С XV Консторумских чтений,Москва, 18 декабря 2009 г.
Я, в очередной раз участвуя в Консторумских чтениях, хочу поблагодарить за это, что, конечно, для меня чрезвычайно важно, потому что не всегда в жизни есть такая хорошая возможность услышать рассуждения об интересующих всех нас вещах как бы с разных сторон, при различном опыте, с разным профессиональным языком и т.д. Очень-очень важно и интересно друг друга слышать, друг друга понимать, друг друга дополнять.
У вас сегодня замечательная тема о трихотомии. Конечно, это классическая тематика христианского учения и христианской практики, и, я думаю, это ни для кого не секрет. Я взял сегодня тему «Различение духа, души и тела в православной традиции», хотя, конечно, никаких двадцати минут недостаточно для не только что полного освещения этой темы, но даже для называния основных категорий, более-менее такого соотнесённого осмысленного называния категорий, связанных с этой тематикой.
Я должен перейти собственно к своей теме, как бы мне ни хотелось развить те темы, которые только что звучали в связи с античным, неоплатоническим пониманием катарсиса. Я должен подчеркнуть, что буду говорить именно о различении духа, души и тела. Для всех ясно, что разделение и различение – вещи разные. Можно разделять, но можно, не разделяя, различать. Для христианства это принципиально важно – и в его философии, и в богословии, и в аскетике, и в психологии, и в антропологии. Вообще говоря, в последнее время, с XX века, это можно определённо сказать, началось бурное развитие православной антропологии. Раньше она особенно не выделялась, было не так много произведений, посвящённых собственно проблемам антропологии. А сейчас их уже довольно много, этим занимаются самые разные люди, в том числе люди разных христианских конфессий. Один из главных вопросов православной антропологии – это, конечно, вопрос о составе человека и его связи с Богом и с другими людьми, с животным и физическим миром. Вот этот вопрос как раз и приводит нас к различению в человеке самых разных сфер его жизни, его существа, его существования, экзистенции, без их разделения. Христианство не поддерживает здесь никакой дуализм, не поддерживает такого рода разделения. Для христианина важно, что человек не может быть разделён на разного рода тела, которые могут существовать сами по себе и которые потом можно исследовать отдельно.
Сейчас редко кто держится классической дихотомии, которая, в общем-то говоря, пришла в христианство из античной традиции больше, чем, скажем, из библейской, иудейской традиции. Вы наверняка представляете себе, что дихотомия, в отличие от трихотомии, представляет себе человека как единство не духа, души и тела, а тела и души. При этом душа понимается довольно определённо как жизнь. Именно она и должна спастись, обретя Жизнь вечную. Когда-то много говорили о спасении души, но это надо понимать в дихотомическом контексте. А если мы хотим мыслить трихотомически, тут нужно будет делать соответствующие коррективы. В дихотомическом же контексте не так много возможностей для духовного подхода к человеку, не так много возможностей увидеть человека с разных сторон.
В трихотомическом контексте человек есть единство духа, души и тела. Очень важно, что совершенства должен достичь весь человек. Это значит, что предполагается некая заданность для всякого человека обрести совершенство не только духа, но и души, и тела. Интересно, что это совершенство должно принадлежать как порознь духу, душе и телу человека, так и им вместе. Это не всегда представляют себе не только люди, далёкие от веры, традиции, церкви, но и люди, даже очень к ним близкие.
Трихотомический взгляд на человека изначально принадлежит христианству. Достаточно вспомнить, например, одно из посланий апостола Павла, где он, в частности, пишет: «Сам Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваши дух, и душа, и тело во всей целостности да сохранятся без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1Фес 5:23). Это очень важно себе представлять, потому что многие думают, что трихотомия – это нечто изобретённое христианскими философами чуть ли не в XX веке.
