Масштабы жестокости и жертв расстрелов и каторжных концлагерей, совершенные советской властью против собственного народа, не имеют равных в мировой истории. Попытки объяснить их массовой паранойей, психической эпидемией населения, параноидной установкой Сталина и т.п. не только наивны с научной точки зрения, но снимают ответственность с идеологов, инициаторов, руководителей и исполнителей преступных планов и приказов.
«1937 год» - только пик террора. Не ограничивался он и «сталинской культурной революцией» (1936-1938). На деле террор фактически не прекращался с Октябрьского переворота до смерти Сталина, т.е. длился 36 лет, в три раза дольше гитлеровского режима. «На январь 1937 г. в тюрьмах и лагерях уже находилось 5 миллионов человек. С января 1937 года по декабрь 1938 года было арестовано 7 миллионов человек (не считая уголовников). Из них было расстреляно около 1 миллиона, умерло в заключении еще около 2 миллионов»[1] (1). За 1935-1940 гг. арестовано 19 миллионов, из них погибло 7 миллионов, за 1926-1953 гг. погибло 21, 5 миллионов. Террор распространялся на родственников репрессированных, даже на детей с 12 лет, включая расстрел и санкции за недоносительство (в СССР с 1935, в Германии с 1944). Люди уничтожались в плановом порядке, по разнарядке, заочно, без суда.
Уничтожались не просто миллионы людей, в первую очередь истреблялись лучшие во всех сферах общественной жизни, даже в рядах собственного руководства, в партии, армии, госаппарате, «все, кто мог проявлять инициативу, кто сохранял веру в моральные ценности».
«По своим размерам репрессии 1935-1938 годов уступают размерам жертв крестьянского геноцида 1930-1934 гг... Но начиная с 1935 г., объектом террора было все общество». В 1936 г. начинается травля Д.Шостаковича и Н.Вавилова, в 1937 – В.Мейерхольда и С.Эйзенштейна. В 1938 г. расстреляны Борис Пильняк и Артем Веселый, в концлагере погиб Осип Мандельштам, о котором тогдашний секретарь Союза писателей писал наркому внутренних дел СССР Ежову: «автор похабных клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа», которые «особой ценности не представляют» (2, 412). В доносах секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР о настроениях среди писателей в январе 1937 г. приводятся их откровенные высказывания: «Мы мелкие трусливые твари» (2, 348), «сейчас перед многими из нас стоит вопрос об уходе из жизни» (2, 349). Но еще в 1934 г. относительно Первого съезда советских писателей характерно признание: «Добрая половина людей, сидевшая в зале, желала бы говорить человеческим, а не холуйским языком, ... а мы сидим и аплодируем, как заводные солдатики, а подлинные художники слова, борцы за национальную культуру гниют где-то в болотах Карелии и в застенках ГПУ» (2, 233). В 1940 г. расстреляны Всеволод Мейерхольд и Исаак Бабель...
Уходят в небытие не только выдающиеся писатели и ученые (Отто Бауэр, Матвей Бронштейн, Ганс Гельман, Евгений Поливанов, ...из медиков Д.Д.Плетнев и лучший министр здравоохранения Г.Н.Каминский), но целые научные школы и направления, даже целые науки. И даже прежде несгибаемые резкие критики режима – И.П.Павлов и В.И.Вернадский – в 1936 г. радикально меняют тон. Другие пытаются спасти жизнь публичными покаяниями, доносами и оговорами.
Никакой внешний враг никогда не был бы в состоянии нанести такой урон. Таковы неизбежные следствия самого государственного режима, не требующие привлечения психиатрических спекуляций.
Очень характерно, что все это преподносилось с 1935 г. как новый курс, «новая эпоха в развитии советской демократии», выражение «подлинного гуманизма», марксистко-ленинского мировоззрения, которое несет «подлинный расцвет личности».
