С начала 2007 года Независимая психиатрическая ассоциация России совместно с Фондом «Право Матери» работает над проектом «Независимая экспертиза в делах о гибели военнослужащих: замечания ПАСЕ до сих пор не услышаны?» (основной грантодатель - Европейский Союз).
С начала 2007 года Независимая психиатрическая ассоциация России совместно с Фондом «Право Матери» работает над проектом «Независимая экспертиза в делах о гибели военнослужащих: замечания ПАСЕ до сих пор не услышаны?» (основной грантодатель - Европейский Союз).
Уровень самоубийств в российской армии даже по официальной статистике является недопустимо высоким, каждое самоубийство – это не только смерть молодого человека, но еще и чрезвычайное происшествие для всех остальных военнослужащих той части, где это случилось. Выяснения наиболее значимых факторов риска и возможных путей их минимизации – одна из основных целей предпринятого нами независимого исследования проблемы.
Однако на пути к ее достижению мы столкнулись с серьезными трудностями, среди которых немаловажное место занимает различного рода дезинформация, пробиться через которую бывает просто невозможно. Командование, свидетели, порой даже родители (на которых оказывается активное давление) меняют свои показания, отказываются от того, что говорили ранее, «забывают» и т.п. Суды идут долго, мучительно, выводы экспертиз часто имеют решающее значение. Поэтому специалисты НПА России выступают в суде не только в тех случаях, когда нужно оспорить проведенную экспертизу, но и тогда, когда согласны с ее выводами, но считают, что следует более внятным для суда образом изложить картину происшедшего и подробно обосновать сделанные выводы.
Предварительные данные позволяют говорить о том, что в значительном количестве случаев речь идет не об истинном суициде, а о доведении до суицида, а порой даже об убийствах в результате дедовщины, списываемых на суицид. В основе суицидов в армии чаще всего внезапные импульсивные реакции на почве ситуации, где решающее значение приобретают не столько расстройства темперамента и характера, сколько систематическое унижение человеческого достоинства.
Приводим описание двух конкретных случаев.
Настоящие разъяснения даны 10 марта 2007 г.
по запросу юриста Фонда «Право Матери» Калиной Натальи Александровны, представителя по доверенности Медведчиковой Н.В., потерпевшей по уловному делу в отношении Градовича С.С. и Есекенова И.К., привлеченных к уголовной ответственности по ст. 286 ч. III, п.п. «а», «в» УК РФ,
на основании представленных ею ксерокопий
- заключения комиссии экспертов № 1940 посмертной комплексной психолого-психиатрической экспертизы Медведчикова Сергея Владимировича, 1986 г. рожд., проведенной в межрегиональном центре судебной психиатрии Хабаровской краевой психиатрической больницы 1 ноября 2006 г.;
- постановления о назначении комплексной посмертной психолого-психиатрической судебной экспертизы от 24 октября 2006 г.;
- постановления о привлечении в качестве обвиняемого Градовича С.С. от 8 ноября 2006 г.;
- постановления о привлечении в качестве обвиняемого Есекенова И.К. от 29 ноября 2006 г.,
- письма С.В.Медведчикова родным от 26.06.06 г.
для ответа на вопрос:
- насколько научно-обоснованными являются выводы комиссии экспертов № 1940 посмертной комплексной психолого-психиатрической экспертизы Медведчикова Сергея Владимировича, 1986 г. рожд.?
Заключение экспертов написано на 6 листах и включает формальную вводную часть, изложение материалов дела, анамнез, аналитическое исследование материалов уголовного дела и выводы с их обоснованием.
Из заключения и других материалов дела можно без труда составить ясную внутренне непротиворечивую картину происшедшего.
Итак, психически здоровый С.В.Медведчиков, выросший в дружной и благополучной семье, по характеру «спокойный, уравновешенный, общительный», трудолюбивый, добросовестный и старательный, умевший ладить и с друзьями, и с товарищами по работе, и с родными и близкими, в декабре 2005 года идет служить в армию, оставив дома свою беременную подругу. Особого желания служить он не испытывал, но относился к службе серьезно и осознанно, готовил себя к армии «морально и физически». За время службы в армии «зарекомендовал себя с положительной стороны, приказы командиров выполнял точно и в срок, к своим обязанностям относился ответственно. … Был исполнителен, честен, дисциплинирован, не совершал недостойных поступков, проявлял разумную инициативу».