Если присмотреться к трихотомическим понятиям, мы увидим интересные вещи. Прежде всего, интересен, ответ на вопрос, что такое сами дух, душа и тело человека? Очень давно христианские учителя, начиная с апологетов начала II века, задавались этими вопросами. Например, святой Аристид в своей апологии 130-го года признаёт, что тело человека состоит из четырёх первоэлементов, которые у него, конечно, соответствуют четырём первостихиям. Понятно, что эти первоэлементы – земля, вода, воздух и огонь. Здесь отражается столь характерное для античного мира представление о мире. Это очень интересно. Насколько ваше тело, как вы сами думаете, состоит, скажем, как огурец, из воды? Или, как воздушный шарик, из воздуха? Или из земли? Тут вспоминаются сразу слова «земля еси, и в землю отыдеши», т.е. ты земля, и отойдёшь после смерти в землю. Это знаменитые слова из чина отпевания, всем известные, я думаю. Или насколько тело человека состоит из огня? Это любопытно, здесь есть о чём подумать, если применить эту классическую, античную, ещё языческую теорию о первостихиях, первоэлементах именно к телу человека. Физическое тело человека принадлежит миру сему и к нему отойдёт после смерти – так обычно считается в православном мире. Но это тело ещё может быть душевным или духовным. Умирает только первое, второе может наследовать вечную Жизнь.
А что такое собственно душа человека? Скорее всего, наиболее верно было бы охарактеризовать душу в трихотомической концепции как состоящую из трёх первоэлементов, или первостихий – из ума, чувств и воли. Это всё вместе составляет биологическую жизнь. Если душа – это ум, чувства и воля, то это тоже классическая триада. При этом ум часто воспринимается как «нус», т.е. этакое духовное начало в человеке, некий его духовный разум. Однако не только, ведь это и психика, и мысли, связанные со словами и делами. А вот чувства, понятно, часто воспринимаются как наши обычные пять чувств. Правда, сюда же вполне может быть присоединено и некое «шестое чувство» – интуиция. Ну, а волю в наш странный век определять бывает не очень просто, однако всё же обычно это качество человеческой жизни, человеческой души связывают с подбором целей и соответствующих средств для их осуществления, для их воплощения. Это как бы некий вектор движения человека по духовному пути, или даже по Пути с большой буквы, если можно так выразиться.
Дальше перейдём к характеристике духа человека. Дух – это то, что соответствует с христианских позиций вещам вполне духовным. А что соответствует с христианских позиций духовным вещам в человеке? То, что соответствует образу и подобию Божьему в человеке. Есть некое понятие об образе и подобии Бога, об образе Божьем и подобии Божьем в человеке. И в этом – квинтэссенция христианской антропологии. Человек лишь постольку человек, а не животное, пусть даже высокоорганизованное, какое угодно утончённое, социальное или какое-либо ещё, поскольку он есть образ и подобие Божье. Если же он не подобен Богу и не сообразен Ему, то, вообще говоря, он и не человек. Он или робот, или животное, пусть даже человекообразное, какое угодно, но он ещё или уже не человек. Это принципиально важно.
Дух здесь имеется в виду, конечно, человеческий. Это не Божья благодать, не Божий Дух, не Божья Любовь, которые тоже могут жить в человеке, если он обретёт своё личное, а может быть и соборное, единство с Богом. Человеческий дух – это то, что есть в человеке от того, что есть в Боге и что от Бога. Человеческий дух связан с вещами, которые как-то знакомы каждому человеку. И это удивительно. Это то, что позволяет людям общаться, позволяет людям быть людьми, куда бы их ни унесло в жизни, потому что это любовь, радость, мир, это долготерпение, благость (доброта), милосердие, вера, кротость, воздержание. Это та цепочка высших качеств человека, которые перечисляет ещё апостол Павел, говоря о плодах духа. Но и этого мало. Мы могли бы продолжить этот список. Сюда можно было бы отнести и красоту, и свободу, и надежду, и свет, и путь, и истину, и духовную жизнь, и ещё человеческую словесность, т.е. логистичность, от греческого слова «логос».
Всё это и принадлежит образу Божьему в человеке и создаёт этот образ, проявляет его в каждом человеке, даже если он себя совершенно не считает христианином, совершенно не считает себя верующим, вообще не признаёт никакого Бога, и, допустим, вообще ничего и никого не признаёт, кроме самого себя. Что же мы можем сказать о подобии? Подобие Божие обретается по мере совершенствования в тех же самых качествах, которые образуют образ Божий в человеке. Есть в человеке разного рода количества, но ведь есть в нём и качества. Их может быть не много, ведь они очень нелегко даются всем людям. Но чем больше совершенства в этих качествах, тем ближе человек к Богу, и, следовательно, к ближним, да и ко всем людям. Об этом очень убедительно и даже красочно писал один из известных отцов-аскетов авва Дорофей.
