Ушел из жизни замечательный человек, талантливый ученый, яркая личность с непростой судьбой. Ушел, не попрощавшись, не написав последних слов тем, кто остался на его далекой родине, кто помнил и никогда не забывал его. Он уехал в Америку, когда стало ясно, что в России официальные научные круги никогда не захотят его принять и признать его незаурядность.
Сын репрессированных родителей, отец которого так и умер на одном из островов ГУЛАГа, он пережил и смерть матери, которую освободили уже умирающей. С трудом и без всякой поддержки пробивая себе дорогу, он получил медицинское образование и быстро стал набирать темпы продвижения на научном поприще. Ему все давалось легко лишь там, где все зависело только от его таланта. К тому же, ему было совершенно чуждо чинопочитание и общепринятый стиль отношения к тем авторитетам, от которых многое зависело. Терпеть не мог участвовать как соавтор в коллективных темах, не подписывал своим именем статьи, если не писал их самостоятельно. Ему говорили: «Подпишите! Ведь это исследование не состоялось бы без Вас, это была Ваша идея!», на что он, улыбаясь и поблескивая стеклами очков, говорил: «У меня идей много».
Прекрасно владея иностранными языками, он переводил и способствовал изданию лучших авторов западной психиатрии. В частности «Клиническая психиатрия» под ред. Груле вышла в России в 1967 году исключительно благодаря проделанной им большой работе.
Главный же труд – блестяще написанная Борисом Моисеевичем книга «Алкоголизм» (1967 г.) нашла себе мировое признание как лучшая работа из всех, когда-либо написанных на эту тему. Вопреки насаждаемому тогда в СССР исключительно токсикологическому толкованию генезиса этого заболевания, Сегал не побоялся вскрыть социальные корни алкоголизма и его психологические аспекты. Им было опубликовано и множество других интереснейших публикаций по этой теме. Высказанные в них положения являются остро актуальными и в наше время.
Б.М. Сегалу принадлежало открытие новой нозологической группы расстройств, которые безосновательно многие годы относили к шизофреническим нарушениям. Это – затяжные соматогенные дистимии, сомато-психогенные депрессии. Многолетний катамнез у больных этой детально изученной группы больных (наблюдавшихся уже без Б.М.) подтвердил его правоту. Больные свой жизненный путь продолжали скорее как невротики, чем как больные шизофренией: заканчивали образование, успешно продолжали трудовую деятельность, обзаводились семьей, растили детей и внуков, занимались наукой, журналистикой и т.д. Им помогала психотерапевтическая поддержка, и через многие годы они с благодарностью вспоминают Бориса Моисеевича.
В силу собственной тяги к психологии и в связи с другими обстоятельствами ему в 1967 году была вверена психологическая лаборатория Российского НИИ психиатрии. Это позволило в дальнейшем его последователям создать новое направление в психологии с опорой на психодиагностику, взятую на вооружение как инструмент изучения эмоционально-мотивационных аспектов и типологии индивидуально-личностных свойств.
В жизни он отличался огромным чувством юмора, поражал необыкновенной эрудицией во всех областях не только науки, но и в искусстве, любил классическую музыку, разбирался в живописи, был очень начитан. В лаборатории он был принят неоднозначно. Своей открытостью, непринужденностью манер и демократичностью, Б.М. очаровал наиболее продвинутую, неконформную часть коллектива, стремящуюся идти дальше устоявшихся в психологии традиций, испытывающую интерес к изучению личности с использованием психодиагностических методов исследования. Насторожились и противодействовали новшествам - психологи, воспитанные в старых традициях подхода, общепринятого при изучении психических процессов в рамках когнитивной психологии Б.В. Зейгарник и учения о деятельности А.Н. Леонтьева. К тому же в состав лаборатории влились небольшой группой и те психиатры, которые понимали, как много дает психодиагностика дифференциально-диагностическим исследованиям, как важно учитывать ту личностную канву, на которой формируются клинические симптомы, и как важен дифференцированный личностно-ориентированный подход при выборе метода психотерапевтического воздействия.
Именно Борис Моисеевич впервые обратил мое внимание на тест ММРI, изучением и адаптацией которого к отечественным условиям я начинала заниматься еще в 1967 году. В 1971 году вышло мое первое методическое пособие по применению этой методики. С этого момента вся моя научно-исследовательская деятельность посвящена изучению индивидуально-личностных свойств и разработке психодиагностических методик, что нашло свое отражение в многочисленных монографиях и руководствах. И это лишь благодаря огромному влиянию идей Бориса Моисеевича, его умению придать начинающему ученому большую уверенность в своих начинаниях, способность противостоять рутине.
Не только научно-исследовательская работа под руководством Б.М. Сегала, но просто – повседневное общение с ним в рамках психологической лаборатории – приносило каждому из нас много нового, раскрывало иные горизонты, формировало иное мировоззрение и отношение к науке. Как жаль, что его больше нет! Как горько сознавать, что Россия потеряла в его лице талантливого ученого, а мы, его коллеги – замечательного человека! Мир душе твоей, дорогой Борис Моисеевич!
