$title="Обзор журнала Американской академии психиатрии и права"; $description=""; $pre="14_expert.htm"; $next="16_ostr.htm"; require($_SERVER['DOCUMENT_ROOT'] . '/inc/_hdr.php'); ?>
Редакционная статья номера посвящена вопросам конфиденциальности в отношениях между психиатром и пациентом в пенитенциарных учреждениях США и называется « Решение пренебречь конфиденциальностью при сообщении заключенными о нарушениях им. правил учреждения» (Decisions to Breach Confidentiality When Prisoners Report Violations of Institutional Rules). Автор - Emil R. Pinta, MD - преподаватель психиатрии в университете штата Огайо.
Ссылаясь на рекомендации специальной комиссии АПА (2000), автор отмечает, что стандарт психиатрической помощи (включая вопросы конфиденциальности) в местах лишения свободы должен в возможно большей степени приближаться к существующему в обычной психиатрической практике. Например, отказ от конфиденциальности в ситуации, когда заключенный может причинить серьезный вред себе или окружающим, угрожает совершить побег, провоцирует беспорядки в учреждении, является этически оправданным.
Как, однако, следует поступать, если в процессе психотерапевтической беседы пациент раскрывает такие нарушениях режима содержания, как мастурбация или секс с другим заключенным с обоюдного согласия? Что если пациент сообщает, что имеет нож или огнестрельное оружие?
Исходя из собственного опыта психиатра, консультирующего в пенитенциарных учреждениях более 35 лет, автор полагает, что никто из коллег не станет информировать администрацию учреждения о мастурбации своего пациента или сексе с согласия партнера. В то же время все сообщат, если пациент признает наличие у себя огнестрельного оружия. Что касается ножей или самодельного холодного оружия, многие коллеги, по мнению автора, сперва попытаются убедить пациента сдать оружие, однако, если он этого не сделает, обязательно сообщат администрации.
Автор обращает внимание, что немалое число таких случаев относится к «серой» области, где мнения коллег существенно расходятся. Например, изготовление пациентом примитивных средств самозащиты (кусок мыла в носке), самодельных алкогольных напитков, хранение и употребление, а также приобретение или продажа другим заключенным наркотиков, секс с персоналом учреждения и т.п.. Как отмечает автор, вопросы работы психиатра в местах лишения свободы не получили достаточного освещения ни в Принципах медицинской этики АПА, ни в Рекомендациях специальной комиссии АПА. Поскольку нет ясных стандартов, психиатры вынуждены полагаться на собственные оценки.
Что делать, если пациент-заключенный сообщает о покупке или продаже наркотиков? От коллеги, работающего в «гражданской» психиатрии, закон, как правило, не требует нарушать конфиденциальность в случае, когда пациент в процессе лечения сообщает о совершении им преступления, т.е. сохраняющий конфиденциальность врач не может быть обвинен в недонесении о преступлении (исключением из правила является информация о жестоком обращении с ребенком). Стандарт Ассоциации американских адвокатов требует от психиатра конфиденциальности во всех психотерапевтических ситуациях, кроме тех, когда раскрываемая пациентом информация касается планируемого преступления, или если имеется судебное решение, обязывающее врача раскрыть полученные от пациента сведения.
Автор находит полезным разделить решения психиатра нарушить конфиденциальность на мотивируемые (1) терапевтическими соображениями, (2) соображениями безопасности.
В первом случае приоритет отдается доверительным отношениям с пациентом. Однако это не означает пренебрежения безопасностью персонала и других заключенных. Более того, в долгосрочной перспективе такие отношения, по мнению автора, способствуют формированию атмосферы большей безопасности, поскольку при отсутствии доверия к психиатру нуждающиеся в психиатрической помощи заключенные перестанут искать ее, что неизбежно осложнит обстановку в учреждении.
