Каждый знает по себе самому, что односторонность восприятия делает человека легко подверженным какой-то идеологии – чтобы заполнить пробелы или скрыть односторонность. Так психиатрия заполняется недопустимыми оценками. На основе отчасти важных отдельных наблюдений делаются мнимо естественно-научные социально-дарвинистские и биологизированные обобщения.
Важное открытие наследственности соблазняет психиатров (напр., Рюдина) к одностороннему представлению о психозах как наследственных заболеваниях. На основе выявляемых при наблюдении культуральных и национальных различий возникают расистские и антисемитские теории. Хохе и Биндинг, экстремально заостряя оценки индустриального разума, требуют освобождения от бесполезного «балластного существования», т.е. «уничтожения жизней, недостойных жизни».
Все это привело тех психиатров, которые, несмотря на терапевтический нигилизм, хотели стать эффективными врачами, к установке: если уж терапия и освобождение отдельного пациента невозможны, то по крайней мере терапию и освобождение общества от психически больных должно взять на себя государство. Так, Крепелин считал прогрессом содержание в больницах возможно большего числа пациентов в детородном возрасте. Та же «общественно-терапевтическая» цель, стремление к обществу без душевных страданий, к здоровому миру, заставила многих психиатров с субъективно чистым сердцем и наилучшими помыслами согласиться с национал-социализмом. На основе биологического мировоззрения большинство врачей верило, что медицина теперь наконец стала важнейшей наукой, и что они могут теперь осуществить все свои идеалы. На самом деле внутриполитическая программа нацистов состояла в окончательном медицинском решении «социального вопроса»: все люди, которые с точки зрения технического прогресса производства считались не вполне здоровыми, продуктивными и социальными, должны быть медицински диагностированы, подвергнуты селекции и «при невозможности улучшения» медицински устранены (убиты). В качестве юридической основы был создан «закон об общественно чуждых» (Peukert). Что сталось здесь со средневековым понятием чуждых? (Однако, подумайте при этом и о сегодняшней враждебности к иностранцам!) Профессор медицины H.W.Kranz написал в 1940 г. учебник «Неспособные к обществу», в котором он многие, подлежащие уничтожению группы, обозначал как «балластные существования». Психиатрические убийства были не только первыми индустриальными (газ) массовыми убийствами, но и тестом более широкой программы оздоровления общества. Уже вскоре после захвата власти Гитлером в 1933 г. началась программа принудительной стерилизации для ускорения устранения душевного страдания, без заметного сопротивления. 300 000 человек стали жертвами этого мероприятия, около 1000 умерли при этом. Лишь сейчас, более чем через 40 лет, оставшиеся в живых жертвы могут по заявлению в высшее финансовое управление в Кельне получить разовое возмещение в 5000 марок или, после экспертизы, получить пенсию – символический акт, освобождающий их, и в большей степени их семьи, от чувства стыда и вины. Принудительная стерилизация и аналогичные мероприятия незаметно подготовили работников психиатрии к «окончательному решению психиатрического вопроса»: 1 сентября 1939 г. нацистская Германия начала не только внешнюю войну на уничтожение, но и внутреннюю. Уже через 14 дней после вхождения немецких войск в Польшу подтягивающиеся туда коммандос начали систематическое убийство пациентов психиатрических больниц – и это делалось вполне открыто! Благодаря многочисленным показаниям свидетелей, мы знаем, что немецкие участники польской кампании, в т.ч. врачи, знали и обсуждали это, хотя, в основном, отвергали или не хотели верить. Эта смесь знания и чувства оставалась также у большинства психиатров, когда в 1940 г. в психиатрические больницы поступили списки, и начали формироваться транспорты пациентов на уничтожение. Мы знаем, что подавляющее большинство психиатров и медперсонала отвергали это и прилагали усилия к спасению отдельных больных. Однако все были запуганы до такой степени, что в государственных учреждениях не было систематического сопротивления, за исключением отдельных эпизодов, напр., Ewald в Геттингене и Mueller в Линденхауз/Лемго. Как правило, люди подчинялись, потому что не могли представить ничего другого. Куда ведет сегодня вопрос: «Что же мне оставалось делать?»