Доктор психологических наук,
Главный научный сотрудник ГНЦССП им. В.П. Сербского,
Людмила Николаевна Собчик
Борис Моисеевич Сегал – человек необыкновенно ярких разносторонних дарований. В течение 60-х годов он был ученым секретарем Московского НИИ психиатрии МЗ РСФСР в директорство проф. Д.Д.Федотова. Их тандем был на редкость продуктивным: высокий гуманизм и прирожденное благородство Дмитрия Дмитриевича в сочетании с деловыми качествами Бориса Моисеевича, его интеллектуальным потенциалом и безошибочным чувством нового и перспективного в науке сделали Институт в это десятилетие, наряду с Институтом психиатрии АМН СССР, самым выдающимся психиатрическим учреждением в стране, многогранным в отличие от монотематичности академического института. Конечно, это было связано, в первую очередь, с тем, какие выдающиеся кадры тогда в нем работали. Это было созвездие из более чем 20 выдающихся имен: С.Г.Жислин и Г.Е.Сухарева, Л.Л.Рохлин и А.С.Ремизова, В.П.Эфроимсон и Б.В.Зейгарник, И.Г.Равкин и Р.Г.Голодец, Д.Е.Мелихов и Г.Я.Авруцкий, А.Г.Амбрумова и П.Б.Посвянский, А.И.Белкин и Г.С.Васильченко, И.И.Лукомский и Н.Ф.Шахматов, С.Ф.Семенов и Ю.С.Николаев, … Объединить их в единый организм, добиться авторитета, увлечь открывшимися в 60-е годы перспективами и реализовывать эти возможности, - требовало незаурядных данных. Положение ученого секретаря в этот период приобрело невиданный ни до, ни после вес, хотя до Б.М. этот пост занимал выдающийся психиатр, первый, кто открыл психофармакологическую эру в отечественной психиатрии Юрий Константинович Тарасов, но вынужденный уйти в психотерапию из-за аллергии на аминазин в атмосфере психиатрических учреждений.
Налаживание тесной связи с академической группой акад. Н.В.Гращенкова, организация в Институте соответствующего отдела (экзогенных нервно-психических расстройств), организация совместного с Институтом психологии им. Д.Н.Узнадзе и Психоневрологическим институтом им. В.М.Бехтерева симпозиума в Тбилиси по интеграции концепции фиксированной установки с современными представлениями о диэнцефальной патологии (идея Б.М.), совместные исследования с будущим председателем Грузинского общества психиатров Шота Гамкрелидзе, приглашение Казимира Обуховского, приехавшего с циклом лекций по до этого проклинавшейся тестологии в МГУ, и организация для членов лаборатории экспериментальной патопсихологии Института серии практических занятий по MMPI, тесту Розенцвейга, неоконченным предложениям, Тематическому апперцептивному тесту и тесту Роршаха. И многое-многое другое – заслуга Б.М.
Четкий ясный ум, моментальное схватывание проблемы в целом и перспективных направлений ее развития, способность обобщить любой текст, любое выступление, подчас яснее и четче их авторов, и ирония, острый язык, вкус к мистификациям, которые не оставались без последствий.
Б.М. обладал большим художественным вкусом. Он был коротко знаком с Эрнстом Неизвестным, увлекался творчеством художников-нонконформистов, оригинально трактовал их картины. Он был по настоящему свободомыслящим человеком, не боящимся высказывать радикальные идеи. В его кабинете висел портрет не генсека, а Зигмунда Фрейда, что в те времена было открытым вызовом.
Долгое время он жил с женой в крошечной комнате, без мебели, на деревянных ящиках, заменявших и стол, и стулья. Это производило сильное впечатление. А ведь здесь у него часто бывали иностранные гости.
Будучи с 1967 г. непосредственным помощником Б.М., я хорошо помню как легко и непринужденно давалось ему новое поле деятельности в экспериментально-психологической лаборатории, как деликатно он вошел в старый коллектив с тремя своими сотрудниками, как блестяще обобщал внутрилабораторные конференции, как избежал контраста, заменив на посту руководителя живого классика – Блюму Вульфовну Зейгарник. Плодом их совместного руководства стала диссертационная работа тогдашнего лаборанта лаборатории Бориса Сергеевича Братуся, уже давно как декана психологического факультета РГГУ. Я помню, как быстро и совсем не показушным образом Б.М. умел завоевать авторитет у незаурядных собеседников, сколько крупных новых интересных идей он постоянно высказывал.
Трудно переоценить изданный в 1967 г. благодаря его активным усилиям монументальный том «Клиническая психиатрия» из многотомного издания «Psychiatria der Gegenwart». Он до сих пор превосходит современные переводные и отечественные руководства. Его издание сразу решительным образом подняло планку обсуждений и публикаций после 16 лет унылой бездарной физиологизации психопатологических и патопсихологических процессов. А его монография «Алкоголизм» впервые ввела в оборот грандиозное разнообразие всевозможных подходов к этой всегда актуальнейшей у нас проблеме. Но и сугубо практический вклад – проторение использования тиоловых препаратов. Огромный список его печатных трудов с трудом поддается обозрению, и это никогда не мякина, не повторение, а последовательное развитие магистральных клинических проблем с привлечением новейших нейрофизиологических и психологических экспериментальных разработок.
Драматические события, искусственно использованные недоброжелателями Д.Д.Федотова, вынудившие его уйти с поста директора, и принципиально другая атмосфера, воцарившаяся в Институте с приходом А.А.Портнова, заставили Б.М. эмигрировать в США. Здесь он стал успешным частнопрактикующим врачом. Это была большая потеря для отечественной психиатрии.
Ю.С.Савенко