Во втором – на первом месте оказывается безопасность. Психиатр здесь исходит из посылки, что одна из важных терапевтических задач – способствовать созданию безопасной среды внутри учреждения. Если психиатр, узнав о серьезных нарушениях режима своим пациентом, не предпринимает никаких действий и, в сущности, объединяется с нарушителем против учреждения, безопасность ставится под угрозу и лечение компрометируется.
Автор отмечает, что в штате Огайо, в последние годы соображения безопасности играют все большую роль в решении психиатра нарушить конфиденциальность. Одной из причин, по его мнению, является передача управления психиатрической службой пенитенциарных учреждений из департамента здравоохранения штата в департамент по исправительным делам и реабилитации. Коллеги, работающие на полную ставку в системе исполнения наказаний, получают теперь ориентацию и первичную подготовку аналогичную той, что получают другие сотрудники тюремной системы. Результат – изменение внутреннего самоощущения (не столько врач, сколько тюремный офицер).
Когда психиатр раскрывает полученные от пациента-заключенного сведения о нарушении им режима учреждения, последний может быть подвергнут различного рода наказаниям. В подобной ситуации возможна попытка пациента преследовать психиатра по суду за причинение ущерба в результате разглашения конфиденциальных сведений (в особенности, если эти сведения относятся к упомянутой «серой» области) и добиваться материальной компенсации ущерба.
По мнению автора, в отсутствие свода этических правил, специально предназначенных для психиатров пенитенциарных учреждений, стандартной позицией тюремного психиатра может быть следующая: ему следует оставаться защитником своих пациентов, и в случае, когда необходимо принимать трудное решение, рассматривать обязанности в отношении пациентов как наиболее важные. Пренебрегая этими принципами, коллега отказывается от своей профессиональной идентичности.
Раздел «Специальные статьи» открывается работой «Управление терапевтическими рисками в сложных клинико-правовых ситуациях: должно ли оно быть базовым навыком?» (Therapeutic Risk Management of Clinical-Legal Dilemmas: Should It Be a Core Competency?). Авторы: Robert I. Simon, MD - директор программы “Психиатрия и право» в Джорджтаунском университете и Daniel W. Shuman, JD - профессор медицинского права в Южном методистском университете, Техас.
Начиная с середины 1970-х гг., количество судебных исков против психиатров с требованиями компенсации за причинение вреда в результате субстандартного лечения постоянно растет. Как отмечают авторы, кроме финансовых потерь, подобные иски оборачиваются для коллег серьезными психологическими травмами. Авторы ссылаются, в частности, на исследование M. Girlin (2006), в котором сравнивались психиатры, подвергавшиеся и не подвергавшиеся судебному преследованию со стороны пациентов. Те, кто подвергался, значительно чаще отказывались принимать определенных пациентов, планировали более ранний выход на пенсию и не советовали своим детям становиться врачами.
Суицид пациента – одно из наиболее драматичных событий в профессиональной жизни психиатра, рассматривается авторами в качестве неизбежного профессионального риска: «Есть два рода психиатров: те, чьи пациенты совершали суицид, и те, чьи совершат». Оценка риска суицида, по мнению авторов, должна быть отнесена к числу базовых психиатрических навыков.
Управление терапевтическими рисками (therapeutic risk management) является необходимой частью качественной психиатрической помощи и включает в себя действия, направленные на уменьшение потенциального вреда, источником которого может быть и психическое расстройство, и терапевтические мероприятия, и упущения врача. Его этическую основу составляет: «Прежде всего, не вреди».
Авторы выделяют два направления контроля потенциальных рисков в системе: психиатр-пациент: (1) управление терапевтическими рисками и (2) управление рисками подвергнуться иску. (1) – фокусируется на пациенте и должно быть составной частью качественной медицинской помощи. (2) – преимущественно на психиатре и включает в себя систематическое изучение материалов судебных дел по искам о профессиональной небрежности. Динамика отношений между психиатром и пациентом может требовать от врача преимущественного внимания то к первому, то ко второму.
