность к конфликтам, кверулянтству, сутяжничеству». В результате Е. была лишена защиты со стороны правоохранительных органов, ее жалобы оставались без ответа. Е. обратилась в суд с жалобой на незаконные действия врача-психиатра Д. Решением Кингисеппского городского суда от 18.09.2000 г. в удовлетворении жалобы было отказано. Е. обжаловала это решение в Ленинградский областной суд. Судебная коллегия Ленинградского областного суда отменила решение Кингисеппского городского суда и направила дело на новое рассмотрение. 19 марта 2001 г. решением Кингисеппского суда жалоба Е. была признана обоснованной, действия врача-психиатра незаконными. 13 августа 2001 г. Е. обратилась в суд с исковым заявлением о возмещении морального вреда. Решением Кингисеппского районного суда иск Е. о возмещении морального вреда был частично удовлетворен. В пользу Е. была присуждена компенсация в размере 5000 руб.
По этому делу представители Гражданской комиссии по правам человека СПб участвовали в судах по отмене первого решения Кингисеппского суда об отказе в удовлетворении жалобы Е., в рассмотрении жалобы в первой инстанции в новом составе судей, в рассмотрении жалобы о компенсации морального вреда. Фактически по этому делу было выиграно три процесса.
Котовский Андрей, 1969 г.р., в ПНИ в СПб с 12 апреля 2000 г. Попал туда из психбольницы № 1 им. Кащенко, где провел в общей сложности два с половиной года. Один год Котовский находился на принудительном лечении. Принудительное лечение было назначено за попытку угона милицейской машины в состоянии алкогольного опьянения. Диагноз вялотекущей шизофрении у него уже имелся. Котовский получил его в армии за то, что подрался с замполитом полка. На наблюдении в психоневрологическом диспансере никогда не состоял, к психиатрам не обращался. Принудлечение в ПБ им. Кащенко длилось один год.
Находился Котовский в 6-м отделении. Процесс лечения заключался в том, что пичкали таблетками и делали капельницы. Один раз назначали внутривенно, капельно аминазин с галоперидолом. Лечащий психиатр Андрея ходила по отделению с медицинским дипломом в рамке под мышкой и на все вопросы демонстрировала пациентам диплом. Она тыкала пальцем в диплом со словами: «Видите, я – дипломированный психиатр». Через полгода она куда-то исчезла. Лечение Котовскому она назначала следующим образом: «Что-то ты веселый, надо тебя поколоть». Через некоторое время: «Что-то ты грустный, надо тебя поколоть». В ПБ им. Кащенко были запрещены кофе, чай, сигареты, спички. Однако у Котовского все это было в тайнике. У него все отобрали и насильно сделали укол. Санитаров взяли из другого отделения. Через две недели уколов по три раза в день Котовский не мог сидеть и вставать. Ходил с трудом, хромая. Котовский обратился к врачу с просьбой отменить уколы. Ему сказали, что отменят. На следующий день пришла медсестра с капельницей, сказала, что вместо уколов назначили аминазин с галоперидолом капельно. Примерно неделю делали капельницы. Было состояние полной апатии. От препаратов всех пациентов мучила жажда. Но пить давали три раза в день по маленькой кружке слабого чая, какао или компота с червями (червяки из сухофруктов плавали прямо в компоте).
Все остальное питье – сырая вода из-под крана в туалете. Прогулки бывали не каждый день, выгоняли всех сразу в прогулочный дворик – загон с двумя-тремя корявыми дикими яблонями, обтянутый сеткой. Травы никакой нет, тени нет. В загоне было человек семьдесят, трех-четырех лавок на всех не хватало. Персонал брал воду для себя, пациентам, конечно, воды никто не давал. Поэтому многие старались на прогулки не ходить. Выгоняли на прогулку часов в 10 после завтрака и приема таблеток, «гулять» пациенты должны были до обеда. Если кому-то тяжело было находиться такое время на ногах на жаре, то никто в отделение его не отводил. Как-то санитар взял Котовского в помощники, чтобы что-то отнести в 4-е отделение. Это отделение для слабых пациентов. Многие больные лежали примотанные к кровати простынями, в отделении тусклый свет, духота, очень тяжелый запах.