Таким образом, в армии Медведчиков вел себя в соответствии с отмеченными ранее личностными особенностями, т.е. как исключительно порядочный добросовестный и исполнительный человек, со слов сослуживцев – спокойный и уравновешенный, всегда готовый помочь. Психологическая характеристика, составленная во время службы в армии, рисует несколько иной портрет: Медведчиков являлся человеком «обидчивым, конфликтным, агрессивным, возбудимым, с неустойчивым фоном настроения, со склонностью к суицидальным реакциям». В заключении экспертов не сказано на основе каких методов была составлена такая характеристика, однако ее сопоставление с показаниями свидетелей позволяет либо сделать вывод о том, что она не вполне адекватна, либо – что Медведчиков обладал хорошей саморегуляцией поведения и мог вести себя в соответствии с предписанными правилами, никак внешне не проявляя свою конфликтность и агрессивность. Однако, в любом случае, к человеку с такой психологической характеристикой командиры части должны были проявлять повышенное внимание, учитывая склонность к агрессии и суицидальным реакциям. И то, и другое одинаково опасно в условиях армии, при наличии оружия. Вместо этого, непосредственный командир рядового Медведчикова – младший сержант Градович, а также сержант Есекенов, с середины марта по середину июля, т.е. до самой смерти Медведчикова, систематически издевались над своим подчиненным, проявляя в отношении него жестокое обращение и систематически унижая его человеческое достоинство.
В изложении материалов дела эксперты довольно подробно описывают систематические избиения и издевательства над Медведиковым со стороны младшего сержанта Градовича С.С. и сержанта Есекенова И.К., которые «систематически заставляли его выполнять за себя различную работу, пришивать подворотнички, приносить тапочки, пищу из столовой, обвиняли в пропаже то куска мыла, то в поломке фотоаппарата, из-за всего этого систематически наносили побои Медведчикову, вымогали у него деньги в значительной для солдата-срочника сумме, оказывали всяческое моральное давление и физическое унижение его человеческого достоинства». Однако, изложение материала сделано в соответствии с показаниями различных свидетелей и не выстроено во временной последовательности (сказано лишь, что все случаи издевательств происходили в период «с мая по июль 2006 г.»), что мешает ярко представить себе всю картину происходившего. Попробуем сделать это самостоятельно по имеющимся у нас материалам.
Итак:
20 марта - 15 апреля 2006 г. – сержант Есекенов, недовольный тем, что рядовой Медведчиков плохо выполнял строевые приемы и движения в холе вечерней поверки, а также тем, что он плохо подал команду «Счет», нанес рядовому Медведчикову не менее двух ударов кулаком правой руки в голову, не менее двух ударов ногой, обутой в кирзовый сапог, в область живота и груди;
Апрель 2006 г. – младший сержант Градович, недовольный тем, что кто-то из военнослужащих отсоединил клемму аккумуляторной батареи его служебного автомобиля, нанес Медведчикову не менее пяти ударов ногой, обутой в кирзовый сапог, по ногам;
20-30 мая 2006 г. – Градович, недовольный тем, что Медведчиков не вымыл закрепленный за ним автомобиль в связи с переводом военной техники на летний период эксплуатации, нанес Медведчикову не менее десяти ударов баллонным ключом и монтировкой по рукам, спине и ногам;
28 мая 2006 г. – Есекенов, недовольный тем, рядовой Медведчиков отказался подшить ему подворотничок к обмундированию, нанес Медведчикову не менее пятнадцати ударов ладонями обеих рук по лицу;
15 мая – 15 июня 2006 г. – Градович, недовольный тем, что Медведчиков по неосторожности уронил принадлежащий Градовичу фотоаппарат, нанес Медведчикову не менее десяти ударов ладонью правой руки в голову, далее приказал Медведчикову принять «упор лежа» и отжиматься от пола максимальное количество раз, после чего нанес Медведчикову не менее четырех ударов деревянным черенком по спине;
середина июня 2006 г. – Градович, недовольный тем, что Медведчиков принес ему деревянную палку недостаточной длины, нанес ему не менее пятнадцати ударов деревянной палкой по рукам и не менее пяти ударов ладонью правой руки в область левого уха;
27 июня 2006 г. – Градович, недовольный тем, что рядовой Медведчиков не вымыл его тапочки вечером предыдущего дня, нанес Медведвикову не менее двух ударов кулаком руки в голову;
1 июля 2006 г. – Есекенов, недовольный тем, что Медведчиков неровно пришил ему подворотничок, нанес ему сильный удар ладонью по лицу, от которого тот зашатался;
