Самуил Григорьевич Жислин

С.Г.Жислин родился в 1898 г. После окончания медицинского факультета Московского университета он сразу же начал работать в качестве врача-психиатра под руководством П.Б.Ганнушкина. В дальнейшем его врачебная, научная и преподавательская деятельность проходила на кафедрах психиатрии в Воронеже и Перми. Более 20 лет он проработал в Московском научно-исследовательском институте психиатрии МЗ РСФСР, будучи руководителем созданного им отдела психической патологии позднего возраста. В руководимой им клинике работали Г.Я.Авруцкий, А.И.Белкин, О.П.Вертоградова, И.Я.Гурович, И.В.Павлова, Н.Ф.Шахматов, которые были его учениками.

С.Г.Жислин был разносторонним психиатром. Его научные работы были посвящены клинике алкоголизма, алкогольных психозов, реактивным психозам, шизофрении, в том числе сочетающейся с алкоголизмом, эндогенным аффективным психозам, инволюционным психозам, психозам старческого возраста, атрофическим заболеваниям головного мозга, вопросам терапии психических заболеваний. Ему принадлежит подробное описание алкогольного абстинентного синдрома и трактовка этого состояния как основного диагностического признака алкоголизма. Во все руководства и учебники по психиатрии вошел описанный С.Г.Жислиным параноид внешней установки – острый реактивный параноид, возникающий у лиц в условиях железнодорожных поездок и пребывания на вокзалах. Работа «Об острых параноидах» была опубликована в 1940 г. В этой и ряде других работ была сформирована концепция фактора патологически измененной соматической почвы для возникновения и развития психотических расстройств, в частности реактивных параноидов, неблагоприятно текущих форм шизофрении, маниакально-депрессивного психоза, пресенильных психозов. В качестве патологически измененной почвы в развитии психических расстройств им рассматривались хронические соматичесие заболевания, эндокринная патология, органические поражения головного мозга.

Большое место в трудах С.Г.Жислина отведено психозам позднего возраста. Им были выявлены некоторые общие закономерности в развитии разных по нозологической принадлежности психозов старческого возраста с явлениями слабоумия и преобладанием бредовых расстройств. Вопросам бредообразования он уделял специальное внимание. С.Г.Жислин явился одним из основоположников отечественной психофармакотерапии новой нейролептической эры. В начале 60-х годов он выявил некоторые важные закономерности действия нейролептиков и антидепрессантов при лечении эндогенных психических расстройств.

Для творческого метода С.Г.Жислина характерны глубокие обобщения на основе тонкого клинического анализа, стремление найти общие клинико-патогенетические зависимости при психических заболеваниях. Направленность на выявление патогенетических связей определяла все его труды. Тщательная клиническая аргументация, логичность и убедительность научных доводов определяли большую популярность его научных взглядов и концепций среди психиатров. Основные результаты его исследований были обобщены в монографии «Очерки клинической психиатрии» (1965), которая приобрела широкую известность.

С.Г.Жислин был ярким представителем Московской психиатрической школы, его научные взгляды формировались под влиянием П.Б.Ганнушкина. С.Г.Жислин считал, что психиатрия является точной наукой и что надежная диагностика психического заболевания всегда возможна, если учтены все стороны анамнеза и клинической картины.

Самуил Григорьевич был жизнерадостным человеком, скромным, мягким и уступчивым, но он становился совершенно непреклонным, когда речь шла о его научных убеждениях, клинической позиции. Он был искренне и глубоко предан психиатрии, в развитие научных основ которой он внес большой личный вклад.

Ю.И.Полищук

Проф. Александр Генрихович Гофман вспоминает

В моей психиатрической жизни работы Самуила Григорьевича сыграли особую роль. Именно они в значительной мере определили мой интерес к алкогольным психозам. Огромное впечатление оставила лекция Самуила Григорьевича о параноидах внешней обстановки, которую он прочитал в 1950 году для врачей психиатрической больницы на Матросской Тишине. Он читал, медленно расхаживая по большому кабинету. Исключительная по глубине изложения лекция оставила неизгладимое впечатление. Передо мной был не только высококлассный специалист, излагающий то, что он знает лучше других, а мудрый, напряженно думающий вслух врач. Такой манеры чтения лекции больше не приходилось встречать.

