Крепелин вслед за Кальбаумом вступил на совершенно новый путь... - связал все точки воедино: они перестали соперничать и перешли к взаимодействию при построении нозологических единиц... Крепелин проявил немалое упорство, и ему в конечном счете удалось реализовать свое понятие нозологической единицы в применении к специальной психиатрии. Клинические картины заболеваний, вызванных одинаковыми причинами, имеющих одинаковою фундаментальную психопатологическую форму, одинаковые развитие и течение, одинаковый исход и одинаковую мозговую патологию – т.е. картины в полной мере согласующиеся друг с другом, - представляют собой настоящие, естественные нозологические единицы. Обнаружение таких единиц возможно с помощью всестороннего клинического наблюдения...
Классификационная схема Крепелина... в принципе сохранила свое значение вплоть до настоящих дней... Застойная «окончательность» удобной, но лишенной гибкости диагностической рубрификации была преодолена...
Идея нозологической единицы – это, по существу, идея в кантовском смысле: понятие цели, которая не может быть достигнута, поскольку пребывает в бесконечности. В то же время эта идея указывает пути плодотворного исследования и представляет наиболее верные из всех существующих ориентиры для отдельных эмпирических анализов (именно поэтому невозможно согласиться с Гохэ, который считал любое исследование, руководствующееся идеей нозологической единицы, всего лишь «охотой за призраком»). Ошибка начинается там, где место идеи занимает реализация идеи...
Напомним исходный вопрос: существуют ли только стадии и вариации некоего единого психоза или следует говорить о ряде отдельных, отграниченных друг от друга нозологических единиц? Ответ гласит: обе точки зрения одинаково верны и в то же время одинаково ошибочны...
Клинические картины формируются благодаря нозографическому подходу - как его называл Шарко, пытавшийся, впрочем, найти подтверждение свои выводам в данных анатомии; позднее Крепелин применил тот же подход, уже не прибегая к анатомии. Клиническое описание картины представляет собой метод беспристрастного, свободного от изначальной концептуальной заданности, перевода всего того, что дано наблюдению, в слова; по существу, данный метод «доконцептуален» и чужд какого бы то ни было схематизма. Его успех прямо зависит от нашей проницательности. Концептуальный аппарат развивается по мере выдвижения формулировок, обрисовывающих исходный гештальт. Лишь очень немногие психиатры владеют искусством наглядного представления материала – и недостаток умения в этой области очень часто бывает обусловлен отсутствием специфической способности к описанию, к «схватыванию» сущности видимых проявлений и настроений. Кроме того, широкое распространение получили абстракции, безапелляционные и многословные утверждения, бессодержательные понятия и суждения, которые ни в коей мере не могут служить заменой лаконичным и живым характеристикам. Лучшими описаниями последнего времени нужно признать те, которые принадлежат перу Крепелина...
Крепелиновский учебник стал самой популярной из всех когда-либо написанных книг по психиатрии...Не осталось почти ни одной области психиатрии, в которую он не внес бы свой вклад...
Обратившись к психотерапии уже сложившимся известным ученым-невропатологом, и - под впечатлением от Жана Шарко - радикально переориентировавшийся с физиологического на психологический образ мышления, Фрейд всю последующую жизнь провел в безостановочном страстном творческом поиске, т.к. разработанный им психотерапевтический метод служил одновременно экспериментальным исследовательским целям.
Психотерапия – особый метод. В нем фундаментальную роль играет личность психотерапевта, вплоть до убеждения, что это терапия личностью врача. Одержимый своими теориями, их клинической проверкой, активным обсуждением, постоянным развитием, Фрейд имел давний и разносторонний опыт частнопрактикующего врача. Он был «многосторонней, богатой, неоднозначной, противоречивой натурой». Помимо незаурядных талантов, он обладал стойкостью и мужеством борца, верного своему призванию, сумевшему выстоять перед лавиной часто оскорбительной критики даже личного характера, перед полным неприятием. «А.Гохэ и О.Бумке на конгрессах психиатров призывали к бойкоту психоанализа и его изгнанию с помощью полиции... У Крепелина для Фрейда находились лишь насмешки и издевки, если не полное презрение» (К.Колле).
Неслучайно основополагающей чертой Фрейда была интеллектуальная честность. «На место неискренности, показного дружелюбия и стремления пригладить неприятные факты, он поставил умение настоять на беспощадной правде, скрупулезность исследования и смелость в попытке «нарушить всемирную спячку»... Он наотрез отказывался принять какое-либо положение на основании давления сверху. Он не терпел тех, кто делал это из-за лености мысли или трусости, или желая уладить все с наименьшим дискомфортом для себя» (Ганс Сакс). Таким он был, в первую очередь, по отношению к самому себе. «Узнать всю правду, как бы тяжела она не была» (Макс Шур).
Одним из выдающихся нововведений психоанализа является требование предварительно подвергнуться анализу самому – зеркало должно быть чистым, незамутненным собственными комплексами.
Никогда не приукрашивая себя, Фрейд с антипатией относился к распространению приватной информации для широкой публики.
Фрейд никогда не боялся брать всю полноту ответственности на себя, как, например, в случае с выдающимся дирижером Бруно Вальтером. Даже в годы, когда сам испытывал финансовые трудности, он помогал материально не только своим нуждающимся ученикам, но даже некоторым пациентам. В ряде случаев, как например, с поэтом Бруно Гецем, Фрейд принимал решение не проводить анализ, чтобы пациент сохранил свой сложный внутренний мир и продолжал писать стихи (те же соображения заставили отказаться от психоанализа и Р.М.Рильке). Из грандиозной мемуарной литературы, многих тысяч писем однозначно выступает высокое благородство его натуры (М.Гротьян, Ю.фон Шайдт).
Великий скептик-рационалист, он был непримиримым атеистом, совершенно не переносившим оккультизм. В.фон Вайцзекер называет Фрейда «одним из наиболее высокообразованных людей своей эпохи, в котором не было и следа академического педантизма».
Фрейд прожил на 13 лет больше Крепелина, хотя в 1923 году он перенес первые две тяжелые операции по поводу рака, от которого, в конце концов, и погиб, и который переносил достойным образом. Он перенес на себе также, что значит не быть честным с больным.
Всю жизнь его преследовал антисемитизм, и последние годы его жизни были омрачены гибелью членов его семьи в нацистском концлагере, а его самого выкупили накануне смерти.
Прирожденный лидер, сплотивший вокруг себя большой круг талантливых неординарных людей, он пережил постепенное отпадение многих из них (1911, 1913, 1924, 1929 гг.), а с приходом нацистов даже антисемитское (на деле карьеристское) поведение К.Г.Юнга[1]. В 1933 году в Берлине были сожжены книги Фрейда.
Восприятие Фрейда двоится: его теория постоянно подвергалась остракизму со всех сторон, от властей до друзей, но его личность внушала всем уважение. А личность – главное в психотерапии.
[1] Швейцарский гражданин, он по собственной воле занял в 1933 году место президента Германского психотерапевтического общества и главного редактора «Центрального психотерапевтического журнала» вместо подавшего в отставку Эрнста Кречмера, согласившись «развивать психиатрию на основе принципов мировоззрения национал-социализма» и выступив с грубыми нападками на «еврейские теории» Фрейда и Адлера, «бездушное материалистическое движение», «продукт нетворческой расы, которая не в состоянии охватить созидательную интуитивную германскую гениальность».