Отмечая 20-летие Независимой психиатрической ассоциации России, – а это уже исторический срок – можно констатировать, что состоялась и устояла, не изменив себе, уникальная профессиональная организация, выбравшая тернистый путь и возникшая, казалось бы, из воздуха, который всегда заполнен многими возможностями, ждущими своего часа.
Жизнь каждой организации, как и каждого простого человека, может быть транспонирована на язык испытаний Одиссея. И всегда в наших собственных руках – пройти их или не пройти, остаться на острове Цирцеи, а то и превратиться в свиней. Во всем малом содержится великое, и такой взгляд на вещи придает силы, помогает бросить вызов любому Голиафу.
Не пришло время писать обо всем, разве что в общем виде.
На протяжении всех этих 20 лет наша Ассоциация – в связи с особым положением психиатрии – была тонким индикатором происходящих в обществе процессов, а я всегда буквально ощущал себя каким-то измерительным прибором. Это очень показательно: кто и что расцветает в те или другие времена, а что, наоборот, съеживается.
Острая необходимость в свободной профессиональной организации психиатров ощущалась давно и при первой же возможности была реализована: Учредительный съезд, объявивший о создании НПА, состоялся 9-11 марта 1989 года. В его работе приняла участие представительная делегация зарубежных психиатров. Уровень докладов, характер намеченной программы, структура Ассоциации и ее Устав произвели достойное впечатление. В Декларации НПА мы писали:
«Возвращение отечественной психиатрии к ее былым славным традициям и высокому авторитету составляет цель НПА и требует осуществления следующих принципов.
Решительный отказ от сохраняющегося верховенства политического аспекта над всеми другими, от политизации всей жизни общества, от следования политической конъюнктуре, выражением чего явилось не только использование психиатрии в политических и других немедицинских целях, но и контрреакция на эти злоупотребления в виде антипсихиатрического движения.
Решительный отказ от монополизации и централизма административного управления от полной зависимости от министерства здравоохранения всей медицинской науки и практики, включая и Всесоюзное общество психиатров и Академию медицинских наук. Эта система, предназначенная для политизации общества в тоталитарном духе, давно показала полную неэффективность во всех присвоенных себе направлениях деятельности.
Решительный отказ от монополизма одной научной школы, неизбежно ведущего к деградации даже талантливое и глубокое направление.
Решительный примат личностного подхода, как выражающего саму специфику предмета психиатрии, являющейся по существу патологической персонологией. Это наиболее адекватный аспект и масштаб решения всех частных проблем. Это гарантия как от утвердившегося у нас узкого биологизма, так и от односторонних психогенетических и социогенетических построений. Это гарантия от шаблонного конвейерного лечения. Это гарантия гуманизации всей нашей деятельности.
Решительная борьба с бесправным и дискриминируемым положением психически больных, с правовой неграмотностью и правовым нигилизмом психиатров, за разработку специального законодательства, которое бы исходило из презумпции психического здоровья и содержало гарантии своего исполнения, за создание института независимой вневедомственной экспертизы, за всестороннюю реабилитацию пострадавших. Необходима борьба с совершенно неадекватным боязливо-уничижительным отношением населения к психически больным. Следует защищать не общество от психически больных, а психически больных от общества. Только защищая конкретную личность, только исходя из примата прав человека можно построить достойное общество.
Решающий фактор возрождения психиатрии – высокий профессионализм. Психиатрия это уникальная профессия, требующая призвания, немыслимая вне высокой общей культуры, высокой отзывчивости и высокой нравственности. Психиатрия – скрещение естественных и гуманитарных наук. Один из основных путей выхода из кризиса – возвращение традиционного значения понятию репутации, как высокого неформального статуса. Поэтому аттестация психиатров – дело научного сообщества, а не чиновников от психиатрии, понятие профессионализма включает в себя все необходимое.
Необходимо формирование снизу из таких профессионалов независимых психиатрических ассоциаций на разных уровнях, альтернативных подведомственным структурам не столько по программе, сколько по профессиональности исполнения. Это привнесет дух свободной конкуренции и даст на все взгляд независимого наблюдателя.
Без существования таких общественных независимых ассоциаций перечисленные выше принципы неосуществимы».
В Уставе говорилось: “«Независимая» означает самостоятельная, не находящаяся в составе и ведомственном подчинении государственных медицинских учреждений и иных административных органов”.
В отчетном докладе разъяснялось: «Важно правильно понимать, что имеется в виду, когда мы говорим об официальной и независимой психиатрии. Последняя на деле неизмеримо шире нашей Ассоциации. Если официальная психиатрия – это ведомственная идеологизированная система значительной части ее руководящих кадров, их научно-инструктивной продукции и конформной части научных работников и практических психиатров, то независимая психиатрия – это никогда не прерывавшаяся, несмотря на прессинг режима, ориентация на подлинный профессионализм и научность немалой части научных работников и практических психиатров. Можно привести десятки имен профессоров, которые в самые мрачные годы нашей истории оставались верными высоким традициям. В таких людях мы видим источник нашего оптимизма».
Единственным известным членом инициативной группы Ассоциации был Александр Подрабинек, автор знаменитой книги «Карательная медицина». Его безупречная репутация и принципиальная позиция очень помогли Ассоциации в первые годы ее деятельности.
17 мая состоялось совместное заседание Московского и Всесоюзного общества психиатров и НПА, где мы продемонстрировали свой уровень и наличие содержательной позитивной программы необходимых новаций. Уже тогда мы внесли следующие практические предложения:
«1. Воссоздать хотя бы те пять психиатрических журналов, которые были у нас до войны.
2. Издать наиболее выдающиеся произведения мировой психиатрической литературы. Это прежде всего: «Общая психопатология» К.Ясперса; «Клиническая психопатология» К.Шнайдера; «Психиатрия современности» (2-е издание) полностью, хотя это и составляет 6 больших томов; «Феноменология в психологии и психиатрии» Герберта Шпигельберга; полный текст последнего пересмотра Международной классификации психических болезней.
3. Разработать новые формы отбора, подготовки и переподготовки кадров, с использованием тестовых приемов и тренажей.
4. Разработать процедуру экспертизы и критерии оценки научных работ по психиатрии.
5. Стимулировать общетеоретические работы по психиатрии, которые соответствовали бы методологическому уровню современной науки.
6. Ввести в учебные программы курс психиатрической пропедевтики, имея в виду овладение феноменологическим методом.
7. Содействовать публикации текстов наших сегодняшних выступлений в Корсаковском журнале в полном виде, а не в пересказе или c редакционной цензурой» («Пути обновления психиатрии» – М., 1990).
17 октября 1989 года на Конгрессе Всемирной психиатрической ассоциации в Афинах НПА стала ее полноправным членом, за два года до возвращения в нее официальной советской психиатрии, которой было выставлено пять условий: признать злоупотребления психиатрией и реабилитировать пострадавших, принять закон о психиатрической помощи, обновить руководство и принимать инспекционные комиссии ВПА.
22 ноября 1989 года на пленуме РОП в Туле мы выступили со следующими предложениями:
«1. Обсуждение и принятие Закона о психиатрической помощи, который заменил бы множество ведомственных инструкций, отличающихся низким юридическим уровнем и чрезвычайно широкими и неопределенными формулировками. Низкая правовая культура как в государственном устройстве, так и в сознании населения нашла выражение в ведомственном нормотворчестве и подмене чиновниками и психиатрами функций, на которые имеет право только суд.
2. Ликвидация ведомственной экспертизы. Общепонятна несовместимость этих понятий: ведомственности и объективной независимой экспертизы в любой сфере жизни – экономической, военной, судебной и других. Необходимо создание Коллегии экспертов по типу Коллегии адвокатов, как независимой профессиональной организации. В настоящее время судебно-психиатрическая экспертиза осуществляется Институтом им. Сербского, институтом не просто МЗ СССР, но буквально сросшимся с МЗ, представляющим его отдел, некое «министерство психиатрии».
3. Ликвидация ведомственной монополии на образование. Система, по которой кафедры психиатрии, курсы лекций для врачей и соответствующие руководства подчинены ведомству, – порочна. Такая система постоянно воспроизводит все искажения и пороки, к которым привел монополизм прежней школы, к которым неизбежно приводит любой монополизм.