10 июля 2006 г. - Градович, недовольный тем, что рядовой Медведчиков медленно выполнял его требование принести из ящика с чистой посудой ложку, нанес ему не менее одного удара кулаком правой руки в правый бок, от которого Медведчиков упал на правое колено, схватился за бок и застонал;
13 июля 2006 г. - Градович, недовольный тем, что Медведчиков в палатке ЗДН занимался своими делами, нанес рядовому Медведчикову несколько ударов металлической ложкой по голове и два удара металлическим совком для мусора по голове;
13 июля 2006 г. – Есекенов, недовольный тем, что рядовой Медведчиков не надлежащим образом подшил ему подворотничок к обмундированию, нанес Медведчикову не менее одного удара основанием ладони правой руки в область челюсти;
15 июля 2006 г. – Есекенов, недовольный тем, что в палатке сломана дверь тумбочки, нанес Медведчикову, 3-4 удара кулаком правой руки в область груди и 2-4 удара ногой в область ног;
16 июля 2006 г. – Градович, недовольный тем, что рядовой Медведчиков медленно выполняет его неправомерное требование вскипятить воду для приготовления лапши, нанес Медведчикову не менее двух ударов правой ногой, обутой в кирзовый сапог, по ноге, не менее двух ударов основанием правой ладони в область левого уха и не менее семи ударов кулаком правой руки в грудь;
16 июля 2006 г. – сержант Есекенов принудил рядового Медведчикова постирать подворотничок и в последующем подшить его к обмундированию.
Поздним вечером того же дня рядовой С.В. Медведчиков совершил самоубийство через повешение.
Особо отметим, что многие издевательства над Медведчиковым совершались в присутствии других военнослужащих, что еще больше способствовало переживанию унижения. Так, например, 16 июля, незадолго до смерти Медведчикова, когда Градович, разозленный тем, что ему якобы слишком медленно готовят обед, начал избивать Медведчикова, тот пытался отойти в сторону, чтобы избежать ударов, однако «Градович его постоянно подзывал к себе и продолжал избивать его в присутствии других военнослужащих» (из показаний Штополя). По мнению сослуживца Медведчикова Меликова Д.А., «страх Медведчикова перед этими военнослужащими (Есекеновым и Градовичем) был обоснованным, т.к. те применяли насилие практически ко всем военнослужащим ОРиР за такие проступки, как невыполнение их указаний, нарушение формы одежды, а также беспорядок в палатке». Градович, применяя насилие к Медведчикову, часто говорил, что вообще убьет его. Важно также то, что оба обвиняемых – и сержант Есекенов, и непосредственный начальник рядового Медведчикова Градович - «по службе характеризуются с положительной стороны» (из постановления о привлечении в качестве обвиняемого), т.е. Медведчиков не мог рассматривать их действия в отношении себя как что-то из ряда вон выходящее, наоборот, - у него могло сложиться впечатление, что такие отношения являются типичными для российской армии, а потому протестовать и бороться против них бесполезно.
У рядового Медведчикова постепенно нарастало психогенное депрессивное состояние, как реакция на ситуацию систематических избиений и издевательств, осложнившуюся еще и тем, что командование предъявило ему обвинение в причастности к краже ТНВД и других деталей с автомобиля КАМАЗ, а Градович требовал возмещения ущерба за разбитый фотоаппарат. Нараставшее эмоциональное напряжение Медведчикова проявлялось в усилении подавленности, снижении фона настроения, нежелании общаться, жалобах сослуживцам на непереносимость издевательств, страхе перед расправой и насилием.
Суицид Медведчикова, безусловно, следует квалифицировать, как аффективный (в отличие от рационального). Медведчиков никогда не высказывал намерения покончить с собой, несмотря на многочисленные жалобы на непереносимость ситуации, строил планы на будущее, мечтал повидать незадолго до того родившуюся дочь, тепло относился к родителям и сестре, в своих письмах давал указания на последующее время службы («через годик можете выслать пару переводов…» - из письма родителям от 26.06.06). Решение о суициде было принято непосредственно под воздействием интенсивных и значимых эмоций, как протест против совершающихся несправедливостей и с целью избежать возможной расправы и дальнейших издевательств, и было не выношенным и обдуманным, а импульсивным. Индивидуально-психологические особенности Медведчикова не могли оказать существенного влияния на принятие решения о суициде, непосредственной причиной решения Медведчикова о самоубийстве и его реализации явилось систематическое применение насилия и унижения человеческого достоинства Медведчикова со стороны Есекенова И.К. и Градовича С.С..