Иногда о человека можно сказать: он – плоть. Это выражение немного двусмысленное, не всегда бывает его легко понять. Когда человеку говорят: ты – плоть, то тут ему надо держать ушки востро. В Библии часто это встречается, и не всегда понятно, что за этим скрывается. Это может быть очень хлёстким осуждением человека: ты – плоть, и значит, ты только тело, и больше ничего, ты только сам за себя и только сам про себя, и больше ничего. Но здесь может быть и что-то другое, совсем не негативно окрашенное. Ведь плоть – это просто живое тело, это тело и душа вместе. А если эта плоть ещё и одухотворена, тогда это вовсе нормальный живой человек, как раз с трихотомических позиций. Иногда, правда, человека называют вообще не плотью, а духом, только духом не в том смысле, что это чистый дух, отдельный от тела и души, а в том, что это – выражение качества духовности человека, того, что человек как бы пронизан некоей нетварной божественной энергией, неким божественным Светом.
Между духом, душой и телом человека, конечно, существует строгая иерархия. Для христиан это тоже принципиально. Сначала дух, потом душа, и только затем тело. Это относится и к отдельным способностям и потребностям духа, души и тела. Эта иерархия – веление духа, если он укоренён в Боге. Это мистика христианства, которая говорит о духовном откровении и познании.
Но конечно, не может здесь не быть и обратной связи. В ряде случаев приходится думать о противоположной иерархии, когда лучше двигаться от тела к душе и затем к духу. Вот этим очень много занималась и занимается христианская аскетика, вырабатывая как раз внешние, часто вполне телесные условия, какие-то программы действия и какие-то практики: всем известные посты, принципы типа «ора эт лабора» и т.д. Эта аскетика занимается заполнением имеющихся пустот в человеке, я бы сказал так.
Если мистика христианства происходит от духа, и поэтому от избытка в человеке, то аскетика – от того или иного рода недостатка в нём. А этика – от всякого рода необходимости в его жизни. Всё, что человеку необходимо, регулируется вещами этического свойства. Этика строит границы человека вширь, аскетика – вдаль, а мистика – в глубину жизни. В итоге у нас получается этакое трёхмерное пространство человеческой жизни, и ясно, что человеку нужны все эти три измерения.
Правда, и тут есть интересное дополнение, ведь здесь есть место и для «четвёртого измерения» (помните, в начале XX века очень любили об этом размышлять), здесь есть место для Духа Божьего, того Духа, Который может поселиться в человеке, направляя его уже ввысь. Мы говорим, конечно, условно, пространственно, почти математически: вширь, в глубину, вдаль, а здесь в высоту, ввысь. Только обретя «четвёртое измерение», человек становится гражданином Неба и, в пределе, Царства Небесного. Не случайно же апостол Павел в Послании к филиппийцам пишет: «Наше жительство (т.е. гражданство) – на Небесах» (Флп 3:20).
Дух Божий соединяет Собою и все остальные силы и планы человека – и план телесный, и душевный, и духовный. Но если в человеке нет Духа Божьего, нет нового рождения свыше, то приходят к нему, как сказано в Евангелии, «семь злейших» духов, в человеке поселяются духи не от Бога, злые духи – бесы. Вы помните, наверное, этот сюжет из Евангелия, когда человек уподобляется некоей горнице, которая очищается от зла. Горница выметена, чиста, бес выходит и ходит по безводным пустыням, а потом, увидев, что горница чиста, но пуста, возвращается, взяв с собой «семь злейших». По известной всем библейской символике чисел «семь злейших» означает всю полноту зла, вообще всех бесов, всю их прорву. Тогда полная чистота духа, души и тела человека тут же превращается в их полную нечистоту.
Вот тут становятся возможными любые подмены, любая замена всех высших качеств человека, в его теле, душе и духе, на низшие качества, им противоположные или только внешне на них похожие. Добро так можно подменить беззаконием, несправедливостью и грехом, красоту безобразием, любовь злом и похотью, свободу хаосом и произволом, надежду ленью, беспечностью и унынием, ум глупостью, чувства бездушием, волю безволием или «железной волей» и т.д. Вот вам нормальное, прекрасное описание ада, который совершенно замечательно являет себя в нашей жизни на земле. И не нужно совсем никуда ходить, всё замечательно видно уже здесь. Но этого да не будет ни с кем!