Для психиатрии эта эпоха сказалась особой психопатологической тематикой, даже особо структурой и динамикой психической заболеваемости, особыми формами развития и изменения личности, вплоть до ее ранней инвалидизации, особыми реактивными состояниями типа посттравматического стрессового расстройства с алкоголизацией и суицидами, - голос совести, как реальные Немезиды, преследовал участников отрядов продразверстки. Описанная П.Б.Ганнушкиным динамика психопатий все еще прочитывается вне исторического контекста. А директивная установка II Всесоюзного съезда психиатров 1936 г. на резкое сокращение диагностики шизофрении и ее границ все еще не осмыслена как ярчайший пример социологизации и политизации научного знания. Наконец, судьбы ведущих и по настоящему выдающихся психиатров не рассматриваются как единое целое с их профессиональными установками. Это грандиозное по размаху и значимости неисследованное у нас поле, не для одной только банальной хронологии истории психиатрии, а для анализа путей самого научного знания в психиатрии, понять которые невозможно, не переболев Фуко.
Так губилось с 1921 года и было окончательно погублено в 1937 году наиболее глубокое и до сих пор наиболее перспективное антрополого-феноменологическое направление в психиатрии. В 1937 г. это арест и гибель в тюрьме одного из лидеров феноменологического направления в психиатрии Николая Павловича Бруханского, которому отечественная психиатрия обязана первым конспективным переводом «Общей психопатологии» К.Ясперса (60 страниц текста). Другой лидер этого направления – Лев Маркович Розенштейн, опиравшийся на Ясперса и описавший независимо от Майер-Гросса онейроидный синдром, успел умереть в 1935 г. своей смертью, но это не спасло от репрессий его жену и дочь.
Наконец, в 1937 г. были расстреляны - самый выдающийся отечественный феноменолог, философ и психолог, точнее антрополог, что как раз и соответствует в норме психиатрии, - Густав Густавович Шпет и выдающийся религиозный мыслитель и ученый о. Павел Флоренский.
Накануне, в 1936 г., была разгромлена педология – целостная наука о ребенке, антропология детского и юношеского возраста, включающая в себя детскую психиатрию. Разгромлена, несмотря на то, что ее возглавляли уже не основоположники отечественной педологии, активно противостоявшие идеологизации науки, - А.П.Нечаев (1901) и В.М.Бехтерев (1903), организаторы первых лабораторий, институтов, а также мульдисциплинарных съездов 1923 и 1924 гг., а возобладавшие на этих съездах демагоги – психолог проф. К.Н.Корнилов и психиатр проф. А.Б.Залкинд, бросившие лозунг о необходимости создания особой «советской психологии» и «советской педологии».
Процесс разгрома начался еще в 1921 году, когда Г.И.Челпанов и Г.Г.Шпет были отстранены от преподавания, а в 1923 году Георгий Иванович Челпанов, основатель лучшего тогда в мире по всеобщему признания Института психологии, «главный враг материализма в российской психологии», развивавший вместе с Г.Г.Шпетом феноменологическое направление в России, был заменен на посту созданного им в 1912 году Института посредственностью – Корниловым, непонимание которым даже того же марксизма Челпанов сразу ясно показал. Но кого интересовала убедительность доводов?
Итак, в 1936 году дискуссии различных направлений педологии сменились требованием «покаяться» и «разоружиться», что еще загодя посодействовало безвременной кончин многих их лидеров. Последовало постановление ЦК ВКП(б) о педологии и психотехнике. Антропологическое направление в лице педологии было уничтожено, основатель отечественной психотехники Исаак Шпильрейн арестован в 1935 году и расстрелян в 1937, экспериментально-психологические лаборатории закрыты на 35 лет, а феноменологическое направление вообще не могло существовать при советской власти как антипод любой предвзятости, любой ангажированности, не говоря о воинствующей партийности. Но упорное в четырех поколениях выведение новой породы человека – homo soveticus – дало тот же результат, что отрубание Августом Вейсманом хвостов у мышей.
Ю.С.Савенко
[1] Называемое сейчас вдвое меньшее число жертв связано, прежде всего, с системой подсчета, с опорой либо на непосредственно документированные данные, либо на комплексный подход и косвенные методы.