По мнению авторов, в клинической практике возможны ситуации, когда внимание должно быть сосредоточено прежде всего на предотвращении возможности иска. Например, когда, пациент с умеренно выраженной депрессией и суицидальными мыслями не соответствует критериям недобровольной госпитализации и выписывается из стационара вопреки совету врача. В данном случае для защиты психиатра и больницы от потенциального иска недостаточно наличия подписанной пациентом формы о выписке вопреки совету врача, требуется тщательная документация обсуждения с пациентом рисков преждевременной выписки и необходимости продолжения лечения.
В то же время, когда клинико-правовая дилемма вызывает у психиатра устойчивое перемещение фокуса внимания от пациента на самого себя, возникает опасность появления того, что авторы называют «перестраховочной психиатрией» (defensive psychiatry). Примеры подобной практики: госпитализация пациента с умеренным риском суицида или отказ психиатра назначать суицидальному пациенту с шизофренией клозапин из опасений агранулоцитоза (вероятность развития - менее 1%) и, как следствие, появления иска о причинении вреда здоровью. Парадоксально, но подобные попытки коллег обезопасить себя могут также обернуться исками, например, о неправомерном лишении свободы в первом случае и неадекватном лечении – во втором.
По мнению авторов, лучшая стратегия – забота о пациенте, качественное лечение и документация скрупулезной оценки терапевтических рисков.
Статья сопровождается двумя комментариями. Автор первого (Dr. C. Tellefesen, университет штата Мэриленд), анализирует причины формирующегося у будущих психиатров к третьему-четвертому году их резиденитуры иррационального страха подвергнуться судебному преследованию или даже оказаться в тюрьме за возможные врачебные ошибки.
Во втором - Prof. R. Frierson и Dr. N. Campbell (университет штата Южная Каролина) обращают внимание, что в профессиональной среде нет споров в отношении того, что способность концентрироваться на пациенте, умение избегать перестраховочной практики и навык тщательной документации своих клинических решений должны быть отнесены к базовым элементам подготовки психиатров. Спор лишь о том, как этому учить. Авторы полагают, что управление терапевтическими рисками не следует выделять в качестве отдельного «базового медицинского навыка», оно может быть интегрировано в каждый из шести навыков и умений, идентифицированных Американским советом по высшему медицинскому образованию, а именно: забота о пациенте, медицинские знания, обучение, базирующееся на практике, умение поддерживать межличностные отношения и взаимодействовать с другими, профессионализм и практика, основывающаяся на системных представлениях.
Раздел «Регулярные статьи» открывает работа «Расстройства личности и уголовное право: международный аспект» (Personality Disorders and Criminal Law: Inernational Perspective), написанная Landy F. Sparr, MD, MA - доцентом кафедры психиатрии Oregon Health and Science University.
В этой объемной (14 журнальных страниц) и довольно «рыхлой» по своей внутренней структуре публикации автор обсуждает не столько заявленную им тему, сколько общие вопросы, относящиеся к защитам на основании невменяемости в некоторых штатах США, Канаде и уменьшенной вменяемости (или точнее « уменьшенной ответственности» - diminished responsibility) в ряде западноевропейских стран. Прочитав, к примеру, в разделе « Уменьшенная ответственность и парциальная ответственность» два довольно больших, касающихся Нидерландов, параграфа, Вы может получить некоторое общее представление о существующей в этой стране «шкале» уголовной ответственности (пять уровней ответственности: полная, через 3 степени – уменьшенная и, наконец, тотальное отсутствие). Автор, однако, ни слова не говорит, ни о том, какое из психических расстройств и какой степени выраженности может конвертироваться в тот или иной уровень уменьшенной ответственности, ни о том, где на этой шкале место правонарушителей с расстройствами личности.
Суть написанного в том же разделе о Германии можно выразить двумя, вряд ли чем-то обогащающих читателя, предложениями: (1) большинство немецких психиатров согласны, что не всякое расстройство личности в значительной степени уменьшает уголовную ответственность; (2) как среди психиатров, так и среди юристов нет согласия относительно того, как оценивать ответственность правонарушителей с расстройствами личности.
