Осужденные стихотворения из «Цветов Зла» Шарль Бодлер[1]

Отречение Святого Петра

А Бог – не сердится, что гул богохулений
В благую высь идет из наших грешных стран?
Он, как пресыщенный, упившийся тиран,
Спокойно спит под шум проклятий и молений.

Для сладострастника симфоний лучших нет,
Чем стон замученных и корчащихся в пытке,
А кровью пролитой и льющейся в избытке,
Он все еще не сыт за столько тысяч лет.

-- Ты помнишь, Иисус, тот сад, где в смертной муке
Молил Ты, ниц упав, доверчив, как дитя,
Того, кто над Тобой смеялся день спустя,
Когда палач гвоздем пробил святые руки,

И подлый сброд плевал в Божественность Твою,
И жгучим тернием Твое чело венчалось,
Где Человечество великое вмещалось,
Мечтавшее людей сплотить в одну семью,

И тяжесть мертвая истерзанного тела
Томила рамена, и, затекая в рот,
Вдоль помертвелых щек струились кровь и пот,
А чернь, уже глумясь, на казнь Твою глядела, --

Ужель не вспомнил Ты, как за тобою вслед,
Ликуя толпы шли, когда к своей столице
По вайям ехал Ты на благостной ослице –
Свершить начертанный пророками завет,

Как торгашей бичом из храма гнал когда-то
И вел людей к добру, бесстрашен и велик?
Не обожгло Тебя Раскаяние в то миг,
Опередив копье наемного солдата?

-- Я больше не могу! О, если б, меч подняв,
Я от меча погиб! Но жить – чего же ради
В том мире, где мечта и действие в разладе!
От Иисуса Петр отрекся... Он был прав.

Перевод В. Левика

Вино убийцы

Пей, сколько влезет! До отвала!
Я волен – померла жена.
А как за каждый грош она,
Бывало, на меня орала.

Теперь же царствие мое!
И воздух свеж, и столько света!
У нас такое ж было лето,
Когда влюбился я в нее.

Опять охота пить напала,
Но чтобы жажду утолить,
Вина – могилу ей залить –
И то, пожалуй будет мало.

Ее в колодец я спустил,
А вслед камней насыпал груду.
Конечно, я ее забуду,
Забуду, если станет сил.

Я умолил ее явиться
Во имя нежности былой
На перекресток роковой,
Чтобы нам снова помириться,

Махнуть рукой на пустяки,
Забыть, что в жизни было плохо...
И нате вам – пришла дуреха!
Ведь все мы в чем-то дураки.

Была она уж не в расцвете,
Но хороша еще, ей-ей!
Я так любил ее, что ей
Сказал: «Не жить тебе на свете!»

Кто знает, в чем моя вина?
Какому пьяному тупице
Могло бы с пьяных глаз присниться,
Что саван шьется из вина?

Бесчувственная, как машина,
Она и летом, и зимой
Любви не ведала со мной,
Неуязвимая скотина!

Любви, что адских слез лютей,
Черней, чем колдовская чара,
Чем звон цепей и стук костей.

Хвачу на радости вина я,
И пьяный вдрызг свалюсь я в грязь,
Суровой кары не боясь,
Укоров совести не зная,

И буду дрыхнуть, точно пес,
И пусть груженая телега
Иль бешеный вагон с разбега,
Со всех рехнувшихся колес,

Не разбирая, где дорога,
Раздавят голову мою –
На это все я наплюю,
Как и на Черта и на Бога.

Перевод С. Петрова

Метаморфозы вампира

Та, с чьими чарами немыслимо бороться,
Покамест, как змея на жарких углях, вьется
И держит груди ей корсет едва-едва,
Из земляничных уст льет пряные слова:
«Мой влажный рот пьянит, я научу, как сладко
В постели потерять стыдливость без остатка.
Победна грудь моя, в ней смерть рыданий всех,
У дряхлых старцев я исторгну детский смех;
Нагая ,без одежд, легко б я заменила
И солнце, и луну, и небо, и светила!
Учена в блуде я и мастерски грешу,
Когда любовника в объятиях душу
Иль подставляю грудь под страстные укусы –
Тихони, блудники, И наглецы, и трусы,
Что средь моих перин сникали в забытьи,
Пойдут охотно в ад за фокусы мои!»

Когда мой костный мозг сполна она всосала,
Поцеловать ее желанье мне запало,
И вот увидел я – о, мерзость велика! –
От гноя липкие, одрябшие бока,
И тотчас веки мне смежил холодный ужас...
Когда ж при свете их я разомкнул, натужась,
Не пьющий жадно кровь всевластный манекен
Передо мной возник – предстал ему взамен
Распавшийся скелет, иссохший и смердящий,
Подобно флюгеру разбитому скрипящий,
Иль жалкой вывеске, облезлой, жестяной,
Что пляшет на ветру зимой, во тьме ночной.

Перевод В. Рогова