По прошествии года Котовский продолжал находиться в больнице. Случайно узнал, что уже четыре месяца, как снято принудительное лечение. Когда обратился по этому поводу к заведующей отделением, она сказала, что не может его выписать, так как ему негде жить. Она предложила Котовскому написать заявление, чтобы его направили в психоневрологический интернат. Он согласился, так как выбора не было. Интернат лучше, чем психбольница. Места в ПНИ Котовский ждал еще год. 12 апреля 2000 г. поступил в ПНИ.
Сообщение по этому случаю составлено со слов Котовского А.
На наш взгляд, ситуация с правами человека в психиатрических учреждениях Ленинградской области требует немедленного вмешательства органов государственной власти и правоохранительных структур. По нашему глубокому убеждению, прокуратурой должны быть проведены расследования и приняты меры прокурорского реагирования в связи с выявленными фактами нарушений. Министерство здравоохранения РФ должно предпринять немедленные действия по изменению ситуации с правами человека в психиатрических учреждениях Ленобласти.
Большой проблемой является тот факт, что значительное число людей получивших свой ярлык-диагноз от психиатров в советское время за участие в диссидентском движении, так и остается недореабилитированным.
Анатолия Дмитриевича Пономарева еще в советское время помещали в психиатрические больницы за его взгляды и диссидентскую деятельность. Он, к примеру, писал частушки, рассылал по различным изданиям. Но, видимо, содержание частушек кому-то не понравилось. Диссидент был госпитализирован в «психушку». В 2008 г. Анатолий Дмитриевич обратился в Санкт-Петербургскую Гражданскую комиссию по правам человека. В качестве первого шага Анатолий Пономарев хотел получить информацию о своих госпитализациях.
Гражданская комиссия по правам человека совместно с Пономаревым составила запрос, он был направлен психиатрам от имени и по желанию Анатолия Дмитриевича. И каково же было его изумление, когда он получил ответ от психиатров психоневрологического диспансера (ПНД) № 2 Блинова А.С., Николаева Д.Г. от 5 сентября 2008 г., где говорится, что для получения ответа на запрос Пономарева он должен лично посетить участкового психиатра Николаева Д.Г. Оказывается, по характеру заявления у психиатров есть основания предполагать наличие психического расстройства у Пономарева А.Д. Психиатры пишут, что информация Анатолию Пономареву будет предоставлена только после психиатрического освидетельствования! Но это прямое нарушение Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», который не предполагает необходимого обязательного психиатрического освидетельствования для получения информации о состоянии здоровья человека, о проведенном ему лечении и причинах госпитализации.
Похоже, в случае пожилого петербуржца Пономарева А.Д. следует говорить не об обострении у него «психического состояния» (именно так и написано в ответе психиатров: не обострение психического расстройства, а «обострение психического состояния», но как может обостриться психическое состояние?), а о рецидиве карательной психиатрии у врачей-психиатров.