Значительную часть статьи занимает описание слушавшегося в конце 1990-х гг. Гаагским международным трибуналом по военным преступлениям на территории бывшей Югославии дела по обвинению охранника лагеря для военнопленных в Боснии Esad Landzo в убийствах, пытках и жестоком обращении с заключенными.
Адвокаты обвиняемого (американские юристы) решили прибегнуть к защите на основании уменьшенной ответственности, т.к. и психиатр защиты, и назначенная трибуналом психиатрическая комиссия диагностировали у Landzo расстройство личности (эксперт стороны обвинения обнаружил лишь патологические черты характера).
Интересная деталь: трибунал поставил перед психиатрами-экспертами кроме медицинских также и юридический вопрос, а именно, имелось ли у обвиняемого в период предполагаемых преступлений, говоря словами автора, состояние «уменьшенной ответственности или отсутствия ответственности». Замечу, что в США, например, еще в 1984г. Конгрессом была внесена поправка в п. 704 Федеральных правил предоставления доказательств, в соответствии с которой подобный вопрос является компетенцией жюри присяжных и не может ставиться перед специалистами в области психического здоровья, выступающими в качестве экспертов в федеральных судах. Другая любопытная деталь: один из экспертов, судя по описанию автора, основывал свое диагностическое заключение на критериях DSM-IV, несмотря на то, что дело слушалось в международном суде.
И психиатр защиты, и назначенная судом комиссия ответили, что психическое расстройство обвиняемого «по-видимому, уменьшало [его] ответственность».
Трибунал, отметив, что имеющееся у Landzo расстройство личности соответствует критерию «психического расстройства» формулы уменьшенной ответственности, в то же время указал, что важным элементом этой формулы является требование, чтобы психическое расстройство существенно нарушало способность обвиняемого контролировать свое поведение, что не было доказано в случае Landzo.
На стадии установления вины трибунал, не согласившись с доводами защиты об уменьшенной ответственности Landzo, признал его виновным по 17 пунктам военных преступлений. Вместе с тем, на стадии вынесения приговора наличие у подсудимого расстройства личности было принято в качестве смягчающего наказание обстоятельства (Landzo был приговорен к 15 годам лишения свободы).
За статьей следуют два комментария. Автор первого - известный американский специалист в области права и психиатрии Ralph Slovenko, JD, PhD. Второй написан британским судебным психиатром John A. Baird, MD, FRCPsych и преподавателем психиатрии Пенсильванского университета Carla Rodgers, MD. В обоих комментариях состояние вопроса уголовной ответственности правонарушителей с расстройствами личности соответственно в США и в Великобритании излагается, с моей точки зрения, в значительно более ясной, удобной для понимания читателя форме, чем в комментируемой статье.
Следующая публикация раздела озаглавлена: «Психические расстройства и суициды в самой большой в стране тюремной системе штата». Авторы: Jacques Baillargeon, PhD, Joseph V. Penn, MD, Christopher R.Thomas, MD et al.- исследователи из медицинской школы Техасского университета в Гальвестоне.
Авторы проделали огромную работу, проанализировав медицинскую и демографическую информацию о более чем 234 тыс. осужденных, прошедших через тюремную систему штата Техас в 2006 -2007 гг. Сравнивалась распространенность суицидов среди заключенных с четырьмя видами серьезных психических расстройств: большое депрессивное расстройство, биполярное расстройство, шизофрения и психотические расстройства нешизофренического спектра. К последним были отнесены шизоаффективные расстройства, бредовые расстройства, психотические расстройства в результате злоупотребления вызывающими зависимость субстанциями и психотические расстройства без дополнительных указаний.
Установлено, что частота суицидов среди представителей выделенных четырех групп существенно выше регистрируемой в обшей популяции: большое депрессивное расстройство - 61 на 100.000, биполярное расстройство - 49 на 100.000, шизофрения - 91 на 100.000, нешизофренические психотические расстройства - 144 на 100.000, в общей популяции - 11 на 100.000.