4. Ликвидация ведомственного подчинения науки. Выведение НИИ из-под контроля Минздрава. Министерство может предлагать заказы, а не отдавать приказы, как это укоренилось у нас. Директора НИИ должны выбираться, а не назначаться. Аттестация психиатров, оценка их квалификации и научных достижений – дело научного сообщества, а не администраторов от науки. Сохраняются социальная незащищенность и чрезмерная зависимость от формальной иерархии каждого психиатра.
Наряду с этими основными задачами, последние три из которых совпадают с целями созданного в феврале 1989 г. Творческого союза ученых, первоочередной характер носят и такие более специальные:
5. Организация юридических курсов для психиатров и юридической аттестации психиатров.
6. Предоставление курса лекций в системе ЦИУ для членов НПА.
7. Доступ членам НПА, как, впрочем, и всем коллегам-психиатрам, к больным и архивам на всей территории Советского Союза.
8. Необходимо опубликовать доклад делегации психиатров США, а не только ответы на него, необходимо опубликовать Меморандум и обещания, данные Всесоюзным обществом при вступлении во Всемирную психиатрическую ассоциацию» («Пути обновления психиатрии» – М., 1990).
Принятие НПА во Всемирную психиатрическую ассоциацию настолько повысило ее статус, что была предпринята целая серия попыток превратить ее в управляемую, карманную. Первоначально по одному сценарию с рядом других общественных организаций попытались подменить руководство Ассоциации специально внедренными в нее, как потом выяснилось, людьми. После исключения они (семь человек, из которых только один психиатр), в отличие от нас, были быстро зарегистрированы с помощью МЗ СССР, как одноименная с нами организация, лишая нас прав на это имя, и два года дискредитировали его своей псевдодеятельностью, пока не были дезавуированы инспекционной комиссией ВПА 1991 года. Одновременно в течение длительного времени поддерживалась и предохранялась от уголовного преследования еще одна организация, дискредитировавшая своей деятельностью саму идею пересмотра диагнозов выдачей за деньги соответствующих индульгенций. Эти и многие другие хитросплетения поддерживались руководством Всесоюзного общества психиатров (М.Е.Вартанян, Н.М.Жариков, Г.В.Морозов), которое нас и отождествляло и сталкивало с этими организациями, публиковало дезинформацию в Корсаковском журнале и т.п.
Одновременно всевозможными путями делались попытки дискредитировать нас перед американскими и европейскими коллегами, как «большевиками навыворот». Однако, благодаря непосредственным встречам с д-ром Фоссом (Норвегия), Жаном Эймом (Франция), Джимом Берли (Великобритания), Мелвином Сабшином и Хуаном Меззичем (США), Реем Фрибери (Канада), Генрихом Уве Петерсом (ФРГ), Хуаном Лопесом Ибором (Испания), Норманом Сарториусом (Швейцария), Марио Майем (Италия), Сиднеем Блохом (Австралия) и многими другими, мы нашли понимание и поддержку.
Выстоять нам помогла внятная для всех привлекательность нашей программы и неравнодушное участие многих замечательных людей. В редакции устава Ассоциации приняли участие выдающиеся юристы в области психиатрии А.И.Рудяков и Б.А.Протченко. Они же в нескольких статьях в журнале «Коммунист» при поддержке Отто Лациса достойно представили нашу Ассоциацию. Создание Ассоциации приветствовали выдающиеся ученые В.П.Эфроимсон и Ф.В.Бассин. В Ассоциацию вошли такие известные клиницисты как А.К.Ануфриев, Р.Г.Голодец, С.С.Гурвиц, С.Г.Зайцев, И.Я.Дашевский, А.А.Недува, А.И.Нисс, Г.Н.Соцевич, Д.Л.Хмелевский, В.А.Файвишевский, Н.Ф.Шахматов и И.В.Шахматова-Павлова, Д.А.Черняховский и другие, такие исследователи как В.М.Гиндилис и В.С.Ротенберг, а в качестве иностранного члена Вольфганг Кречмер. Я называю здесь тех, кого сейчас нет с нами. Известный правозащитник Анатолий Корягин (Цюрих) предоставил в наше распоряжение средства полученной им премии Фритьофа Нансена. Это позволило нам опубликовать два научных сборника «Пути обновления психиатрии» (5 тыс. экз.), начать издавать «Независимый психиатрический журнал» (с 1991 года) (3 тыс. экз.), переиздать учебник E.Bleuler (25 тыс.экз.), «Философскую автобиографию» Карла Ясперса (5 тыс. экз.), антифашистскую работу Артура Кронфельда «Дегенераты у власти» (60 тыс. экз.) и некоторое время оказывать благотворительную помощь наиболее нуждающимся пациентам в это трудное время. Фонд Анатолия Корягина открыл для них бесплатную столовую.
Основой нашей программы стали результаты анализа того, как оказалось возможным использование психиатрии в политических и других немедицинских целях. Мы выделили систему трех факторов: тотальное огосударствление психиатрической службы, отсутствие ее правовой основы и партийность советской судебной психиатрии, преодоление которых определило приоритеты нашей деятельности и ее отличительные особенности.
Разгосударствление психиатрической службы обозначало создание негосударственной экспертной и судебно-экспертной практики, негосударственных амбулаторий и клиник и общественных профессиональных организаций разного уровня. В условиях советской власти негосударственный статус общественных организаций носил имитационный характер. Наша Ассоциация с ее экспертной деятельностью стала первой реально независимой структурой.
С первого момента организации Ассоциации была создана независимая экспертная комиссия, которая занялась пересмотром ранее выставленных диагнозов, изменяя или снимая их в трети случаев. Когда вслед за нами и в антитезу нам тем же самым занялась срочно созданная Этическая комиссия Всесоюзного общества психиатров (ВОП), до этого существовавшая только на бумаге, выяснилось по итоговым данным, что наши результаты совпадают. 11 марта 1990 года состоялась первая в истории отечественной психиатрии совместная экспертиза спорного больного Этической комиссией ВОП (А.С.Тиганов, Б.Д.Шостакович, В.Ф.Матвеев) и НПА (Ю.С.Савенко, В.М.Серпилин, Г.Н.Соцевич, Д.А.Черняховский). Речь шла о шахтере из Донецка Р.Шакине, уволенном незадолго до пенсии за разоблачение злоупотреблений администрации шахты. За активное отстаивание своих прав, начиная с 1981 года, Шакина пять раз насильственно госпитализировали в московские, донецкую и киевскую ПБ с диагнозом «параноидная шизофрения», активно лечили галоперидолом и признали недееспособным. В 1989 году НПА засвидетельствовала, что он психически здоров, а комиссии ВНЦПЗ, Центра им. Сербского и клиника проф. Жарикова подтвердили параноидную шизофрению. В результате 4-х часового разбирательства комиссия пришла к выводу: «признаков психического заболевания не обнаруживает, в диспансерном психиатрическом учете не нуждается». В 1991 году инспекционная комиссия Всемирной психиатрической ассоциации зафиксировала в своем отчете, что НПА в деле пересмотра диагнозов «является более эффективной, чем Этическая комиссия Всесоюзного общества». По заявлениям обращающихся наши члены 10 раз включались в состав Этической комиссии. Однако, юридической силы решения комиссии не имели, реабилитация в лучшем случае подменялась простым снятием с учета. В этот период членов НПА по постановлению судов неоднократно включали и в экспертные комиссии Центра им. Сербского, что во всех случаях оказывалось конструктивным.
В 1992 году НПА вошла в состав Российского исследовательского центра по правам человека (союз 10 известных правозащитных организаций), подтверждая свой уникальный статус независимой профессиональной общественной правозащитной организации. Из зарубежных организаций постоянная связь осуществлялась с Amnesty International, IAPUP и германской ассоциацией Фридриха Вайнбергера.
В конце декабря 1992 года в течение двух недель, включая Рождество, гостем НПА был Мелвин Сабшин, медицинский директор Американской психиатрической ассоциации с 1974 года, которому мы организовали плотную программу встреч на высоком уровне.