Анализ представленных материалов позволяет прийти к заключению, что выводы комиссии экспертов № 1940 посмертной комплексной психолого-психиатрической экспертизы Медведчикова Сергея Владимировича, 1986 г. рожд., являются научно-обоснованными и убедительными.
Согласно авторитетному руководству «Судебно-психологическая экспертиза в уголовном процессе» Ф.С.Сафуанова (М., 1998), при проведении экспертизы психического состояния лица, окончившего жизнь самоубийством, юридическое значение имеют два вопроса:
В каком психическом состоянии находился подэкспертный в период, предшествующий самоубийству?
Существует ли причинно-следственная связь между действиями обвиняемого и психическим состоянием потерпевшего в период, предшествующий самоубийству?
В разбираемом заключении экспертов даны четкие и ясные ответы на оба этих вопроса: 1. К моменту совершения суицида у Медведчикова развилось невротическое депрессивное состояние на фоне психотравмирующей ситуации, связанной с систематически применявшимися к нему неуставными отношениями со стороны Есекенова И.К. и Градовича С.С. 2. Между действиями Есекенова и Градовича, как каждого в отдельности, так и в совокупности, и самоубийством Медведчикова С.В. имеется прямая причинно-следственная связь.
8 мая решением Белогорского гарнизонного военного суда (Амурская обл.) Есекенов И. К. и Градович С. С. признаны виновными в совершении преступления, предусмотренного пунктами “а”, “в” ч. 3 ст. 286 УК РФ, т.е. фактически, в доведении до самоубийства Сергея Медведчикова, и получили наказание в виде трех с половиной и пяти с половиной лет лишения свободы в исправительной колонии общего режима соответственно. Есекенову запрещено занимать на государственной службе должности, связанные с руководством людьми, в течение двух, Градовичу – в течение трех лет.
Рассмотрев гражданский иск о компенсации морального вреда, поданный Фондом “Право Матери” от имени матери погибшего к войсковой части N 26381, суд решил, что войсковая часть обязана возместить Нине Васильевне Медведчиковой 300 тысяч рублей в качестве компенсации морального вреда за гибель сына. В приговоре суда особо отмечается, что “На фоне проявления в течение длительного времени фактов неуставных взаимоотношений, в подразделении сложилась обстановка безнаказанности и круговой поруки... каких-либо мер по пресечению неуставных взаимоотношений со стороны Градовича С. С., Есекенова И. К. не предпринималось.”
Так представители неправительственных организаций – Фонда «Право Матери» и Независимой психиатрической ассоциации России - помогли военному суду принять справедливое решение.
Другое, также недавно завершившееся победой дело Фонда «Право Матери» - самоубийство Игоря Андреева, 1986 г. рожд.
Игорь был призван в армию 28 апреля 2004 года и служил в в/ч 1005 “Ж” (Президентский полк). В полку существовала целая система неуставных отношений, над солдатами издевались, вымогали деньги, били. В связи с развившимся депрессивным состоянием, Игорь не мог справляться со своими служебными обязанностями, и это вызывало постоянные нарекания и наказания. 22 июня 2005 года Игорь Андреев в составе группы военнослужащих был переведен в в/ч 51212, расположенную в Севастополе. 23 июня 2005 в поезде Москва-Севастополь в тамбуре туалета обнаружили тело Игоря Андреева, висящее в петле из брючного ремня, привязанного к трубе водоснабжения.
Несмотря на большое количество доказательств о денежных поборах и издевательствах в полку, вопрос о доведении до самоубийства в суде не стоял. Удалось доказать только один эпизод – об избиении И.Андреева в марте 2005 года рядовым той же части Ромадовым Р.О. за то, что Игорь не достал денег (это эпизод, когда применение неуставных отношений к Игорю Андрееву подкрепляется свидетельскими показаниями). Ромадов был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 335 УК РФ (нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности, связанные с унижением чести и достоинства, сопряженные с насилием) и приговорен к 1 году и 6 месяцам дисбата. При этом суд учел, что Ромадов собирал деньги с военнослужащих не по своей воле, а по распоряжению старослужащих, и несколько раз сам подвергался жестоким избиениям, когда не мог собрать требуемую сумму.