Как отмечают авторы, остается неясным, прочему самый высокий уровень суицидов обнаруживался у заключенных с психозами нешизофренической природы (исследования в общей популяции устойчиво свидетельствуют об относительно более высоком суицидальном риске у лиц с большим депрессивным расстройством и биполярным расстройством).
Высказывается предположение, что некоторые заключенные с признаками большого депрессивного расстройства с психотическими проявлениями были неточно диагностированы, как имевшие психоз нешизофренического типа; возможно также, что тюремный персонал, зная о повышенном суицидальном риске заключенных с депрессией или шизофренией, предпринимал более активные профилактические меры в отношении именно этих групп заключенных.
Авторы, вместе с тем, призывают к осторожности при сравнении полученных им. данных с результатами исследований в общей популяции, имея в виду диспропорциональное представительство в среде заключенных мужчин молодого возраста, принадлежащих к расовым и этническим меньшинствам.
Комментарий к данной статье преподавателя психиатрии в медицинской школе университета штата Нью-Мексико и руководителя психиатрической службы региональной пенитенциарной системы Dr. Michael K.Champion – лучшее, из того, что доводилось читать в профессиональной литературе о самоощущении заключенного в американской тюрьме строгого режима.
Небольшой отрывок: «В процессе моей работы в тюрьмах я сталкивался с заключенными, совершавшими суициды непосредственно перед освобождением. Для большинства не знающих тюремную систему людей это кажется парадоксальным. К чему впадать в отчаяние перед перспективой быть освобожденным из тюрьмы строгого режима, среда которой большинству обычных граждан представляется непереносимой? Этот загадочный и беспокоящий парадокс нуждается в дальнейшем объяснении в психиатрической и психологической литературе. Образно говоря, заключенные могут швырять камни в тюремные ворота. Однако для многих из них тюрьма, со всеми ее лишениями, стрессами, вспышками насилия - источник стабильности и безопасности. Стрессоры известны и предсказуемы… Пища доставляется три раза в день. Лекарственное снабжение регулярное. Медицинская помощь доступна…Тюрьма может дать возможность сформировать чувства самоуважения и идентичности, очень точно подходящие ее условиям. В тюрьме заключенный создает себе репутацию, которая определяет характер отношений к нему со стороны персонала и других заключенных… Один осужденный, отбывший 30 лет и освобождающийся в ближайшие 12 месяцев объяснил: «… В тюрьме люди смотрят на тебя с уважением и просят у тебя совета. Ты обладаешь статусом… Выходя отсюда, ты становишься лишь одним из вовлеченных в «мышиную возню».… Здесь ты - нечто. Там – ничто».
В следующей статье раздела авторы (группа психологов из трех университетов Нью-Йорка), обсуждают тему создания более совершенных психологических инструментов для оценки степени удовлетворенности пациентов деятельностью психиатрической службы.
«Доказательства наличия вторичного травматического стресса, беспокойства о безопасности и «выгорания» среди гомогенной группы судей в отдельном судебном округе» (Evidence of Secondary Traumatic Stress, Safety Concerns, and Burnout Among a Homogeneous Group of Judges in a Single Jurisdiction) – работа, на которую, с моей точки зрения, коллегам стоит обратить внимание. Авторы - Jared Chamberlain, MA, и Monicа K. Miller, JD, PhD – исследователи из университета штата Невада.
9 судей окружного суда (две женщины и семь мужчин, все белые, стаж работы от нескольких месяцев до 15 лет) в среднего размера городе одного из западных штатов США согласились подвергнуться 45-90 минутному малоструктурированному психологическому интервью, проводившемуся психологом со степенью PhD. Записи интервью анализировались двумя специалистами в области контент-анализа с целью выявить в ответах признаки вторичного травматического стресса, «выгорания» и беспокойства о собственной безопасности и безопасности своих близких.