Через много лет, став сотрудником Московского института психиатрии, я иногда беседовал с Самуилом Григорьевичем о различных психиатрических проблемах. Он держался удивительно скромно, охотно делился своими знаниями и всегда был готов проконсультировать больного. Вместе с тем, оставался очень принципиальным человеком, одним из лучших представителей московской психиатрической школы. Одному сотруднику он прямо заявил, что в психиатрии недопустима дипломатия и свои взгляды надо излагать так, чтобы до конца была понятна авторская точка зрения. Именно таким образом Самуил Григорьевич формулировал свои взгляды в статьях и книгах.

Однажды он с раздражением заметил: «Выдумали какую-то свою судебную психиатрию». Затем пояснил, что судебная психиатрия – всего лишь раздел клинической психиатрии, а не самостоятельная научная специальность.

Очень показательным было отношение Самуила Григорьевича к оценке состояния известных людей. Так, Самуил Григорьевич не стал комментировать болезнь С. Есенина, лечившегося в корсаковской клинике, когда он там работал. Самуил Григорьевич просто сделал вид, что не расслышал заданного вопроса. Видимо, не хотел обсуждать диагноз, полагая, что нельзя раскрывать врачебную тайну, пока живы близкие родственники покончившего с собой поэта.

Не стал обсуждать и психическое состояние Сталина: «Истории болезни нет, значит не о чем говорить».

На заседаниях Ученого совета и на клинических конференциях Самуил Григорьевич выступал только тогда, когда считал себя компетентным по тому или иному вопросу.

Однажды я попросил проконсультировать больного, заболевание которого могло трактоваться по-разному. Самуил Григорьевич очень внимательно выслушал анамнез, потом долго беседовал с больным. Оценка состояния была очень тонкой. Он отметил, что ряд высказывания больного можно понять, только учитывая сам факт многолетнего галлюцинирования, в этих случаях не стоит все квалифицировать как проявление шизофрении. Тут же заметил, что в книге И.В. Стрельчука, посвященной алкогольным галлюцинозам, описаны некоторые больные, которых он лично консультировал, и которым следовало бы поставить два диагноза – алкоголизм и шизофрения.

Самуил Григорьевич совершенно не выносил скандалов в научной среде. Однажды перед защитой диссертации в 1-ом Московском медицинском институте началось выяснение отношений с обвинением сотрудников в несостоятельности. Скандальную ситуацию Самуил Григорьевич терпеть не стал и молча покинул аудиторию, не став слушать, кого надо увольнять, а кого оставить работать.

Зная о моем интересе к клинике алкогольных психотических состояний, Самуил Григорьевич сделал мне удивительный подарок – подарил оттиск своей статьи об алкогольном абстинентном синдроме, которая была напечатана в немецком журнале. Это было тем более удивительно, что Самуил Григорьевич придерживался совсем иной точки зрения в отношении алкогольных параноидов, чем я. Несогласие во взглядах по частном вопросу для большого ученого – не препятствие для уважительного отношения к молодому специалисту. Этот урок я запомнил на всю жизнь.

 

От редактора. На моей памяти последние годы Самуила Григорьевича и то, как влекло всех нас – аспирантов и ординаторов Института – на его клинические разборы, и то, какими они были. Теперь я бы сказал – сполна феноменологическими: с поразительно точно увиденным в деталях целым, его неспешным живым рельефным воспроизведением. С.Г. как бы делился с нами тем, что и как сам увидел, и это все – и цвет лица, и интонации ответов, и моторика, и реакции на болезненные вопросы… - было непременным предварительным разворачиваемым полотном до всяких клинических сопоставлений, которые, в свою очередь, проводились без какой-либо «экономии усилий», как и последующие квалификации. Все мы каким-то образом чувствовали и распознавали, чьи разборы слушать, и кого считать своим Учителем.

Уходит поколение, которое помнит, каким неформальным авторитетом пользовался Самуил Григорьевич, и что это значило. А роль этого выдающегося клинициста до сих пор не увековечена должным образом.