В течение пяти лет (1992-1996) делегации НПА посещали съезды Американской психиатрической ассоциации, в Вашингтоне, Сан-Франциско, Филадельфии, Нью-Йорке, Майами, собирающие ежегодно более 15 тысяч участников, блестяще организованные, выполняющие одновременно роль наших ФУВов, проникнутые духом не критики, а остроумия. При всей подкупающей доброжелательности мы ощутили нарастающее нежелание слышать что-либо критическое относительно положения психически больных в нашей стране и заинтересованность в наших самых тесных контактах с властями любой ценой, даже объединения с одноименной провокационной организацией. В результате, востребованным оказался курс, выбранный на Украине С.Ф.Глузманом (Киев), который публично подчеркивал свои дружеские отношения с руководством КГБ Украины, а с нами все отношения прекратил. Мы предпочли линию неприятия вмешательства в наши профессиональные дела, предпочли быть выразителем интересов наших больных и нашего предмета. Это не помешало Г.В.Морозову в своих интервью говорить, что НПА финансируется ЦРУ. Не брезговали этим доводом и его наследники. Руководители Всесоюзного общества психиатров, громко жалуясь на отсутствие средств, большой делегацией поехали в Рио-де-Жанейро на очередной съезд ВПА (1993). Мы сочли для себя такие траты неприличными.
В этот период мы имели надежную поддержку в лице министра здравоохранения акад. А.И.Воробьева, а также высокопоставленных сотрудников МИДа, Минатома и главного психиатра Москвы В.А.Тихоненко, давшего нам разрешение на ознакомление с медицинской документацией, что было внове и принципиально укрепило наши экспертные заключения.
Юридический адрес нам предоставила старейшая в Москве Преображенская психиатрическая больница им. В.А.Гиляровского. Здесь состоялась Пинелевская реформа в России, утверждался принцип нестеснения, здесь начинал С.С.Корсаков.
Что касается правовой основы психиатрии, то эта проблематика занимала значительное место в нашей деятельности всегда, а не только в начале 1990-х годов, когда она была условием принятия в ВПА. Члены нашей Ассоциации составили треть комиссии 1991 года Верховного Совета СССР по разработке первого в истории отечественной психиатрии закона о психиатрической помощи и четверть состава комиссии 1992 года Верховного Совета РФ. Здесь удалось наиболее ощутимо продвинуться вперед. Впервые в истории отечественной психиатрии ведомственные акты сменились статьями закона, впервые все недобровольные меры стали опосредоваться через суд, впервые была сформулирована незаконность любых форм дискриминации, впервые государство гарантировало финансирование, обеспечивающее высокое качество психиатрической помощи, и мн. др. Закон включал так называемый международный правовой минимум и заслужил одобрение западных коллег. В ходе обсуждения мы постоянно заостряли внимание на необходимости предусмотреть различные гарантии исполнения закона и резко протестовали, когда после окончательной работы комиссии в него незаконным путем было внесено несколько серьезных исправлений, предоставляющих министерствам и ведомствам право принимать «правовые акты» (вместо «нормативные акты») и, наоборот, не предоставляющих возможности психиатрическим учреждениям быть представителями больных при защите их прав и законных интересов. Несколько первых лет закон игнорировался, больных с ним не знакомили, врачи воспринимали его как излишнюю обузу и НПА сыграла немалую роль в утверждении закона в реальной правоприменительной практике. Наконец, в журнале НПА в качестве непременной была сразу создана рубрика «Психиатрия и право» с остро актуальной проблематикой.
Партийность советской психиатрии и ее отрыв от мировой психиатрии – это следствие начавшегося с 1921 года курса на особую советскую науку: советскую психологию, советскую биологию, советскую генетику, даже советскую математику и, уж конечно, советскую психиатрию. 1960-1980 годы ознаменовались в три раза более частой постановкой диагноза шизофрении чем в других странах. Анализ этого обстоятельства В.М.Гиндилисом с позиций генетики и клинический анализ А.К.Ануфриева, а также мои работы о критериях психотического для аффективных и паранойяльных синдромов вошли в наш первый научный сборник 1990 года «Пути обновления психиатрии» – первый прецедент независимого психиатрического издания в нашей стране. Альтернативой партийности, как воинствующей тенденциозности политического рода, является непредвзятость феноменологического метода Э.Гуссерля, введенного в психиатрию Карлом Ясперсом. Психопатологические феномены и синдромы, выделенные этим методом, конституируют психиатрию как самостоятельную дисциплину.
Борьба за независимую психиатрическую и судебно-психиатрическую экспертизы (а в наших реальных условиях приходится прибегать к этой несуразице типа «масло масляное»), пересмотр и даже снятие диагнозов – в качестве своего основания, самой почвы под ногами – постоянно актуализировали собственно профессиональные проблемы нозологической диагностики, диагностики глубины и интенсивности психических расстройств, диагностики их динамических характеристик в разных масштабах времени, диагностики степени интеллектуального или волевого снижения и оценки выраженности характерологических особенностей, а также наличие коррелятивной или причинно-следственной связи с различными контекстуальными факторами и т.д.
Трудно переоценить роль, которую здесь сыграла посмертная экспертиза генерала П.Г.Григоренко. Это самое документированное и выразительное во всех отношениях дело, подробно изложенное в нашем журнале (1992, 1-2), послужило лучшей иллюстрацией профессиональных просчетов в отношении двух типовых диагнозов, выставлявшихся политическим диссидентам: «вялотекущая шизофрения» и «паранойяльное развитие личности». Нам удалось увидеть, как велись истории болезни генерала, услышать фонограмму мнения лучшего нашего клинициста проф. Э.Я.Штернберга, познакомиться с видеозаписью экспертизы Райха в США, с творчеством самого генерала. Материалами его дела была плотно заполнена целая комната. Наше участие позволило помешать представителям Центра им. Сербского спасти честь мундира своего учреждения, а главное – вскрыть типовые механизмы фальсификации диагноза, сложившуюся шаблонную рутину того времени. Однако, особая значимость этого дела для психиатра связана с тем, что диагноз «паранойяльного (бредового) развития личности» поставил генералу акад. А.В.Снежневский, что из 13 экспертиз только две, оправдывающие стационирование, утверждали наличие психотических расстройств, что дезинформация об этом деле жива до сих пор.
На этом конкретном примере мы обсудили проблему психотического уровня для паранойяльных синдромов: идет ли речь о сверхценных идеях или сверхценном «бреде», характерном для паранойяльного развития личности, или о паранойяльном бреде. Последний не выводим ни из личности, ни из ситуации, и вовсе не вырастает из сверхценного… К сожалению, это драгоценное для психиатров и для правозащитников дело до сих пор не удалось издать. Это самый большой конфуз руководства советской психиатрии и демонстрация того, во что превращается экспертиза, когда ее проводят руководящие лица (А.В.Снежневский в 1964 г.; Г.В.Морозов в 1969 г.). Но проф. Ф.Ф.Детенгоф со своей экспертной комиссией (1969), С.С.Гурвиц (1970) и С.Ф.Глузман (1973) продемонстрировали тогда достойную независимость.
В тот же период мы с Г.Н.Соцевич удостоверили отсутствие психического заболевания у В.И.Новодворской, которая сухой голодовкой заставила включить нас в СПЭК ПБ № 1. Решение комиссии было единодушным, а намеченный властями испытанный сценарий сорван.
В 1992 году руководство Всемирной психиатрической ассоциации приняло решение осуществлять свою Президентскую образовательную программу через посредство НПА. Такая программа, проведенная уже в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, была нами коренным образом преобразована в соответствии с отечественными реалиями и названа «Восполнение пробелов отечественной психиатрии».
Первый в новую эпоху свободный семинар в ноябре 1992 года в Зеленограде под Москвой, собравший более 50 слушателей, стал крупным событием. Значительная часть участников, в том числе 11 заведующих кафедрами психиатрии и ряд главных психиатров со всей страны от Санкт-Петербурга до Хабаровска и Чукотки вступили в ряды Ассоциации. Это отражало актуальность, востребованность избранной тематики, сохраняющуюся и сейчас. Поэтому ее стоит воспроизвести.
