«Вот вам и гробик! – сказала она».
Г.Х.Андерсен «Цветы маленькой Иды».
Ганс Христиан Андерсен никогда не хотел быть сказочником. Он мечтал о карьере балетного танцовщика; актера-трагика; драматурга романтического направления в духе Ф.Шиллера; серьезного писателя тогдашнего властителя умов Дании и всей Европы. Увы, его попытка устроиться в балетную труппу была встречена гомерическим хохотом дирекции. В качестве актера-трагика он также не преуспел.
И хотя литературное наследие Андерсена огромно (когда ему было 43 года, в Германии вышло его 38-томное собрание сочинений на немецком языке); а также, несмотря на большую популярность среди современников, покровительство почти всех монархов Европы, славу, почет и деньги; властителем дум он так и не стал. Время романтизма закончилось. На смену Фридриху Шиллеру уже пришел Оноре де Бальзак.
Романтик Андерсен оказался вне своего времени. Его многочисленные произведения еще находили своих читателей, но уже не пережили поколения, заставшего закат романтизма.
И только два тома сказок Андерсена остались в мировой литературе; чего он сам никак не предвидел и на что совершенно не рассчитывал, относясь к ним как к сущей безделице. (Такое отношение к оценке его литературных трудов Андерсен выразил в сказке «Свинопас», очевидно, уподобляя сказки – трещотке и музыкальному горшку, а то творчество, которое и считал собственным призванием – розе «несказанной красоты» и соловью, «который пел так дивно...»).
Внутренний конфликт Андерсена, человека, не совпавшего со временем и не угадавшего подлинного дара в самом себе, словно является иллюстрацией к одной из глав книги Серена Кьеркегора «Болезнь к смерти»: «...когда честолюбивец говорит: «Надо быть Цезарем или никем», и ему не удается стать Цезарем, он отчаивается в этом». Но «...не став Цезарем, ему уже невыносимо быть самим собой».
И эта невыносимость бытия пронизывает всю жизнь Андерсена, проявляясь в его многочисленных недугах и фобиях. Он боялся всего: сумасшествия, ограбления, отравления (когда дети всей Скандинавии скинулись по одной монетке, чтобы купить любимому сказочнику самую большую коробку конфет, Андерсен, заподозрив, что конфеты отравлены, отправил их племянницам; впрочем, убедившись в доброкачественности сладостей, забрал их назад), собак, потери документов, наемных убийц, соблазнения, смерти в воде, огне (возил с собой веревку, чтобы в случае пожара выбраться через окно), погребения заживо (клал у изголовья записку «Я не умер, а просто сплю»), трихинеллеза (не ел свинину), открытых пространств... Неделями переживал о том, что переплатил за мелкую покупку или в связи с неправильно написанным адресом. У него всю жизнь болели зубы, а в старости – даже вставные. Детский стишок:
«У верблюда два горба,
Потому что жизнь – борьба»
Сложен словно об Андерсене. И горбами этими для него были его фобии и постоянное ощущение несоответствия окружающим – как в плане творческом, так и в физическом отношении. Жизнь была для Андерсена испытанием, а не наградой. Его великий современник и соотечественник Кьеркегор пишет об этом так (отнюдь не имея в виду Андерсена): «...главная...пытка состоит в том, что не можешь умереть, как если бы в агонии умирающий боролся со смертью и не мог умереть».
И когда перечитываешь сказки Андерсена в более или менее осмысленном возрасте, поражает, прежде всего, то, что великий датский сказочник, автор прелестных, прозрачных, добрых, чуть грустных, но при этом, как казалось, очень светлых произведений, всю жизнь неосознанно желал смерти и воспроизводил ее в сказках. Почти все его главные сказки заканчиваются смертью героев – Бумажная Балерина и Стойкий Оловянный Солдатик; Девочка со спичками; Соловей и Роза... А если кто-то из персонажей Андерсена и остается жив – после цепи тяжелых испытаний, - то, по сути, это счастье после смерти, в раю. В рай, царство эльфов, попадает Дюймовочка, в общество крылатых существ (ангелов?) попадает Гадкий Утенок.
В каждом из основных персонажей сказок Андерсена мы найдем его автопортрет. Все герои – неудачники, каковым и он считал себя; все они внешне отличаются от окружающих одним и тем же: своими несовершенством и неуклюжестью – одноногий Оловянный Солдатик, пигалица Дюймовочка, немая Русалочка – всех их отличает внутреннее благородство, чистота, и, как бы сказали сейчас, социальная дезадаптация: они не совпадают со своим окружением. И почти все они, в конце концов, умирают (или попадают в иной мир). Словно отчаявшись умереть сам, Андерсен писал литературный автопортрет, наделяя персонажи теми чертами, которые находил или подсознательно чувствовал в себе, а потом убивал своих героев, или после долгих и тяжелых мытарств отправлял в рай. Смерть воспринимается героями Андерсена не чем-то ужасным и непоправимым, но, скорее, - умиротворяющим сновидением. Писатель прямо говорит об этом в одной из известнейших сказок «Оле Лукойе»: «Но ведь смерть – чудеснейший Оле Лукойе! – сказал Яльмар. – И я ничуть не боюсь его! – Да и нечего бояться! – сказал Оле». (Почему-то прежде эта фраза не бросалась в глаза). «...надеешься на жизнь, однако когда постигаешь бесконечность другой опасности, надеешься уже на смерть», - так писал об этом С.Кьеркегор.