Однако Фонд «Право Матери» не удовлетворился решением военного суда и подал от имени родителей гражданский иск к военной части о компенсации морального ущерба за смерь сына, решив наказать командование части «рублем». Ведь родители Людмила Дмитриевна и Андрей Иванович отправили в армию абсолютно здорового сына. Прежде чем попасть в Президентский полк, он прошел серьезный отбор и очень хотел служить в армии. Однако служба оказалась слишком “дорогостоящей” для Игоря. Каждый месяц он вынужден был просить у родителей не менее 1,5 тысяч рублей и хорошо понимал, что это является для них непосильным бременем.
Юрист Фонда «Право Матери» Татьяна Сладкова ходатайствовала о приобщении к материалам дела разъяснения специалистов Независимой психиатрической ассоциации России по поводу заключения посмертной комплексной психолого-психиатрической судебной экспертизы и назначении повторной посмертной комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы.
Настоящие разъяснения даны 5 октября 2007 г.
по запросу юриста Фонда «Право Матери» Сладковой Татьяны Игоревны, представителя Струговой Л.Д. и Андреева А.И., истцов по гражданскому делу о компенсации морального вреда в связи с гибелью их сына Андреева И.А.,
на основании представленной ею ксерокопии Заключения № 99/05 посмертной комплексной психолого-психиатрической экспертизы на Андреева А.И. от 28 октября 2005 г., проведенной в отделе судебно-психиатрической экспертизы 111 Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз РФ,
для ответа на вопрос: являются ли выводы, сделанные экспертами научно-обоснованными?
Заключение экспертов написано на 26 страницах, из которых первые три занимают сведения об экспертах, изложение обстоятельств дела и вопросы следователя, 14 страниц -анализ материалов дела и ответы на вопросы экспертами-психиатрами и 9 страниц – психологическое исследование и ответы на вопросы эксперта-психолога.
Эксперты-психиатры подробно излагают и анализируют материалы дела и приходят к выводу, что «при жизни, до призыва в армию Андреев И.А. каким-либо психическим заболеванием или иным болезненным состоянием психической сферы не страдал». И хотя при ответе на вопрос никаких обоснований не приводится, это вывод не вызывает сомнений. Далее эксперты-психиатры приходят к выводу, что в процессе прохождения военной службы, в результате воздействия длительной психотравмирующей ситуации (неуставные отношения, денежные поборы, насилие и унижения со стороны сослуживцев и командиров части) у Андреева И.А. «возникло и развилось ситуационно обусловленное психогенное депрессивное состояние (F 32.10 по МКБ-10)». Проявления этого состояния подробно описаны экспертами. Это: пониженное настроение, эмоциональная подавленность с двигательной заторможенностью, эпизодами оцепенения, с непреодолимой сонливостью, с заторможенностью и угнетением интеллектуально-мыслительной деятельности с депрессивно окрашенными мыслями о том, что окружающие считают его «хуже других», с трудностью осмысления служебно-должностных ситуаций и ограниченной способностью исполнения своих служебных обязанностей, эпизодов аффективных вспышек с последующим двигательным истощением в виде двигательного оцепенения. Все это - характерные признаки депрессивного состояния и диагностическая квалификация экспертов является вполне обоснованной. Отмеченные при этом у Андреева «аффективные вспышки» на фоне постоянно подавленного «оцепенелого» состояния являются наиболее опасным в отношении суицидального риска сочетанием. Это депрессивная вязкость аффекта, которая ведет к накоплению аффекта с его эпизодическими приступообразными разрядами не только в форме «эмоциональных вспышек» раздражительности, но и порывов отчаяния, в момент которых и совершается суицид. Это сочетание позволяло говорить об очевидно высоком суицидальном риске и требовало безотлагательных упреждающих мер.
Эксперты считают, что данное депрессивное состояние явилось фактором, предрасполагающим к совершению самоубийства, однако полагают, что оно не достигало психотического уровня и не лишало Андреева И.А. способности отдавать отчет в своих действиях, понимать их значение и руководить ими. Однако это утверждение экспертов не сопровождается никаким обоснованием. В качестве разъяснения в ответе на вопрос эксперты пишут, что депрессивное состояние Андреева «не сопровождалось нарушением ясности сознания, критических способностей, бредом, галлюцинациями и т.д.», подчеркивают, что данное депрессивно-невротическое состояние имело ситуационный характер, то есть возникло и развилось в результате хронического воздействия психотравмирующих факторов. Между тем, и ситуационно возникшая депрессия может на высоте психотравмирующих переживаний достигать психотического уровня, существенно ограничивать критические способности человека и лишать его способности в полной мере понимать значение своих действий и руководить ими.