«I тема – «Феноменологический метод как основа психиатрической пропедевтики» – включала 6-ти часовой курс «Введение в феноменологию» крупнейшего знатока феноменологии Э.Гуссерля проф. Н.Мотрошиловой и две 2-х часовые лекции Ю.Савенко «Место и значение феноменологического метода в психиатрии» и «Тренинг ненаправленного опроса и эмпатии», а также клинические разборы двух больных.
II тема – «Критерии психотического для различных синдромов» включала следующие лекции: «История дифференциации понятий психоза и невроза» – С.Овсянников, «Психотическое и непсихотическое» – проф. А.Ануфриев; «Общепсихопатологические закономерности развития симптоматики» и «МКБ-10» – проф. С. Циркин; «Критерии психотического для депрессивных и паранойяльных синдромов» – Ю.Савенко; а также клинический разбор.
III тема – «Правовые вопросы психиатрии» включала лекции трех юристов и психиатра: «Правовые вопросы судебно-психиатрической экспертизы» – С.Шишков; «Зарубежное законодательство о психическом здоровье и международные правовые стандарты прав человека» – С.Полубинская; «Спорные вопросы правового положения психически больных» – Ю.Аргунова; «Перспективы развития судебной психиатрии» – проф. Ю.Метелица.
Круглый стол. «Закон о психиатрической помощи...» и подготовка к его применению» – Ю.Аргунова, С.Гурвиц, Л.Коган, Ю.Метелица, С.Шишков.
Проведенное социологическое исследование (А.Ицхокин) обнаружило «практически полную открытость основного корпуса отечественной психиатрии как к критическому прояснению и осуждению неприглядных явлений ее прошлого, так и, главное, к ее профессиональному обновлению и интеграции с мировой наукой». Обнаружилась буквально жажда в подлинном знании. И все это со стороны психиатров в основном пожилого возраста и высокого профессионального положения. Тем самым, представление о «консервативных силах» и чрезвычайной идеологизированности нашего общества оказались резким преувеличением. Подавляющее большинство оценило феноменологический метод, хотя он явился для них полной новостью, наиболее ценным предметом для освоения. Обнаружившаяся открытость нашей психиатрии обновлению означает возможность сосредоточения основных усилий НПА не на борьбе с устаревшими представлениями, а на позитивной профессиональной работе» (НПЖ, 1993, 1-2).
Все последующие семинары отличались различными новациями – были интердисциплинарными, с приглашением социологов (А.И.Антонов) и демографов, специалистов по социальной работе с психически больными, вовлекали в свою деятельность на равных средний медицинский персонал (отечественный и американский из Сиэтла), восполняли юридические пробелы (один из семинаров представлял серию лекций президента Международного общества «Медицина и право» Амнона Карми), и пробелы в понимании того, что представляет из себя феноменология в психиатрии (лекции Альфреда Крауса из Гейдельберга, Хуберта Куса из Мюнстера, Майкла Шварца из Бостона, Вольфганга Кречмера из Тюбингена), лекции философов (А.Ф.Зотова, Э.Ю.Соловьева), специалистов по биоэтике (Б.Г.Юдин, Б.Д.Тищенко), психологов (В.П.Зинченко, С.Н.Ениколопов), религиоведов (А.Зубов, И.Я.Кантерев, Б.З.Фаликов).
В декабре 1994 года в Клязьме под Москвой был проведен семинар, который возродил давнюю традицию клинических разборов. Клинические разборы проводились и на всех предыдущих образовательных программах НПА. Однако несмотря на все усилия, они быстро превращались в нозологическую диагностику, притом с обескураживающее широким разбросом мнений. Это уже само по себе было свидетельством необходимости перейти к практике жесткого самоограничения первым этапом психопатологической квалификации, чтобы минимизировать отклонения с самых первых шагов. На семинаре было 7 таких разборов, которые провели Н.Г.Шумский, Н.Ф.Шахматов, В.Г.Ротштейн, Ю.С.Савенко, С.Ю.Циркин, С.М.Плотников и А.Ю.Магалиф. Один из разборов, проведенный профессором С.М.Плотниковым (Ижевск), превратил присутствующих в расширенную экспертную комиссию, ответившую на запрос межмуниципального народного суда г. Москвы. В импровизированные, но может быть, в наиболее совершенные разборы вылились выступления с последующей активной беседой с залом студента-психолога, ставшего послушником буддийской организации АУМ-Сенрике, и матери другого монаха, представлявшей «Комитет по спасению молодежи». Эти выступления последовали за докладом д-ра Д.П.Демоновой из Центра им. Сербского, описавшей несколько трагически завершившихся случаев индуцированных психозов. Это задало соответствующую эмоциональную установку и привело к жесткой подчас тенденциозной манере опроса молодого монаха, который хорошо ее выдержал. Присутствующим стало очевидным отсутствие психического заболевания.
С этого времени ежемесячно в Преображенской больнице НПА проводит под руководством д-ра А.Ю.Магалифа открытые клинические разборы больных, наиболее интересные из которых публикуются в каждом выпуске нашего журнала. Клинические разборы – это стержень профессионализма.
«Изменение места прав человека в приоритетах политики Соединенных Штатов Америки от администрации президента Картера до администрации Клинтона было весьма ощутимо в психиатрии. В 1989 году в Афинах за неделю до съезда WPA между фактическим руководителем советской делегации представителем МИД СССР Ю.А.Решетовым и американской стороной была достигнута кулуарная договоренность о взаимных обязательствах. С этого момента стали предпочитать политику уступок и компромиссов, ничем не гарантированных и в силу этого совершенно неэффективных. Мы были свидетелями того, как некоторые руководящие фигуры Американской психиатрической ассоциации (АРА), пока длилась такая политика, легко принимали потемкинские деревни за настоящие. Вот некоторые вехи на этом пути. После распада Советского Союза «Международная ассоциация против политического использования психиатрии» (IAPUP) во главе с Робертом Ван Вореном перестала финансироваться до тех пор, пока не приняла программу широких компромиссов и соответственно этому фактически противоположное название: «Международная ассоциация для упразднения и предупреждения политической психиатрии» или «Женевская инициатива в психиатрии». Бывшая до этого конфедеративной, эта организация усвоила авторитарный стиль. Она исключила германское общество и начала целиком игнорировать Независимую психиатрическую ассоциацию, называя ее при случае не российской, а московской организацией. Бюллетени «Женевской инициативы в психиатрии» перестали освещать положение дел в России, ограничиваясь Украиной. Из них следовало, что в России, кроме РОП работают только Ленинградская (Санкт-Петербургская) психиатрическая ассоциация и Уссурийская (из нескольких человек).
В 1992 году на съезд АРА прочесть доклад о положении дел в Российской психиатрии была приглашена представительница официоза юрист С.В.Полубинская (сотрудничавшая тогда с Институтом судебной психиатрии им. Сербского). Американских коллег не смутил длинный пассаж в ее выступлении, где говорилось, что перспективы развития психиатрии на Украине намного лучше, чем в России, так как у украинских психиатров нет оснований для чувства вины (!) и там больше молодежи, и что поэтому помогать надо прежде всего Украине. Полная несообразность этих вымученных «доводов» была на поверхности. В деле реформирования всех общественных институтов, в том числе и психиатрической службы, Россия значительно опережала тогда Украину. Руководители самой Украинской психиатрической ассоциации этого не скрывали. Все эти доводы текстуально совпадали с приводимыми С.Глузманом. Но понятные в устах представителя Украины, они поражают у представителя России. Тем не менее эти искусственные «доводы» имели практический выход: помощь начала получать только Украина.
НПА стали придавать ложный имидж неконструктивного непримиримого борца. Между тем разноречие с нашими оппонентами состояло совсем в другом: приветствуя конструктивные компромиссы, мы решительно против безграничных компромиссов. Однако цель была достигнута: мы не нашли на Западе спонсорства, за исключением небольшой поддержки Фонда Анатолия Корягина, меньше индивидуального гранта.