Продолжает существовать такое жестокое обращение с пожилыми людьми, которое сравнимо с пытками. Эти случаи, в частности, показывают, почему, несмотря на усилия правительства Санкт-Петербурга, добросовестных, заботливых работников социальных служб, для каждого пожилого и престарелого человека существует реальная угроза быть подвергнутым физическому насилию, пыткам голодом и жаждой, разрушению здоровья опасными токсичными веществами. А происходит все это в стационарных психиатрических учреждениях, больницах и интернатах. Одним из первых вопиющих случаев злоупотреблений в отношении пожилых людей, ставших известным Гражданской комиссии, был случай Шилова Виктора Ивановича, умершего в ГПБ № 3 в 1994 г. Нам эта история стала известна в 2000 г. Шилов Виктор Иванович был художником, несмотря на возраст, это был физически крепкий человек. Он жил один в двухкомнатной квартире, сам себя обслуживал, никогда не болел. В дверях его квартиры на него было совершено нападение, Виктор Иванович получил ножевую рану и был госпитализирован в городскую больницу № 3. Дня через два его перевели в психиатрическую больницу № 3, где через два месяца он умер. Его сын заявлял: «Я считаю, что мой отец умер из-за того, что за ним не было соответствующего ухода, так как он лежал в палате, где было 25–30 коек, а у отца было ножевое ранение. Реабилитация по его ранению не проводилась. Его увезли (в психиатрическую больницу) с ранением живота, более-менее здоровым и бодрым, но за полтора месяца, когда к нему не пускали (из-за карантина), его сделали дряхлым и смертельно больным и возвратили его мне мертвым».
Изменилось ли что-то в этих учреждениях за прошедшие годы? Например, в той же 3-й психиатрической больнице?
Вот история 70-летнего Семенова Ивана Николаевича (имя изменено по просьбе родственников). Иван Николаевич три года жил в доме престарелых на ул. Афонская около метро «Удельная». Он был инвалидом по зрению, никаких проблем с психикой никогда не имел. Сын навещал его по 2–3 раза в неделю, отец нормально с ним общался. В начале ноября 2007 г. по жалобе соседа по комнате Семенова госпитализировали в ГПБ № 3. Навестив Семенова в 6-м отделении, сын обратил внимание на условия, в которые он попал. «Простыни, на которых спали пациенты, были грязными. Одеяла были без пододеяльников. В помещении стоял отвратительный запах человеческих испражнений».
Семенов жаловался родственникам, что в отделении у него отобрали ингалятор и не оказывают должную медицинскую помощь по поводу хронической бронхиальной астмы. При обращении с просьбой о медицинской помощи к медсестре, он получал ответ, что это делается по назначению врача. А т.к. врач в данный момент отсутствует, то ему в этом отказывали. Семенов испытывал постоянное чувство беспокойства, что при очередном приступе астмы он не получит необходимых лекарств. На просьбы родственников выписать отца по их адресу проживания зав. отделения после консультации с начмедом больницы ответила отказом. Хотя перед этим говорила, что состояние Семенова позволяет лечить его амбулаторно. При поступлении в больницу Иван Николаевич отказался подписывать согласие на госпитализацию и лечение. Больница обратилась в суд, получила нужное решение, после чего Ивану Николаевичу были назначены препараты. Физическое состояние Ивана Николаевича сильно ухудшилось.
Ухудшение здоровья Иван Николаевич связывал с тем, что ему стали давать «горстями» психотропные препараты. Он жаловался сыну, что плохо их переносит. Движения Ивана Николаевича стали заторможенными, речь сбивчивой, он испытывал постоянный озноб, правая рука перестала слушаться, возникли проблемы с приемом пищи. Через две недели после начала «лечения» Иван Николаевич в тяжелом состоянии был переведен в отделение реанимации психиатрической больницы, затем в больницу общего профиля, где скончался.
Показателен также случай Стародумовой Анны Ионовны. Он показателен как раз тем, что наглядно демонстрирует – человек может иметь множество заслуг перед обществом, сам иметь в прошлом непосредственное отношение к медицине и тем не менее состарившись, быть подвергнут насильственному помещению в психиатрическую больницу. Анна Ионовна – бывший врач-терапевт, награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», огромный стаж работы, 10 лет работы на «скорой помощи», занимала и руководящие должности. Когда Анна Ионовна состарилась, отношения с дочерью стали конфликтными. В конце апреля 2003 года ночью Стародумова была госпитализирована в городскую психиатрическую больницу № 3 бригадой «Скорой помощи», вызванной дочерью.