Эксперты не проанализировали имеющиеся в их распоряжении материалы уголовного дела в 6 томах с этой точки зрения, заранее отвергая такую возможность на основе того, что депрессия Андреева носила ситуационный характер. Изложенных в заключении материалов недостаточно для того, что дать определенный отрицательный ответ на вопрос о том, мог ли Андреев понимать значение своих действий и руководить ими в момент совершения суицида, однако такая вероятность имеется. В любом случае, Андреев нуждался в изолировании от психотравмирующей ситуации и медикаментозном лечении, поскольку такие состояния сопровождаются чрезвычайно высоким суицидальным риском, часто более высоким, чем тяжелая эндогенная депрессия.
Заключение эксперта-психолога написано так, как будто она не читала заключение психиатров, как будто это не комплексная психолого-психиатрическая экспертиза, где психолог – член команды, а отдельная психологическая. То, что психолог описывает как личностные особенности Андреева во время службы в армии, на самом деле было проявлением его болезненного депрессивного состояния, которое хорошо описали и диагностировали психиатры. «В период прохождения службы он почти ни с кем не общался, общение происходило только по служебной необходимости, он свободное время проводил в одиночестве, почти всегда держался особняком». Единственный человек, с которым у Андреева сложились нормальные товарищеские отношения, рядовой Карцев, так характеризовал своего сослуживца: «Андреев был необщительный человек, немногословный, поникший, молчаливый, замкнутый, я даже не помню, улыбался ли Андреев». По свидетельству сослуживцев, военная служба давалась Андрееву тяжело: в суточном наряде он не выдерживал физически и под утро, как правило, засыпал; не справлялся с нормативами по физической подготовке, постоянно отставал, «даже на стрельбах был худшим», при подъеме по тревоге вставал и одевался последним. По словам Карцева, Андреев был постоянно в подавленном состоянии, «иногда уходил куда-нибудь в сторону от всех и сидел как будто в оцепенении», все делал очень «медленно», «нерасторопно». «Несколько раз я видел со стороны Андреева эмоциональные вспышки, когда он ни с того ни с сего мог накричать на кого-либо из сослуживцев, а потом резко замолкал и уходил куда-то в оцепенении». Андреев жаловался Карцеву, что не может выполнять то, что от него требуют, говорил, что «он так долго не выдержит, сойдет с ума». Андреев очень болезненно переживал то, что в роте все считали его «наихудшим во всем, это его очень угнетало, он постоянно думал об этом…». «Он считал себя неудачником, который в жизни ничего не может». Карцев описывает безусловно патологическое состояние Андреева: «У меня сложилось впечатление, что тело его в этом мире, а мыслями он в каком-то другом мире, взгляд какой-то отрешенный». Причем Карцев наблюдал такое состояние у Андреева все те полгода, что служил с ним. Аналогичные сведения получены от ряд. Чаплынского, Илюшина, Агапова, Мысляева, Сахарчука, ефр. Муравьева, сержанта Молодикова. Ряд. Сахарчук со слов сослуживцев знал, что Андреев «зарекомендовал себя как невменяемый», «глупый, неразговорчивый, жил один, друзей у него не было. Отношения у него с командиром были плохие… Его переводят из-за того, что он был замкнут, глупый, и командир хотел от него избавиться». Другие свидетели не отмечают ничего особенного в поведении Андреева, но это лишь подтверждает тот факт, что Андреев был незаметен в части, и никак не противоречит показаниям Карцева и других.
Родители первое время не отмечали ничего тревожного в поведении сына, однако они виделись с ним чрезвычайно редко (за все время службы отец навещал его три раза), последние несколько месяцев Андреев писем домой не писал, только разговаривал с родными по телефону и просил денег. По показаниям отца в мае 2005 г. во время очередного разговора с сыном у него сложилось впечатление, что у сына какие-то проблемы, на вопрос: Может к тебе приехать?», тот ответил «Да, неплохо бы приехать». Возможно, в это время Андреев уже знал о предстоящем переводе в другую часть. Большинство свидетелей отмечают, что после известия о переводе состояние Андреева еще больше ухудшилось: «настроение совсем упало, ходил грустный, расстроенный», «стал нервным, дерганным, беспокойным». Непосредственно перед отправкой в Севастополь плохое состояние Андреева отмечает и командир роты майор Панов, причем в его описании есть указания на возможную недостаточную ясность сознания: «был подавлен и выглядел «потерянным», … «его просили показать что-либо из вещей, которые у него были с собой, а он путался – вместо шапки показывал что-то другое».