«Стройте гражданское общество, – советуют нам некоторые американские политологи, – а в нем солидарность ценнее независимости. Объединяйтесь все, сотрудничайте со всеми». Такой совет у нас сейчас на руку красно-коричневым.
Так, большая политика постоянно вмешивается в психиатрию.
В результате в 1993 г. на Конгрессе ВПА в Рио-де-Жанейро не был зачитан врученный руководителям ВПА меморандум НПА, в котором предлагалось сохранить правоприемство пяти афинских условий для психиатрических обществ стран СНГ. Замалчивание на Конгрессе ВПА Меморандума НПА не на пользу ни отечественной психиатрии, ни Российскому обществу психиатров, ни Всемирной психиатрической ассоциации.
Уже тогда мы видели, как опасения хаоса гражданской войны в России толкают администрацию президента Клинтона на замирение нашего общества любой ценой, вплоть до грубого давления. В результате – поразительная наивность: дается картбланш агрессивным циникам, которых обычно не принимают в порядочное общество, а пустив, обрекают его на поражение, приближают то, чего опасаются. Так ситуация в психиатрии повторяет ситуацию в стране в целом.
В сентябре 1993 г. Верховный Совет, «патриоты» и коммунисты открыто заявили о необходимости реставрации советской власти и восстановления Советского Союза, а вскоре попытались осуществить это с оружием в руках. Воочию для всех произошло объединение красно-коричневых, эмблематика которых казалась некоторым несовместимой» (НПЖ, 1994, 1).
Начавшееся с 1995 года движение вспять от демократических завоеваний сопровождалось рецидивом широкомасштабного использования психиатрии в немедицинских целях в отношении религиозных диссидентов. Поводом послужил доклад проф. Ю.И.Полищука, декларировавший «грубый вред психическому здоровью», наносимый различными религиозными организациями. Вопреки тому, что доклад был дезавуирован как научно несостоятельный не только НПА, но и Российским обществом психиатров, он был разослан во все прокуратуры страны и ректорам учебных заведений. В течение ряда лет по стране прокатилось множество судебных процессов, первым и самым крупным из которых был процесс против буддистской организации «Учение Истины АУМ». Процесс был явно инспирирован спецслужбами и плотно контролировался ими как преюцидный. Мы распутали этот сложный клубок расхожих заблуждений, где поскользнулся даже Олдос Хаксли («Этот прекрасный дивный мир 20 лет спустя»), в частности, пресловутое «промывание мозгов», разоблаченное в США. Аналогичная волна ажиотажа по поводу программирования сознания новыми религиозными организациями и движение депрограммирования отгремело там за 15 лет до того, даже с запретом Верховным судом США выступать в судах его лидерам. Следы этого конфуза сохранялись в DSM-III-R, но это ничему не научило наших эпигонов, которые издали серию книг депрограмматоров, очень далеких от науки, но сенсационно увлекательных. Темная история с газовой атакой в токийском метро, удивительно кстати грянувшая в середине московского процесса над АУМ, вызвала такую бурю негодования, что всех, кто сомневался в виновности этой организации, казалось, просто снесут.
Мы выступали на этом процессе с исследованием случайной выборки 29 монахов этой организации, каждого из которых независимо друг от друга освидетельствовали 3 специалиста из 10 известных психиатров (проф. Р.Г.Голодец, проф. И.В.Шахматова-Павлова, и др.). Не только причинно-следственной, никакой корреляционной связи членства в этой организации с каким-либо вредом для психического здоровья обнаружено не было.
После этого руководитель специально созданной в Центре им. Сербского группы по изучению «деструктивного действия тоталитарных сект» проф. Ф.В.Кондратьева, который сознательно вводил суд в заблуждение утверждением, что психотехники АУМ вызывают «зависимое расстройство личности» (что грубо противоречит МКБ -10), заявил на суде, что нас подкупили (есть распечатка фонограммы этого ложного доноса, после которого он всякий раз норовил со мной расцеловаться). В результате, меня 6 раз вызывали в следственный отдел Генеральной прокуратуры, оказывая столь грубое давление, что удалось получить письменные извинения. Но прекратилось оно только с принятием нового грубо дискриминационного закона о свободе вероисповедания, позволяющего обходиться без помощи психиатрии. Циничной демонстрацией силы было упоминание в определении суда моей позиции, как совпадающей с официальной. Направленный мной протест остался без последствий.
В этой ситуации один из моих непосредственных помощников предпочел союз с более сильной стороной. Его донос, направленный по различным адресам, подробно разбирался в РИЦ по правам человека с его участием. В результате, был удостоверен провокационный характер этой акции.
В 1995 году начала подвергаться нападкам независимая экспертиза, созданная НПА, а тезисы о нашем большом опыте не были приняты на съезд РОП, который – называя себя съездом всех психиатров России – нас игнорировал.
Из многих процессов против религиозных организаций, в которых мы участвовали, следует выделить магаданский (1999 г.), где 400 пятидесятников («Слово Жизни») в знак протеста против попытки закрыть их организацию подали на выезд в Австралию. Это было лживое обвинение о причинении грубого вреда психическому здоровью вплоть до изменения личности в адрес организации, которая преобразовывала злокачественный алкоголизм, характерный для этих мест, в пение религиозных гимнов. Атмосфера процесса вызвала необходимость нанять охрану, чтобы не подложили в карман пакетик промышленного золота. Откровенный рассказ на судебном процессе о противозаконных приемах расколовшегося агента спецслужб, потуги хабаровских психологов доказать вредоносное внушение, гениальная простота логики свидетельницы-чукчи, разбивающая эти искусственные умственные построения, опытные адвокаты, мое заключение и поддержка местных психиатров, но главное – реальная независимость судьи, позволили выиграть этот процесс.
В череде аналогичных процессов под влиянием нашей активной критики характеристики вменяемой вины менялись от «грубого вреда психическому здоровью и деформации личности» к «незаконному использованию гипноза», потом к «оказанию внушающего воздействия» и, наконец, к «незаметному воздействию на подсознательном уровне» и «контролю сознания», в частности, даже антиалкогольными текстами, якобы содержащими в себе нечто подспудно вредное. Хотя произвольность этих обвинений, лежащих вне науки, была на поверхности, от этого удобного повода не отказались. В этих процессах внятно проявился их проективный характер: наши службисты вменяли религиозным организациям то, чем были пропитаны сами, – тоталитарный дух, манипулятивные и – в первую очередь – коммерческие возможности, что породило неслыханного доселе монстра – Г.Грабового, зарабатывавшего на воскрешении умерших.
А начиналось с легализации целительства перед лицом обычной для эпохи кризисов мистичности общественного сознания, попыток использовать телесуггестию А.Кашпировского, соглашения Минздрава с Московской патриархией (12.03.1996) о создании реабилитационных центров (отнюдь не добровольных) для попавших в «тоталитарные секты», где использовалось изгнание бесов и т.п. Этот курс, начатый при министре А.Царегородцеве, сохранялся при министре Т.Дмитриевой, несмотря на настояния Палаты по правам человека и разъяснения НПА России. Минобороны оплачивало лозоходцев в качестве спасателей, в Минусинске был принят иск в «наведении порчи на корову», президент Академии народного целительства уверял, что обнаружил бабку, способную менять генетический код, высокая номенклатура сама обращалась к парамедицине. Мы активно препятствовали всему этому. Все вменявшиеся случаи нездоровья, суицида, распада семьи и т.п. оказывались намного более частыми в общей популяции, чем в преследуемых религиозных организациях.
Вопреки начавшемуся откату от демократических завоеваний, НПА добилась в 1995-1997 годах больших успехов. Это не только успех на многих религиозных процессах. В связи с начавшимся отрицанием злоупотреблений психиатрией в прошлом, группа НПА под руководством Ю.Л.Массовера в рамках российско-шведского проекта по поискам следов Рауля Валленберга в течение четырех месяцев проверяла архивы Черняховской, Санкт-Петербургской и Орловской ПБ с интенсивным наблюдением. В архив главной для политических, Казанской ПБ, нас не пустили. Тем не менее, был удостоверен массовый характер стационирований по политическим статьям. В одной Санкт-Петербургской больнице их было обнаружено несколько тысяч.