Подверглась грубому обращению со стороны сотрудников «Скорой помощи». В приемном покое больницы медсестра заставила ее переодеться в грязную мужскую одежду. В результате Анна Ионовна заразилась чесоткой. По требованию сына Стародумова была выписана через несколько дней. В 2007 г. дочь снова поместила Анну Ионовну в ту же больницу, ей стали давать препараты. Согласие на лечение у нее получили своеобразным способом, предложив подписать бумагу якобы на диетическое питание. Прочитать, что подписывает, Анна Ионовна не могла, так как очки у нее забрали при поступлении в больницу. История Анны Ионовны закончилась благополучно, так как получила публичную огласку и сын Анны Ионовны опять добился ее выписки.
Для жительницы психоневрологического интерната № 4 Евсеевой Надежды Алексеевны трехмесячное лечение в психиатрической больнице № 1 им. Кащенко закончилось смертью. По утверждению дочери, к моменту выписки Евсеева сильно похудела и совсем обессилела. При осмотре в интернате после выписки дочь обнаружила у Надежды Алексеевны огромный пролежень на левом бедре, мягкие ткани отсутствовали, на пояснице отсутствовал кожный покров. 13 марта 2006 г. Евсеева Н.А. Скончалась.
Еще два случая дурного обращения с пожилыми людьми. Хмелевы Маргарита Николаевна и Михаил Петрович – инвалиды-сердечники, обоим за 60 лет. У них были конфликты с соседями. Михаил Петрович обратился с жалобой в отдел милиции. На следующий день участковый милиционер пришел в квартиру Хмелевых с санитарами. Сотрудники психиатрической «скорой помощи» ворвались в квартиру, связали Хмелева М.П. Освидетельствование Хмелевым не проводили. Сотрудники «Скорой помощи» забрали супругов и госпитализировали в ГПБ № 3. В больнице Хмелевым не была предоставлена информация о причинах госпитализации, был нарушен ряд статей закона о психиатрической помощи. В ПБ № 3 у обоих Хмелевых произошли ухудшения соматических заболеваний. Хмелеву М.Н. с инфарктом перевели в больницу им. Вавиловых, Хмелева М.П. с воспалением легких перевели в Александровскую больницу. После лечения оба были выписаны домой.
Иткин Станислав Борисович осенью 2006 г. поступил на лечение в ГПБ № 3, самостоятельно поднялся в 20-е отделение. Родственники навестили его через неделю и обнаружили, что он не может встать. При попытках подняться у него тряслись ноги и руки. Иткин был переведен в 18-е отделение для ослабленных пациентов, где у него образовались пролежни. Он был помещен в отделение реанимации. В этот период доступа к нему родственников не было. Через две недели Иткина вернули назад в 18 отделение. Он был в беспомощном состоянии, к пролежням добавилась пневмония. Сотрудники отделения заявили его жене и дочери, что ухаживать за ним некому. При этом родственников пускали к Иткину только на два часа. Родственники забрали его, понимая, что ухода в больнице не будет. Они отвезли Иткина С.Б. в больницу Святого Георгия. Когда хирурги вскрыли пролежни, то увидели глубокие раны, заполненные гноем. Врачи обучили жену и дочь Иткина С.Б. обработке пролежней. На протяжении 2-х месяцев после выписки близкие родственники ежедневно обрабатывали раны, приобретая все необходимые медикаменты за свой счет. Прогнозы врачей были неблагоприятными. Несмотря на интенсивный уход со стороны родственников и врачебную помощь специалистов, Иткин С.Б. Умер.
Пример возможного использования карательной психиатрии в недавнее время – это случай молодого петербуржца, спортсмена-волейболиста Сотника Сергея Александровича. Недавно он направил жалобу в Европейский суд по правам человека.