Вторичный травматический стресс в трактовке авторов - викарная травматизация в результате эмоционального вовлечения, сочувствия, соучастия, сопереживания людям, находящимися в состоянии тяжелого стресса. Такого рода стрессу подвергаются, например, врачи, психологи, сотрудники МЧС, оказывающие помощь жертвам стихийных бедствий, техногенных катастроф. Возникающие при этом глубокие эмпатические переживания могут приводить к «переоценке ценностей» - изменениям представления о мире и самом себе.
Авторы обращают внимание, что судьи в своих ответах указывали на насыщенную эмоциями обстановку в зале суда, в особенности в специализированных судах по семейным делам: «Судьи имеют дело со смертями, параплегиями, поджогами, травмами у детей … Всякий, кто занимался расторжением брака, знает, что это - одно из наиболее травмирующих человека событий». Ряд судей отметили собственную эмоциональную вовлеченность в судебный процесс, свое сочувствие и сопереживание потерпевшим. Один, например, ответил: «Я чувствовал, что должен сдерживать себя, чтобы не обрушиться с критикой [на одного из участников судебного процесса] в ответ на то, что я воспринимал как персональные нападки на жертву преступления».
Под «выгоранием» авторы понимают другую форму стресса, а именно, стресс, вызываемый хронической профессиональной перегрузкой и проявляющийся признаками физического и психического переутомления с негативным отношением к окружающим, самому себе, конфликтами на рабочем месте, чувством разочарования в профессии.
По мнению одного из опрошенных судей, коллеги «убивают себя», работая «50-60- часов в неделю». Другой отметил: «…Работа никогда не кончается… не вынесение решения, а его формулирование в письменном виду… это вызывает стресс». По словам третьего: «Кто-то обычно выигрывает от вашего решения, а кому-то оно наносит ущерб, лишая денег, собственности или свободы… Потому принимать такие решения для меня тяжело и, выходя отсюда, я, обычно, не перестаю думать о них еще несколько дней, или просыпаюсь среди ночи в сомнении в их правильности».
По мнению авторов, публичный характер деятельности, ощущение себя «лицом» правовой системы создают дополнительное давление на судью.
Стоит отметить, что число ответов, идентифицированных в качестве потенциальных индикаторов стресса, связанного с беспокойством о собственной безопасности и безопасности своих близких, было заметно выше, в сравнении с указывающим на наличие вторичного стресса или выгорания (соответственно 23, 13 и 16 ответов).
Многие судьи приводили примеры угроз, которым они лично подвергались. Некоторые получали письма с обещаниями причинить зло. Других пытались запугивать на улице. Один судья отметил, что если будет совершено покушение на его жизнь, на ум мгновенно придут 4 -5 фамилий. По свидетельству другого: « Мысль о возможности подвергнуться насилию не оставляет нас…Я думаю, всякий, делающий работу подобную нашей, становится чрезмерно настороженным».
Почти половина судей ответили, что допускают, что получаемые им. угрозы могут оказывать влияние на выносимые им. судебные решения.
Вместе с тем авторы, указывая на малый размер и гомогенный характер выборки, предостерегают от необоснованной генерализации результатов их исследования.
Завершает раздел статья, в которой бразильские психиатры на небольшом фактическом материале попытались идентифицировать предрасполагающие к совершению насильственных преступлений аспекты бреда у больных шизофренией.
Раздел «Анализ и комментарии» открывается статьей британских авторов Martin J. R. Curtice, и John J. Sandford «Статья 8 Закона о правах человека 1998: Обзор судебных решений, относящихся к судебной психиатрии и заключенным в Соединенном Королевстве [Великобритании и Северной Ирландии]» (Article 8 of the Human Rights Act 1998: A Review of Case Law Related to Forensic Psychiatry and Prisoners in the United Kingdom). Как отмечают авторы, Закон о правах человека 1998г. (введен в действие в Великобритании в 2000г.) включил в себя большинство положений Европейской конвенции по правам человека. Статья 8 Закона предусматривает право на уважение частной, семейной жизни и конфиденциальность переписки. Данное право может быть ограничено органами государственной власти только в соответствии с законом и лишь тогда, когда это «необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, общественной безопасности, экономического благополучия страны, с целью предотвращения нарушений общественного порядка и преступлений, для защиты здоровья или нравственности, или для защиты прав и свобод других людей». Автор приводит ряд примеров подобных ограничений.