Капитан Горемыш дает другие сведения об Андрееве: «Андреев вел себя спокойно, уверенно, поэтому я назначил его старшим», однако Горемыш, как человек, прибывший из Севастополя в Москву за военнослужащими и ранее не знавший Андреева, мог и не обратить внимание на необычное поведение Андреева. Военнослужащие, следовавшие вместе с Андреевым в поезде, отмечают его подавленное состояние: «постоянно смотрел в окно и практически не общался с нами» (ряд. Романов и др.). Последним его видел ряд. Продукин возле туалета, где впоследствии и был найден труп Андреева. «По Андрееву можно было сказать, что он был подавлен… мне показалось, что у Андреева что-то случилось».
Все это свидетельствует о том, что у Андреева постепенно нарастали патологические особенности, являвшиеся проявлением его депрессивного состояния. Андреев не был таким до армии, эти особенности появились и стали нарастать во время службы под действием постоянной психотравмирующей ситуации в виде неуставных отношений, постоянных денежных поборов, избиений, унижения человеческого достоинства.
Эксперт-психолог считает, что Андрееву при жизни были присущи такие индивидуально-психологические особенности как замкнутость, отстраненность, обособленность, повышенная чувствительность к эмоциональным нюансам отношений, внутренняя уязвимость, преобладание аффективно обусловленных критериев в оценке событий, склонность к драматизации и анализу переживаний. Непонятно, на основе каких данных эксперт пришел к таким выводам: результаты психологического обследования, которое Андреев проходил перед призывом в президентский полк, неизвестны, а его жизненный путь до призыва в армию и характеристики родных и друзей рисуют совсем другую картину.
9 классов он окончил с отличными оценками и был переведен в математическую школу. Здесь поначалу возникли проблемы с освоением программы, однако они были решены с помощью занятий с репетитором, и в результате Андреев успешно закончил обучение, показав себя «способным учеником». «В отношениях с одноклассниками был дружелюбен, корректен. Принимал участие в спортивных соревнованиях…, защищал честь школы на турслете…». После окончания школы поступал в институт на бюджетное отделение, однако не добрал одного балла. Обучаться на платной основе не позволяло материальное положение семьи, и Андреев пошел работать, начал заниматься физическими упражнениями и готовиться к армии, надеясь продолжить обучение после службы в армии. И родители, и одноклассники отмечали, что Андреев был общительным и спокойным, дружелюбным, корректным, всегда имел собственное мнение, «мог постоять за себя». Во время обучения в новой школе (старшие классы), действительно, не приобрел новых друзей, однако это довольно типично для тех случаев, когда подростки приходят в уже сформированный коллектив. Андреев продолжал поддерживать близкие отношения со своими прежними друзьями, а в новой школе имел ровные спокойные отношения и с учителями, и с одноклассниками.
Рассуждения эксперта-психолога о личностных особенностях Андреева не выглядят убедительными, поскольку это описание человека, находящегося в болезненном состоянии, такие черты присущи людям с депрессивными расстройствами. Болезнь наложила свой отпечаток на настроение, поведение, суждения Андреева.
Психолог утверждает, что «в течение длительного времени (всего срока службы), Андреев И.А. достаточно успешно функционировал (удерживался в армейской ситуации) в условиях психотравмирующей ситуации (неуставные отношения в роте), он смог в ней адаптироваться. У Андреева И.А., несмотря на ряд фрустрирующих факторов – факты «вымогательства» денежных средств (показания родных и сослуживцев), случаи избиения (доказанные следствием), в целом сохранялся достаточно ровный (пониженный) фон настроения и наблюдались привычные для него формы поведения и реагирования». Такой вывод прямо противоречит всем сведениям, приведенным в заключении психиатрами, и самим психологом, и выглядит, как насмешка. Человек, которого считали худшим в роте, глупым и бестолковым, который не справлялся ни с какими заданиями и говорил, что он не выдержит, оказывается «достаточно успешно функционировал», сохранял «достаточно ровный фон настроения» и «привычные для него формы поведения». Вероятно, это написано для того, чтобы показать, что никто не мог ничего заметить, между тем, как все приведенные в заключении сведения говорят о том, что не заметить плохое состояние Андреева было очень трудно. Неслучайно Андреева решили перевести в другую часть. О чрезвычайной тенденциозности эксперта-психолога говорит то, что она берет слово «вымогательства» в кавычки, поясняя, что имеются соответствующие показания родных и сослуживцев, а после слов «случаи избиения» вставляет избыточное уточнение – «доказанные следствием».