И вот здесь, уже завершая разговор о картине трихотомического различения разных сторон жизни человека, нужно упомянуть о том, что именно в виду разного рода подмен, – как тут не вспомнить Достоевского и т.д., – нужен особый дар трезвенности, различения духов и, если хотите, экзорцизма, т.е. изгнания из человека всякого рода зла, всех бесов, изгнания их из человеческого сердца, из человеческого ума, а, если хотите, и из тела, чтобы избежать такой адской участи, чтобы различение духа, души и тела не превратилось в их разделение и чтобы можно было исцелить любое беснование. А бесноватых у нас сейчас как никогда много. Это, я думаю, для нас всегда факт печальный, однако давным-давно вполне понятный Достаточно вспомнить глубинное описание этого явления, как раз касающиеся психического состояния нашего народа, нашей нации и нашей страны, именно специально психического и психологического, сразу после 1917 года. Оно было описано, например, в бердяевской статье 1918-го года «Духи русской революции», многим очень хорошо известной.
Таким образом, всем нам надо восстанавливать человеческий образ в человеке. Вот наша задача. Надо вновь приводить людей к внутреннему и внешнему единству, но, прежде всего, к единству с Богом, и к единству в них самих с Божьим образом и подобием.
Итак, я попытался кратчайшим образом, как смог, почти на тезисном уровне, что-то рассказать о христианском понимании человека. Конечно, кто-то может из вас восстать, сказать, а вот у такого-то святого отца сказано ещё то-то. Наверное, что-то может и не согласовываться с той, как мне кажется, достаточно целостной картиной, которую я сегодня вам представил. Потому что христианских антропологических систем, собственно говоря, почти нет, нет здесь и очень чёткой терминологии. Она только-только вырабатывается, она только-только стала существовать и плодоносить, как молодое дерево в саду. Но она ещё не вполне усвоена и из неё ещё не сделаны все необходимые выводы. И мне кажется, что как раз диалог с людьми, имеющими соответствующую подготовку, знания, опыт в области психотерапии и психиатрии, имеет здесь достаточно большое значение. Спасибо вам за внимание.
Б. А. Воскресенский: Большое спасибо, о. Георгий. Пожалуйста, вопросы.
Вопрос 1: Спасибо большое Вам, о. Георгий, за Ваше интересное сообщение. Как Вы считаете, душа какого человека в наше время, в XXI век, то, о чём Вы говорили, наиболее устойчива к происходящему – одухотворённая или всё-таки душа, бедная духовно, духовным содержанием?
о.Г: В Вашем вопросе уже почти дан ответ. Совершенно очевидно, и это показала вся история нашей эпохи, и это очень важный факт, это именно не просто догадка, это не просто попытка выдать желаемое за действительное, это трезвенный факт, что люди духовно богатые были устойчивее в жизни. Чем человек духовно полнее, тем он устойчивее. Вы знаете, как проявляли себя, скажем, верующие люди в ГУЛАГе и т.д. Солженицын это замечательно описал. Практически, люди могли выжить в этом аду кромешном только имея внутреннее ядро, составляющее основу для целостной личности, для того, чтобы человек мог жить в любых обстоятельствах, оправдывая собою, в частности, слова Писания, говорящего, что «всё возможно верующему». Это было сказано не сгоряча, это было сказано очень и очень ответственно.
Вопрос 2-3: У меня даже два вопроса. Первое. Процесс душевного и духовного роста – они всегда равнонаправлены? Второе. Борис Аркадьевич писал, несколько лет назад он этим занимался, что при душевном заболевании бывает у людей душевно обеднённых духовное обогащение. Я не совсем это понимаю как психиатр, мне это не очень понятно. Как в Вашей практике, эти процессы всегда идут вместе?