В деле R.v Ashworth Hospital Authority Высокий суд решал вопрос о праве пациента- мужчины, находящегося в психиатрическом стационаре со строгим наблюдением, носить женскую одежду. В отношении диагноза мнения врачей расходились: одна группа психиатров рассматривала пациента как фетишистского трансвестита, одевавшего женскую одежду с целью получения сексуального удовлетворения; другая – как транссексуала, имеющего клинически очевидную потребность жить как женщина. Больница, признавая, что отказ разрешить пациенту носить женскую одежду в отделении повсюду, за исключением его палаты, является вмешательством в его частную жизнь, в то же время утверждала, что такой отказ является законным, так как диктуется обоснованными терапевтическими соображениями и заботой о безопасности, в том числе и самого пациента. Суд вынес решение в пользу больницы, отметив, что в данном случае вмешательство в частную жизнь пациента осуществлялось в соответствии с законом, преследовало легитимную цель и являлось необходимым в демократическом обществе.
В R.v.(1) Ashworth Special Health Authority (2) the Secretary of State for Health Высокий суд решил, что существующая в психиатрической больнице со строгим наблюдением практика прослушивания 10% случайно выбранных телефонных звонков пациентов не нарушает ст.8, т.к. подобное прослушивание, хотя и является явным вмешательством в личную жизнь пациентов, служит легитимной цели поддержания необходимого уровня безопасности.
В деле R. v. (1) Governor of Full Sutton Prison (2) Secretary of State for the Home Department Высокий суд решал вопрос о праве заключенного на конфиденциальность переписки со своим лечащим врачом, работающим вне пенитенциарной системы. Суд первой инстанции признал чрезмерным и незаконным тюремное ограничение на конфиденциальность такого рода корреспонденции. Апелляционный суд, однако, отменил это решение, указав, что ключевой вопрос в данном деле – вопрос безопасности и контроль администрацией тюрьмы медицинской корреспонденции необходим для предотвращения преступлений и защиты прав и свобод других в демократическом обществе.
Палата лордов (до 2009г. выполняла в Великобритании функции высшей апелляционной инстанции), решая дело R.v. Secretary of State for the Home Department, Ex Parte Daly, указала, что отказ заключенным в праве присутствовать при просмотре их корреспонденции администрацией учреждения является непропорциональным ограничением права на конфиденциальность корреспонденции.
Автор высказывает мнение, что пациенты, находящиеся в психиатрических стационарах по решению суда, вероятно, попытаются в будущем оспорить ряд ограничений права на частную жизнь (таких, например, как невозможность регулярного доступа в интернет, запреты на просмотр и размещение на стенах своей палаты порнографических изображений, сексуальную связь с партнером того же пола).
Далее следует статья, содержание которой, с моей точки зрения, не оправдывает ее многообещающее название «Нейровизуализация, культура и судебная психиатрия».
Из двух завершающих раздел публикаций первая посвящена изучению влияния изменений, внесенных в 2004г. в Закон штата Нью-Йорк о наркотических средствах, на положение заключенных с психическими расстройствами; вторая - анализу вызвавшего тревогу у канадских психиатров решения суда в деле Ahmed v. Stefaniu (2006), где Dr.Stefaniu - психиатр одной из канадских психиатрических больниц была признана виновной в профессиональной небрежности (выписанный ею пациент совершил убийство через 50 дней после выписки, за это время дважды осматривался психиатрами амбулаторно) и обязана выплатить семье погибшей компенсацию в $172000.
В рубрике «Правовой дайджест» находим информацию о ряде вынесенных в течение 2008 г. решений федеральных судов и судов штатов, имеющих отношение к судебной психиатрии. Номер заканчивается обзором вышедших в 2007-2008гг. книг по судебной психиатрии и психологии и письмами к редактору.
В.В.Мотов