С 1995 года ежегодно «Общество клинических психотерапевтов», организованное проф. М.Е.Бурно при НПА, начало проводить «Консторумские чтения», а доктор Б.А.Воскресенский продолжил студенческие «Баженовские чтения». В 1996 году делегация из 9 членов НПА провела симпозиум на съезде американской психиатрической ассоциации в Нью-Йорке, а делегация из 12 членов НПА провела три симпозиума на съезде Всемирной психиатрической ассоциации в Мадриде. Вопреки тому, что это первый такой успех, общий для всей отечественной психиатрии, об этом не было даже упомянуто в подробном репортаже об этих съездах в Корсаковском журнале и журнале РОП. С 1996 года НПЖ начал выходить с Приложениями и Информационным бюллетенем. Журнал начал публиковать полный перевод на английский язык некоторых наиболее принципиальных работ. Наша активная феноменологическая (в духе К.Ясперса) позиция содействовала переводу «Общей психопатологии» и всех других психиатрических работ Ясперса на русский язык. Мы приняли деятельное участие в движении «Философия и психиатрия» и при нашей Ассоциации д-ром Е.Б.Беззубовой была организована такая группа, которая провела в 1997 году симпозиум в Москве с международным участием (Б.Фулфорд и др.). В 1997 году мы совместно с проф. А.С.Тигановым (ВНЦПЗ РАМН) провели Первые чтения Н.П.Бруханского, представлявшие курс из 6 лекций проф.Альфреда Крауса. Наконец, исключительно благодаря усилиям НПА проф. В.Н.Краснов стал зональным представителем ВПА по региону СНГ.
И в то же время, в 1997 году вышел большой том «Реформы службы психического здоровья» под редакцией проф. В.С.Ястребова, который в своей обширной статье «Общественные движения в психиатрии» ограничился в отношении нас следующим упоминанием: «Появились такие организации как Независимая психиатрическая ассоциация (Москва) и Санкт-Петербургская психиатрическая ассоциация». И тут же писал: «Одна из первых общественных организаций по поддержке психически больных, «Ассоциация защиты психического здоровья и психически больных», которая была создана в 1990 году в ВНЦПЗ РАМН, объединяла известных психиатров, деятелей науки и культуры, представителей средств массовой информации, а также лиц, в семьях которых были психически больные. Создание этой организации имело большое значение для дальнейшего развития общественного движения в отечественной психиатрии, и послужило толчком для создания других сходных организаций» (стр. 204-205). Перед нами привычная для нашей действительности потемкинская деревня. Упоминаемая Ассоциация существовала только на бумаге, с опубликованным Уставом, почетными членами и даже почетными грамотами. Мы хорошо знаем это, так как ее руководитель в наших рядах. Но это хорошо знал и проф. Ястребов, когда выступал с этим докладом на международной конференции. Так же как хорошо знал и о нашей деятельности, несколько раз выступая на наших семинарах. В наше время он возглавляет Общественный совет при главном психиатре-эксперте Минздрава России Т.Б.Дмитриевой, в который нас не пригласили, и устав которого написан для продолжения традиций потемкинских деревень. Так выполняется (в соответствии со специальным Постановлением Правительства РФ) Положение о Минздраве, согласно которому он осуществляет свою деятельность во взаимодействии с профессиональными медицинскими ассоциациями и общественными объединениями.
На одной из конференций «КГБ вчера, сегодня, завтра» мы высмеяли попытку Акимова и К° морочить зал рекламой мифического психотронного оружия, опираясь на свидетельства организованных в ассоциацию больных с синдромом Кандинского-Клерамбо. Мы высмеяли также спекуляции относительно возможностей компьютерных психотехнологий, реанимацию выдумки про 24-й кадр, безудержное блефование возможностями НЛП, перешедшее в самовнушение, предложенное В.С.Ястребовым для борьбы с терроризмом «психопатологическое оружие» и т.п..
Постоянно критически оценивая психоанализ, предупреждая коллег от увлечения этим уже исчерпавшим себя, как видно на примере США направлением, печатая соответствующие материалы, в частности, работу Адольфа Грюнбаума, мы выразили в 1997 году протест в отношении Указа Президента, который, предоставляя этому направлению государственный протекционизм, незаконно вмешивается в естественные процессы развития науки. Вместе с тем, на презентации двухтомного труда «Современный психоанализ» Х.Томе и Х.Кэхеле в ходе непосредственного общения с авторами мы убедились, что Иенская школа психоанализа интегрировала критику в свой адрес. Перевод этого монументального издания был выполнен членами психоаналитической организации Сергея Аграчева, начинавшего в наших рядах.
В 1998 году в Центре им. Андрея Сахарова НПА начала проводить под знаком запрета какой-либо критики регулярные межконфессиональные встречи «Психиатрия и проблемы духовной жизни» под сопредседательством Б.А.Воскресенского и известного деятеля христианского движения З.А.Крахмальниковой, начавшиеся с обсуждения монографии Д.Н.Мелехова. В ежегодных «Консторумских чтениях» начал принимать участие знаменитый о. Георгий Кочетков. Мы провели совместную конференцию со Свято-Филаретовской высшей православной школой.
В 1998 году разразился дефолт. В психиатрических больницах отмечались случаи гибели больных от голода. Все средства НПА пропали и так и не были возмещены. Между тем, Центр им. Сербского, благодаря министерскому посту Т.Б.Дмитриевой, как никогда укрепился и стал издавать свой журнал. Благодаря нам, Центр сохранил имя проф. В.П.Сербского, от которого в процессе переименования планировалось освободиться, как от памятной всем стигмы. Но мы вовремя подняли шум.
В 1999 году мы оспорили квази-шпионское дело Платона Обухова, где заведомо психически больной человек стал разменной фигурой внутриполитических интриг.
В 2000 году на съезде РОП, благодаря активной позиции лично президента ВПА Хуана Меззича, нам впервые и единственный раз в таком объеме были предоставлены равные права, как второй всероссийской профессиональной организации, в частности возможность выступить по ведущей теме (МКБ-10) вместе с проф. А.С.Тигановым.
В 2001 году мы забили тревогу, указывая на «признаки упадка отечественной психиатрии» (так и назывались две наши публикации), такие как:
- продолжающееся вмешательство в религиозную жизнь, подменяя религиоведов, под надуманным предлогом «грубого вреда психическому здоровью», исходящее из Центра им. Сербского по старым рецептам использования психиатрии в немедицинских целях;
- поддержка целительства, которое по большей части представляет обман и обирательство населения, венцом чего стало обращение пяти известных профессоров во главе с Г.В.Морозовым к министру здравоохранения взять под эгиду Минздрава деятельность знаменитого целителя В.Д.Столбуна; профессора свидетельствовали, что В.Д.Столбун успешно излечивает злокачественную шизофрению с дефектом, и выдавали его сотрудникам липовые дипломы;
- естественное в этой связи стремление положить конец независимой экспертизе, т.е. состязательности экспертных заключений в суде; в мае 2001 года был принят Федеральный закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», и еще двумя годами ранее Центр им. Сербского перестал выполнять определения судов о включении в экспертные комиссии врачей-специалистов; прямым следствием этого стало резкое падение уровня экспертной деятельности.
И все это продолжалось, достигнув критического уровня.
Acme было достигнуто уже в 2002-2003 гг. в растянувшемся на три года деле полковника Ю.Буданова, ставшего по своему резонансу неким делом Дрейфуса навыворот, где весь генералитет нашей психиатрии продемонстрировал послушность властям и заслужил резкую отповедь одного из ведущих в мире судебных психиатров проф. Б.К.М.Рааса (Амстердам) в журнале РОП (2003, 4, 120). «Это позор и общественная девальвация судебной психиатрии как профессии. Может быть, судебная психиатрия в Российской Федерации в большей мере ориентирована на существующую власть, а не на собственный профессиональный и научный статус?». Только в нашем журнале подробно (в четырех выпусках) освещалось это дело. Мы показали, что как и прежде основная ответственность лежит на том, кто формировал экспертную комиссию. Достаточно было собрать гипердиагностов, чтобы гарантировать требуемый результат. И никакой состязательности! Как участники исследования в суде трех из шести заключений экспертных комиссий по этому делу, мы, в отличие от государственных экспертных комиссий, метавшихся из стороны в сторону, придерживались исключительно фактов. Очень поучительно, что в результате мы не только спасли честь отечественной судебной психиатрии, но и защитили полковника Буданова, который в противном случае объявлялся бы слабоумным. Атмосфера страха и отказ от участия в процессе не были беспочвенными… И Ассоциации, и мне лично это дело дорого стоило.