о.Г: конечно в человеке всегда есть какая-то противоречивость. Человек так устроен, что он не может сразу тащить несколько возов, он всегда тащит более или менее один воз, и у него всегда есть система приоритетов. И каждый человек знает из своей биографии, из своей жизни, что в какой-то период его жизни ему приходится больше заниматься развитием интеллекта, допустим, своего ума; в какой-то момент ему очень важно утончение своих чувств или укрепление воли, или ему надо заниматься физическим здоровьем, никуда не денешься; а в какой-то период ему обязательно нужно заниматься вещами, связанными с духовной жизнью, о которых, в частности, я сегодня уже говорил. Одновременно всё это делать получается плохо. Другое дело, что весьма желательно, чтобы одно другому не противоречило, или противоречило хотя бы минимально. Совсем не противоречить не удаётся никому, даже святым, но надо, чтобы это не было хоть фундаментальным противоречием. Поэтому надо поддерживать всё доброе, что человек может реально понести на себе в данный момент. Надо, конечно, смотреть и на то, что ему в данный момент нужно в первую очередь. Иногда приоритетно можно и нужно поддержать не духовное. Мне очень нравится рассуждение на эту тему митрополита Антония Сурожского. Он замечательно писал о том, что не надо злоупотреблять даже священникам, когда они помогают больным в больнице, в том числе больным психически. Он же сам по профессии был психолог, или психиатр, не помню точно, может быть в то время это ещё не очень различалось. И он понимал, что если человек в немощи, если его надо вылечить, скажем, душевно, то ему при этом не надо навязывать духовные разговоры. Если же он сам об этом спросит, сам потянется к ним, их захочет, то это другое дело. Но нужно здесь быть очень деликатным, потому что иначе можно сорвать и то, и другое, и вообще ничего не будет. Уж я не говорю про то, что нельзя злоупотреблять немощью человеческого естества, внешним положением человека, его болезнью в собственных целях. В общем здесь есть тонкости, не все процессы всегда идут вместе.
Вопрос 4: Такой вопрос. Я знаю, что многие священники с большим подозрением относятся к психотерапевтам. Я имею в виду неправославных психотерапевтов. Я знаю, что церковь в принципе не едина в этой позиции, по этому поводу. Вообще хороша или плоха такая секулярная психотерапия, вредит она или не вредит, какова Ваша личная позиция?
о.Г: Спасибо за вопрос. Я понимаю, что здесь это очень актуально. Мы уже немножко касались этого когда-то. Знаете, немножко здесь навредил Фрейд, немножко ещё кто-то, например, люди такие, оккультно направленные. Почему? Потому что они стали думать, что, осуществляя терапевтическую практику, можно фактически осуществлять духовное руководство человеком. Они стали претендовать на духовничество. И церковь естественно от этого отшатнулась, потому что она прекрасно понимает, что это вещи разные. И когда одно подменяется другим, это опасно. А подмены могут быть и с другой стороны, точно так же, например, когда духовник, заменяя собой психиатра и психотерапевта, говорит больному: нечего ходить по врачам, время тратить, там тебя научат не пойми чему, вот я тебе сам всё скажу, что надо. Это тоже известная проблема. И она тоже живая, реальная. Поэтому мы просим каждого чётко заниматься своим делом. Конечно, когда возникают какие-то новые сферы знаний и практики, неизбежны и какие-то накладки, потому что прежде всего ещё не установились границы, нет ещё чёткого взаимопонимания и взаимоподдержки, нет взаимодополнения и доверия. Но я совершенно уверен, а иначе бы меня просто здесь не было, что это вполне разрешимая проблема.
Б. А. Воскресенский: Правомерно ли говорить о динамическом положении души, что в каких-то ситуациях, в каких-то этапах жизни она ближе к духовной сфере, в какой-то к телесной?
о.Г: О, да, конечно. Но ведь бывает и хуже. Хорошо если просто к духовной. Вот сейчас я не случайно говорил, что духи могут быть от Бога, а могут быть бесами. И важно, к чему в данные момент близка душа. Можно стремиться к духовному, но при этом приближаться к тому аду, о котором мне тоже пришлось сегодня упомянуть. И поэтому здесь всё очень сложно. Да, Вы абсолютно правы, но интересно, что в человеке динамично всё. Вот я как раз хотел через утверждение единства человека подчеркнуть мысль, что человек должен быть динамичным и в своей телесной жизни, и в жизни душевной, какую бы сторону тела или души мы ни взяли, и, конечно же, в своей духовной сфере. Он никогда не должен стоять на месте. Это должно, на мой взгляд, учитываться всегда. Человек не может застыть, он не может и не должен превратиться ни в монумент, ни просто в камень, даже в самый тяжёлый исторический период.
Б. А. Воскресенский: Спасибо большое. Замечательно, что традиция нашего сотрудничества, соразмышление продолжается, надеюсь, она сохранится.
о.Г: Будем надеяться.