В ноябре 2006 г. против Сотника было возбуждено, по его убеждению, абсолютно несправедливо уголовное дело районной прокуратурой Санкт-Петербурга по статьям 318 (часть 1) и 319 Уголовного кодекса РФ. Мерой пресечения была выбрана подписка о невыезде. Когда судебное следствие по возбужденному против него уголовному делу зашло в тупик, судья своим постановлением в апреле 2007 г. назначила ему стационарную судебно-психиатрическую экспертизу.
Сотник никогда ранее не имел судимостей, не состоял на учете в психоневрологическом и наркологическом диспансерах, к врачам-психиатрам, в том числе психиатрам-наркологам, за помощью не обращался. Сергей обжаловал постановление о назначении ему судебно-психиатрической экспертизы в кассационном порядке, но судья отказалась принимать его жалобу и воспрепятствовала в подаче жалобы.
Тогда Сотник стал собирать необходимые документы, чтобы подать жалобу на соответствующее постановление в порядке надзора, но не успел этого сделать, так как был задержан и против своей воли помещен на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в городскую психиатрическую больницу № 6 Санкт-Петербурга в конце мая 2006 г. В течение 5 минут (!) ему провели психиатрическое освидетельствование, на котором Сотнику, в частности, задавали вопросы о его политических убеждениях, а также о том, для чего он слушает «запрещенные» радиостанции «Голос Америки» и «Эхо Москвы». Через 10 минут после освидетельствования четыре санитара привязали Сотника к кровати и стали делать ему инъекцию сильнодействующего нейролептика галоперидола.
Так началось недобровольное лечение Сотника от его политических взглядов. Ему делали инъекции препаратов, названий которых не сообщали. Сергей Сотник сопротивлялся инъекциям препаратов, пока у него оставались силы. 1 июня 2007 г. в городской психиатрической больнице № 6 Санкт-Петербурга состоялось выездное заседание районного суда, где по инициативе врачей-психиатров было вынесено решение о его «недобровольной госпитализации». О дате заседания суда Сотник не был предварительно уведомлен, поэтому не имел возможности связаться с родственниками и самостоятельно выбрать себе адвоката. Все время, проведенное в ГПБ № 6, Сотник находился под сильным воздействием психотропных препаратов и из-за этого не мог осознавать происходящие события.
Однако ни судья, ни другие участники процесса не сочли нужным обратить на это внимание. По сути, судебные слушания о недобровольной госпитализации Сергея Сотника были проведены для него под «психотропным» наркозом. Сотник не смог участвовать в судебных прениях, так как судья приказала вывести его из зала суда (залом суда являлся кабинет врачей-психиатров) обратно в палату. Решение суда Сотнику никто не объявил, ему не вручили текст решения о его недобровольной госпитализации. По этим причинам он не имел возможности самостоятельно составить текст кассационной жалобы на решение суда первой инстанции о его недобровольной госпитализации. Во время судебного слушания по вопросу о недобровольной госпитализации ему была навязана адвокат С. До и после судебного заседания С. с Сотником не беседовала, выступая в судебном заседании, ничего не сделала, чтобы отстоять позицию Сотника. Адвокат С. не обжаловала решение суда первой инстанции о недобровольной госпитализации Сотника в кассационном порядке.
Сотник обжаловал неквалифицированную работу адвоката С. по его делу в квалификационную коллегию палаты адвокатов Санкт-Петербурга, но получил ответ, что С. «в полном объеме выполнила свои профессиональные обязанности». После заседания суда психиатры продолжили делать Сотнику инъекции психотропных препаратов. Сотник находился в ГПБ № 6 три недели, и в течение этого времени психиатры несколько раз допрашивали его после инъекций психотропных средств. Допросы проводились по уголовному делу, по которому он не признавал себя виновным. Врачи-психиатры пытались внушать Сотнику признать себя виновным.