Тогда же Министерство юстиции Российской Федерации затеяло проверку нашей деятельности и потребовало вычеркнуть из Устава Ассоциации, который само в свое время зарегистрировало, право на проведение судебно-психиатрических экспертиз под угрозой ликвидации регистрации Ассоциации. Последовали три с половиной года судебных тяжб, в процессе которых нас обвиняли в проведении судебных экспертиз (по постановлению суда!) до 2001 года, т.е. еще до принятия закона «О государственной судебно-экспертной деятельности». Несмотря на сплошные несуразицы такого рода, мы, конечно, проиграли суд. Но после этого Минюст потребовал отказа и от права проводить несудебные экспертизы! Мы снова подали в суд. На этот раз Минюст уступил.
20 мая 2005 года был зарегистрирован новый Устав НПА России (опубликован в НПЖ, 2005, 2).
В течение пяти лет (с 1998 г.) нам удалось трижды (1999, 2000, 2003) предотвратить попытку комиссии Минздрава урезать закон о психиатрической помощи, а именно:
Планируемые изменения шли вразрез с международным правом. Именно в 2003 году Россия проиграла в Европейском суде дело против Ракевич. Суд указал на необходимость внести в российское законодательство статью, позволяющую обращаться в суд самому недобровольно госпитализированному.
В 2003 году совместно с МХГ мы провели первый мониторинг соблюдения прав пациентов 93 психиатрических стационаров в 61 регионе страны, издание которого в 2004 году отдельными томами на русском и английском языках [ Права человека и психиатрия в Российской Федерации. МХГ, НПА, 2004;Human Rights and Рsychiatry in the Russian Federation. MHG, IPAR, 2004 ] имело международный резонанс и сыграло немалую роль в активизации деятельности по изменению вскрывшегося бедственного положения. Но главное, что мониторинг позволил с полной ясностью увидеть, что основная причина недостаточной эффективности закона о психиатрической помощи – в невыполнении закона самим правительством. Вскоре вслед за этим последовал 122-й закон, снимавший государственные гарантии во всех социальных законах, как изначально невыполнимые.
В январе 2004 года в Лондоне была опубликована монография “Политика психического здоровья и права человека” [ Mental Health Global Policies and Human Rights. Eds: Peter Morrall & Mike Hazelton. Whurr publ. London and Philadelphia, 2004, 128-148 ], в которой излагалась политика психического здоровья на примере 10 стран. Ситуация в России впервые была изложена в нашей редакции, т.е. без грима – отсутствие политики психического здоровья в России. Ничего не изменилось в этом отношении и к моменту проведения соответствующей международной конференции в Калининграде в 2006 году.
В 2004 -2005 гг. Центр им. Сербского на страницах своего журнала оспорил негосударственное освидетельствование и попытался обосновать удушение негосударственной экспертизы как «несостоятельной как в процедурном отношении, так и в отношении своей независимости». Доказывалась независимость государственной судебной экспертизы. В развернувшейся полемике дело дошло до политического доноса в наш адрес (РПЖ, 2004, 6; 2005, 1; 2006, 2; НПЖ, 2005, 2; 2006, 2). Ответ Ю.Н.Аргуновой и «Российский психиатрический журнал», и журнал РОП печатать отказались. Характерно, что именно тогда Центр им. Сербского провел незаконную судебно-психологическую экспертизу в пользу тольяттинской мафии (НПЖ, 2005, 2), а Минздрав России кулуарно принял преступный приказ, разрушающий педиатрическую службу, увеличивший детскую смертность, ввергнувший страну в долги и т.д. и т.п.
На протяжении двух последних лет признаки упадка, которые заставили нас поднять тревогу в 2001 году, достигли критического уровня. Теперь речь идет не только о религиозных диссидентах, в отношении которых имеется для ссылок уже немалая квазинаучная литература, мы оказались на пороге широкомасштабного использования психиатрии в политических целях. Как прежде «клевета на советскую власть», основанием преследований могут служить резиновые формулировки законов об экстремизме (2002 г.) и «профилактике террористической деятельности» (2006 г.), а почвой – проторенная религиозными, а затем квартирными процессами правоприменительная практика. В 2007 году мы провели освидетельствование четырех пациентов в Мурманске, Рыбинске, Йошкар-Оле и Москве. Первое, наименее выигрышное из этих дел, прогремело на весь мир. Несмотря на полное отсутствие непосредственной опасности, во всех четырех случаях осуществлялась недобровольная госпитализация по пункту «а» ст. 29. В 2008 году мы подвели итоги инициированной нами дискуссии в тезисе: «только психопатологически выводимая общественная опасность – предмет психиатрии», детально обосновав его. Недобровольная госпитализация в нескольких разобранных случаях была осуществлена на единственном основании обращений к психиатрам в прошлом, хотя адекватнее было бы сказать: на основании оппозиционной деятельности, пользуясь в качестве предлога обращением к психиатрам в прошлом. Конечно, это еще не белорусская практика, где и такого повода не требуется (мы описали такой случай), но мы уже совсем рядом. Широкий международный резонанс дела Лариса Арап позволил нам через Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации В.П.Лукина призвать власть одернуть слишком ретивых своих исполнителей.
Полное огосударствление судебно-психиатрической деятельности, ее монополизация Центром Сербского, уничтожение состязательности экспертных заключений в суде, всевозможные препятствия, чинимые врачам-специалистам, обесценивание их роли в качестве оппонентов привели к резкому падению уровня экспертной деятельности, грубому игнорированию собственной Инструкции и даже азов предмета. Последнее обычно указывает на коррупцию.
В связи с критическим положением мы выступили с законотворческой инициативой: руководитель юридической службы Ассоциации Ю.Н.Аргунова разработала соответствующий проект федерального закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Этот текст попал на внутренний отзыв в Центр им. Сербского, который ответил, что в действующем законодательстве независимость и состязательность провозглашены достаточно ясно, не упоминая об отсутствии механизмов, т.е. гарантий для этого.
Все, что сделано НПА, сделано на столь мизерные средства, что выглядит в наше время неправдоподобно, в основном, это волонтерские усилия. Очень выразительно в этом контексте, что юридическая служба НПА по своей практической результативности и новациям превосходит все государственные структуры этого рода.
На съезде НПА в 2007 году и на страницах нашего журнала было проведено развернутое обсуждение реформы психиатрической службы в соответствии с Европейским планом действий, изложение разнообразного опыта Восточно-Европейских и Прибалтийских стран и анализ этой проблемы в отечественных условиях. Мы показали, что в основе реформы заложен принцип жесткой экономии, игнорирующей специфику здравоохранения, основанный на ошибочном представлении о меньшей стоимости амбулаторной службы, перевес которой над стационарной составляет существо реформы. Для ссылки на «голос общественности» министр Зурабов принял делегацию антипсихиатров, требующих сокращения финансирования психиатрии.
В собственно профессиональном отношении на конгрессе ВПА в Праге мы наглядно показали вульгаризацию в МКБ-10 фундаментального в психиатрии понятия «психотического уровня», что для депрессивных и тревожных синдромов выводит из поля зрения врача значительное число больных, представляющих суицидальных риск. Упадок отечественной психиатрии проявился в несостоятельности общей части «Национального руководства по психиатрии». Обнаружившееся непонимание существа основного в психиатрии клинико-феноменологического метода у ответственного редактора этого руководства заставило нас очередной раз подробно разъяснить это.