Вывод эксперта-психолога о том, что в основе самоубийства Андреева лежало «взаимодействие нескольких совокупных факторов – индивидуально-психологические особенности его личности, хроническая психотравмирующая ситуация (неуставные отношения в роте), и непосредственно факт его перевода на службу в другую часть, что определяло необходимость заново адаптироваться к новым условиям службы» является тенденциозным, недоказанным и противоречит утверждениям самого эксперта-психолога, согласно которым присущие Андрееву индивидуально-психологические особенности личности сами по себе «не являются факторами, предрасполагающими к совершению суицида». Не индивидуально-психологические особенности, а хроническая психотравмирующая ситуация была ведущим фактором, приведшим молодого психически здорового юношу сначала к психогенному депрессивному состоянию, а потом - к самоубийству. А эксперт-психолог мало того, что релятивизирует эти факторы в отношении важности, ставит на первое место особенности личности.
Таким образом, анализ заключения позволяет прийти к выводу, что проведенная экспертиза не является комплексной: психиатры и психолог анализировали имеющиеся материалы и особенности поведения Андреева совершенно независимо друг от друга. Эксперт-психолог не сумел квалифицированно оценить особенности поведения Андреева, и сделанные им выводы носят тенденциозный характер.
Сведения, приведенные в заключении, позволяют утверждать, что в течение нескольких месяцев Андреев находился в болезненном состоянии, которое было вызвано длящейся психотравмирующей ситуацией и требовало медицинской помощи. Отсутствие изменений в ситуации привело к углублению депрессивных переживаний Андреева, а перевод в другую часть оказался последней каплей, которая окончательно лишила Андреева его адаптационных ресурсов и критических возможностей, и привела к совершению самоубийства.
Рекомендуется назначение повторной посмертной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, на разрешение которой следует поставить – в числе прочих – такие вопросы:
- страдал ли Андреев каким-либо временным болезненным расстройством психической деятельности в период, непосредственно предшествующий совершению суицида (примерно с 01.01.2005 по 23.07.2005 ), и если да, то каким и не лишало ли его это временное психическое расстройство способности понимать значение своих действий и руководить ими? Какое влияние это болезненное расстройство оказало на личностные особенности Андреева в период, предшествующий суициду?
- нуждался ли Андреев в период, предшествующий совершению суицида, в консультации врача-психиатра и оказании ему психиатрической помощи?
Проведение экспертизы было поручено специалистам, представленным Фондом «Право Матери»: Гацолаеву Казбеку Борисовичу (врач-психиатр, стаж 40 лет), Спиридоновой Наталье Васильевне (врач-психиатр, стаж 28 лет) и Калашниковой Ольге Эрнстовне (медицинский психолог, стаж 16 лет). Эксперты пришли к выводу, что “Имевшиеся у Андреева индивидуально-психологические особенности не являются фактором, предрасполагающим к совершению самоубийства. (...) Андреев находился в состоянии, предрасполагающем к совершению самоубийства. Ведущей причиной этого состояния явилась длительная психотравмирующая ситуация (денежные поборы, избиения, унижения и т. п.), в которой он находился в течение нескольких месяцев с невозможностью выхода из нее и неспособностью повлиять на ее изменение.” В экспертном заключении было также отмечено, что «в период, предшествующий совершению суицида, Андреев находился в депрессивном состоянии умеренной выраженности и нуждался в изоляции от психотравмирующей ситуации (не в виде перевода в другую часть, а в виде помещения в госпиталь или предоставления отпуска) и медикаментозном лечении. Депрессивное состояние Андреева И.А. имело выраженные внешние проявления, хорошо заметные окружающим, и требовало направления на срочную консультацию врача-психиатра, поскольку такие состояния чреваты высоким суицидальным риском».
На основе проведенной экспертизы суд принял решение выплатить по 450 тысяч рублей каждому из родителей погибшего. Итого 900 (девятьсот) тысяч, почти миллион. Может быть, это заставит командование Президентского полка навести порядок?