Церковь проявляла большее мужество, при чем играло роль то, что здесь чувствовали свою подчиненность другому, более высокому начальству; в тех государственных больницах, в которых работали монахини, систематически старались спасать больных. Систематическое убийство (была «отработана» «гора» из 70 000 «неизлечимых») продолжалось до конца войны, теперь уже не отравление газом, а медицинскими средствами диеты (лишение пищи) и инъекциями медикаментов. Все это было уже децентрализовано и распределено по большому количеству больниц – в стиле планированного упорядоченного обслуживания, в силу чего эта часть еще более активно забывалась после 1945 года! Все еще недостаточно хорошо известно, что нацисты опробовали систематическое убийство людей на психически больных, включая техническое совершенствование отравления газом, чтобы затем перенести это на другие группы. Персонал психиатрических газовых камер проводил оснащение и обслуживание в концлагерях уничтожения. В Освенциме изучали соответствующий опыт психиатрической больницы в Зонненштайне. Историк Lifton доказал, что убийства в Освенциме с начала и до конца руководились врачами, в силу чего они обозначались как «терапевтические убийства». Так понимали сами себя исполнители. В Польше и Советском Союзе в общей сложности было уничтожено около 200 000 больных. Сегодня нам известно достаточно документов, в т.ч. заключение 5 ведущих «профессоров эутаназии» в 1943 г., о развитии психиатрии после войны, чтобы точнее определить истинный замысел: программа убийств была направлена исключительно против «неизлечимых», т.е. сегодняшних пациентов-хроников.
Сужение медицинских воззрений привели, следовательно, психиатров к тому, чтобы устранить неизлечимых больных, которые отчетливо свидетельствовали об их терапевтическом бессилии, как бессмысленных с медицинской и бесполезных с общественной точки зрения. Напротив, делалось все, чтобы предоставить психиатрические больницы для излечимых, т.е. острых больных, включая и терапевтическое обслуживание. Можно даже сказать, что эти пять профессоров эутаназии были столь прогрессивными, что разработали общинно-психиатрическую программу на послевоенное время (с амбулаториями и отделениями в общесоматических больницах), которую мы смогли реализовать лишь в ходе реформы 70-х гг. Их девизом был: для излечимых все радикально, ничего радикального для неизлечимых. Слишком активный подход к лечению легко становится – не только в психиатрии – слишком активным подходом против больного, против человека. До сего дня убитые психически больные и их родственники не считаются жертвами преследования. Будет справедливым сказать, что нам еще многому предстоит научиться для нашей практической деятельности на опыте нацистской психиатрии.
От редактора. Итак, вопреки попытке Митшерлиха в 1947 году, Дернера в 1967 году, даже спустя полстолетия после Нюрнбергского процесса, поднять тему причастности немецких психиатров к уничтожению психически больных было, по признанию Г.У.Петерса, крайне трудно и болезненно.
То, что испытывает каждый из нас, читая эти страшные свидетельства, - проявляет нечто глубинное, сущностное в нас самих, помогает самоопределению себя и мира, в котором живешь. Имея в виду именно это, а не немецких психиатров, мы считаем эту тему одной из приоритетных для нашей профессии, - тему «этических приоритетов в условиях двойной лояльности», а откровеннее и точнее: рабского поведения вплоть до выполнения преступных распоряжений.
[1] Отрывок из Учебного пособия по психиатрии и психотерапии под этим названием, изданного в Санкт-Петербурге в 1997 г. (с. 439-442) по инициативе Санкт-Петербургского психоневрологического института им. В.М.Бехтерева в переводе проф. В.Д.Вида с немецкого издания Klaus DÖrner, Ursula Plog «Irren ist Menschlich», Psychiatrie Verlag, Bonn, 1996.
Авторы пишут во введении (имея в виду 1-ое издание 1978 г.): «Мы впервые с окончания войны подвергли критической оценке психиатрические акции Третьего рейха по материалам практических учреждений, направленные лишь на относительно хронически больных, «неизлечимых»».
Действительно, проблеме уничтожения психически больных посвящено намного меньше работ, чем проблеме нервно-психических последствий заключения в нацистских концлагерях (В. фон Байер, Х.Хефнер, К.П.Кискер, П.Матуссек, В.Франкл, К.Колле и др.)