Только в нашем журнале нашли отражение общетеоретические проблемы психиатрии: о предмете психиатрии и ее месте в классификации наук, о взаимоотношении психиатрии и психологии, о феноменологическом методе, о новой парадигме в психиатрии (в пяти выпусках журнала за 1997-1998 гг.), о предмете социальной психиатрии (1998, 3; 1999, 2), о рецепции идей Гуссерля, Ясперса. Фрейда и Фуко в России. Мы привлекли внимание коллег к необходимости опоры на критическую философию: критическую онтологию Николая Гартмана, критический реализм Карла Поппера, труды выдающегося отечественного феноменолога Густава Густавовича Шпета.
Мы издали труды Артура Кронфельда «Становление синдромологии и концепции шизофрении» (2006) – заветное чтение наших лучших клиницистов, «Клинические разборы в психиатрической практике» (2006) – единственное и незаменимое издание такого рода, второе переработанное и дополненное издание уникального руководства Ю.Н.Аргуновой «Права граждан с психическими расстройствами. Вопросы и ответы» (2007) и ее аналитический доклад о правах недееспособных (2009), монографию «Предотвращение суицидов в армии», включающую методическое руководство для военных психологов (2008) с рядом важных новаций, а также монографию В.В.Мотова «Американская судебная психиатрия и психиатрия и право» (2008).
Борьбе со стигматизацией была посвящена серия брошюр по наиболее актуальным темам психиатрии и стенд на выставке в Музее Революции, которая проехала по университетам ряда городов страны.
Массу сил мы вложили в то, чтобы оживить вот уже 17 лет мертвую 38 статью закона о психиатрической помощи. Предписывавшую создание независимой от органов здравоохранения Службу защиты прав пациентов психиатрических стационаров, которая является для них гарантией исполнения всего закона. Восполнив пробелы, устранив неопределенности, добившись резолюции Президента два года назад, мы натолкнулись на сопротивление Минфина и Минэкономразвития. Между тем, киргизские коллеги, подавшие в аналогичной ситуации в суд на Правительство, добились успеха. Эти препятствия на пути вневедомственного государственного контроля позволяют понять трудности проторения общественного контроля закрытых учреждений.
Ежегодно через общественную приемную Ассоциации только в Москве проходит около 750, а через ее экспертную комиссию около 200 человек. Отличительной особенностью нашей работы с гражданами является постоянное участие юриста.
На протяжении последних 17 лет в 47 регионах страны, от Калининграда до Владивостока, и от Архангельска до Ростова-на-Дону, НПА имеет региональные представительства. Наиболее активный, творчески работающий коллектив – кафедра проф. А.О.Бухановского, доцент которого А.Я.Перехов является вице-президентом Ассоциации. Другие вице-президенты – д-р А.Б.Богданов в Архангельске, проф. Б.Н.Пивень в Барнауле и проф. Ц.П.Короленко в Новосибирске. Следует отметить огромное творческое разнообразие регионов, имеющих свои издания, свои международные контакты, свои новации и т.д.
Между Российским обществом психиатров и НПА России нет ни альтернативы, ни даже четких границ. Ситуация двойного членства, немыслимая в политических партиях, здесь является естественной. Наши члены входят даже в Президиум РОП. Мы отличаемся только приоритетами своей деятельности и большей нетерпимостью к этическим нарушениям. Поэтому у нас более однородный состав.
Мы сильны не только своими членами, но завоеванным уважением и симпатией к нашей деятельности даже в среде наших оппонентов, что в социологии обозначается как «невидимый колледж». Поэтому неоднократно наша аргументация меняла изначально запланированную позицию. Так, после моих выступлений в 2003 году не были поддержаны поправки к закону о психиатрической помощи, в 2005 году Т.Б.Дмитриева сняла свою кандидатуру с голосования на пост председателя РОП, в 2007 году аудитория поддержала нашу позицию в Мурманске и Рыбинске, несмотря на планировавшееся осуждение и даже вручение перед заседанием угрожающего «компромата». Мы имеем поддержку не только Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, но и в Минздраве, в ряде институтов РАН, в МГУ и РГГУ, и во всех психиатрических учреждениях страны, включая Центр им. Сербского. Нашей независимости помогает международное признание нашей Ассоциации, членство в ВПА и ряде других международных организациях. Члены НПА, в том числе молодые специалисты, достойно представляли отечественную психиатрию на съездах ВПА в Мадриде, Гамбурге, Йокогаме, Каире, Праге. В голосованиях по важнейшим вопросам на Генеральных Ассамблеях ВПА мы имеем 7 голосов, тогда как РОП – 11, а Украина – 2. Мы сильны также глубокими разветвленными связями с правозащитными организациями и прессой.
Мы непосредственно вторглись в самую больную для общества проблему, ее социальное и правовое дно, в судьбу, здоровье и права недееспособных, людей, которые фактически лишены всех прав, и находятся на положении рабов своих опекунов. Поездка в Похвистневский психоневрологический интернат, который теперь называется пансионатом для инвалидов, выявила прецедентную проблему – четыре из пяти освидетельствованных нами молодых человека со статусом недееспособности к своим 18-20 годам оказались умственно полноценными, но педагогически запущенными. Это диктует конкретные практические меры.
Гражданская позиция нашего журнала выразилась в таких публикациях как «Права человека и психиатрия» (1996, 1), «Цена человеческой жизни как главная тема и урок войны» (2005. 3), «Уничтожение психически больных в нацистской Германии» (2006, 3), «1937 год и психиатрия» (2007, 3), «Терроризм и психиатрия» (2005, 3), «Гений юродства или Смердяков русской литературы как востребованный нашим временем типаж» (2006, 4), «Апология В.В.Розанова – тревожное общественное явление» (2007, 1), и т.д. Перед лицом разгула ксенофобии, издания расисткой и антисемитской литературы, попыток ряда коллег оправдать проф. А.И.Сикорского мы впервые воспроизвели экспертизы В.М.Бехтерева и В.П.Сербского по делу Бейлиса (1998. 1; 2008, 4). Мы свободно обсуждали границы вмешательства психиатрии в общественно-политическую жизнь, психическое здоровье политических лидеров в связи с их статусом неприкосновенности, проблему «двойной лояльности» в отношениях с властью, конфликт интересов в отношениях с фармакофирмами, казусы в области права и этики.
Большое внимание мы уделяем крайне поучительной истории нашего предмета, содержащей яркие примеры самых разных контрастных форм поведения наших предшественников.
Какова ситуация сегодня? Партийность, т.е. воинствующая тенденциозность советской судебной психиатрии сменилась ее альтернативным двойником – релятивизмом, легко обслуживающим и толкующим что угодно и как угодно, правовая основа создана, но сделалась по большей части декларативной, бумажной, огосударствление вернулось в еще более циничной форме, оно лишено концептуальности и разъедено коррупцией. В этих условиях цели нашей ассоциации сделались не только непопулярными, они стали представляться как известная опасность для карьерного роста. Грандиозно, что это не послужило значительному оттоку из наших рядов, конъюнктурные люди еще при первых признаках изменения политического климата сделали кульбит обратно, приток в наши ряды по мере информации о нашей деятельности продолжается.
Как это возможно? Мы видим в этом живой пример и доказательство того факта, что этика не является пустой декларацией или договором, а имеет глубокие корни на биологическом уровне в каждом из нас. Нас вдохновляют памятные слова проф. Любовь Акимовны Стукаловой, которая назвала нашу Ассоциацию совестью современной отечественной психиатрии. Это сказано продолжательницей традиций тех воронежских психиатров, которые в годы нацистской оккупации не оставили своих больных, обреченных на уничтожение.
Все, что сделано и опубликовано НПА России, говорит само за себя. Конечно, это очень мало, по сравнению с тем, что могло быть сделано и опубликовано, но не нам пенять на трудные условия: мы сами как-то показали, что наши классики работали отнюдь не в более легких условиях.
Важно, что теперь отечественная психиатрия в лице НПА России имеет необходимый механизм открытой трибуны критических взглядов и творческой дискуссии, тесной связи с правозащитным движением. Мы сохранили собственную идентичность, верность своим идеалам, принципам, целям.
Важно, что завоеванный НПА России неформальный авторитет основывается на подлинных профессиональных ценностях, что служит наиболее надежной основой дальнейшего продуктивного развития.
Ю.С.Савенко