Через несколько месяцев Сотник узнал, что врачи-психиатры во время заседания суда о его недобровольной госпитализации ссылались на материалы его уголовного дела, по которому он еще не был признан виновным. На основании этих данных было вынесено решение Смольнинского суда Санкт-Петербурга о недобровольной госпитализации Сотника в ГПБ № 6 Санкт-Петербурга. Сергея подвергали избиению санитары ГПБ № 6 и вспомогательный персонал из числа пациентов, сотрудничающих с администрацией больницы. Но никакие средства не могли сломить Сотника. Не получив желаемого результата от «лечения», психиатры ГПБ № 6 решили переправить его 14 июня 2007 г. из ГПБ № 6 в ГПБ № 1 им. Кащенко, которая находится в Гатчинском районе Ленинградской области. То есть психиатры решили отправить его подальше от города и от родственников.
Перед дорогой Сотника сильно «накачали» психотропными препаратами, привязали руки сзади к спине простыней, потом привязали к койке в машине «скорой помощи» и в таком состоянии везли около двух часов. В ГПБ № 1 Сергея недобровольно «лечили» психотропными препаратами 8 дней. Ему удалось узнать, что в ГПБ № 1 к нему применяли нейролептик галоперидол и транквилизатор седуксен. Вскоре совершенно случайно, но на законных основаниях, Сотнику удалось соскочить с «психиатрической иглы». Но еще долгие месяцы он восстанавливал свое здоровье, подорванное применением психотропных препаратов. У Сотника С.А. было тяжелое состояние, слюнотечение, ухудшилось зрение, он был заторможен, у него были потеря сна, аппетита, эрекции, ухудшение памяти, повышенное кровяное давление и другие нарушения здоровья и, особенно, кошмарные воспоминания, продолжающиеся до настоящего времени. Недавно судом первой инстанции было признано, что Сергей Сотник якобы совершил вменяемые ему деяния, но он был освобожден от уголовной ответственности и был направлен на принудительное стационарное «лечение» в психиатрическом стационаре через несколько лет после якобы совершения им преступления. Есть ли здравый смысл в психиатрическом лечении через несколько лет после совершения преступления в состоянии невменяемости, известно, наверно, одному лишь Богу.
Сообщение о С.А. Сотнике написано на основании данных, полученных от него СПб Гражданской комиссией по правам человека. Сергей дал Гражданской комиссии письменное разрешение на разглашение информации о своем случае.
Один из психиатров написал в предисловии к книге историка-архивиста А.С. Прокопенко «Безумная психиатрия»: «Прощание с прошлым, признание своей вины перед согражданами является основой будущего, фундаментом психического здоровья нового поколения людей, освободившихся от рабства. За примером далеко ходить не надо. В Германии открыто заявлено об ответственности психиатров за злоупотребления психиатрией при фашистском режиме. От этого никто не пострадал. А в выигрыше оказались больные...» Осознают ли это бывшие советские психиатры и их современные российские коллеги?
От редактора. Автор избрал наилучшую форму доказательства – непосредственный фактический материал. Вот только насколько эти истории подтверждены независимыми источниками информации? Может быть это картины глазами только одной стороны? В этом неискоренимая трудность и существо нашей профессии, что наши пациенты живут не просто в субъективном мире, который как-то сообразуется с действительностью, как у всех других людей, а в чем-то совершенно в другом и видят все иначе, но при этом далеко не всегда нелепым образом. Эта правдоподобность их историй и обычно очень эмоциональных и настойчивых апелляций к помощи легко находит отклик, стремление помочь, минуя психиатров, уже очень возмутительным видится сообщаемая история, а в нашем социуме можно поверить слишком во многое.
Важно иметь в виду, что в условиях любого противостояния, приватного или политического, дивиденды автоматически получает одна из сторон и поэтому информация сгущается и искажается, даже невольно, то же с обеих сторон. Соблюсти непредвзятость в психиатрии и важнее всего и труднее всего. Поэтому невозможно обойтись без психиатра, которому доверяешь и который реально независим.
Но все же, даже независимо от выверенности приводимых данных, они полезны и во многих других отношениях.