Если проанализировать жизнь и творчество Г.Х.Андерсена с точки зрения современной психиатрии, можно заметить удивительную вещь. Задолго до Ф.Перлза, отца-основателя гештальт-терапии, Андерсен интуитивно использовал элементы этого психотерапевтического метода. Сказки были для него лекарством от кьеркегоровской «болезни к смерти». Гештальт-терапия ищет ответ на вопрос: как человек воспринимает свое бытие, свое существование? Сюжеты сказок Андерсена отвечают на этот вопрос вполне отчетливо: их герой и сам автор не нужны обществу, чужды ему. Интуитивно найдя метод психокоррекции, сказочник все же не довел до конца его терапевтическую эффективность. Его сказки всегда оставались на уровне незаконченных, неотреагировавших гештальтов.
В гештальт-терапии есть несколько теоретических понятий, среди важных – фигура и фон. Фигурой является значимое для субъекта явление, фоном служат второстепенные, менее важные события. Одним из лейтмотивов, и фабуляторных, и эмоционально значимых в творчестве Андерсена – было желание автором смерти. Видимо, отношение к ней (или, может быть, точнее, - стремление к ней) можно считать постоянной фигурой для писателя. Фигурой или гештальтом называется некая конструкция, представляющая собой нечто постоянное; то, что нельзя изменить, не разрушив совершенно. Гештальт возникает тогда, когда из фона выбирается основное, преобладающее чувство или стремление. Удовлетворение потребности дезактуализирует значимость фигуры, которая, становясь после этого фоном, освобождает место для образования нового гештальта. Если потребность не удовлетворена и гештальт незавершен, то не разрешившееся чувство становится причиной многих последующих проблем психического и психосоматического свойства.
Желание и реализация смерти у Андерсена воспроизводилось им виртуально – на персонажах сказок. Видимо, в силу этих причин, нельзя считать такой гештальт полноценным и завершенным, так как основное желание реализуется лишь виртуально. Очевидно, поэтому Андерсен вновь и вновь возвращался к тому же мотиву гибели и умерщвлял своих героев – своих литературных двойников. Но он целил и попадал при этом лишь в собственное зеркальное отражение. Одни зеркала разбивались; а писатель отражался в других, которые мастерил сам и для которых тоже становился вестником смерти. Разбив несколько десятков зеркал, Андерсен оставался все тем же несчастным невротизированным чудаком с массой фобий и нелепых предрассудков – «дыр личности», по удачному выражению Перлза. Неразрешенный, неоконченный гештальт, видимо, и обусловливал те многочисленные страхи и странности сказочника, которые так подробно описаны им самим и его современниками.
Эффективность гештальт-терапии предполагается в том случае, если человек полностью осознает себя в текущий момент и сосредоточен на нем. Однако, Г.Х.Андерсен слишком часто предпочитал ирреальность бытия сказки, сосредоточиваясь на ней и осознавая ее лучше, чем действительность. Тезис гештальт-терапии: «Здесь и сейчас!» Андерсен заменил на общий для всех сказок эпический зачин: «Там и тогда...» (Здесь важна и интонация, переданная знаками препинания). Поэтому его доморощенная интуитивная гештальт-терапия не могла быть успешной.
Теория Ф.Перлза предполагает несколько механизмов, препятствующих достижению здоровья и душевного комфорта. Среди них – проекция – тенденция человека перекладывать причины и ответственность за то, что происходит внутри его психики – на то, что происходит вокруг него. Все недоброжелатели андерсеновских любимых персонажей – крысы, полевые мыши, кроты и жабы – в конечном итоге по воле автора оказываются виновными в судьбе и смерти дюймовочек и оловянных солдатиков. Между тем, человек для которого актуален механизм проекции, по выражению Ф.Перлза, «...сидит в доме с зеркальными стенами и думает, что смотрит наружу». Иными словами, такой персонаж проецирует вовне собственные чувства. Отчужденность по отношению к самому себе он отдает миру, и окружающая действительность становится для него враждебным логовом крыс и лягушек, обителью капризных принцесс и глупых королей.
Одна из христианских заповедей гласит: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Очень важно полюбить именно себя, иначе никто не сможет понять, как именно ему нужно любить всех остальных – не будет эталона для сравнения. Тот, кто воспринимает мир, как враждебный, скорее всего, плохо относится к себе и распространяет это чувство на все и всех. Андерсен, так и «не став Цезарем» в большой литературе, посчитал свой мир перенаселенным жуками, слепыми кротами и крысами, где нет места для прекраснодушных дюймовочек. Но бедный Андерсен жестоко расплатился за свою нелюбовь к себе самому – своими многочисленными фобиями и психосоматическими страданиями, всей своей жизнью неудачника.
Фобии Андерсена вполне могут быть объяснены механизмом гештальт-терапии; а их постоянство тем, что собственный гештальт Андерсен так и не достроил, хотя возводил его многократно. И только однажды датский сказочник сумел достроить эту Вавилонскую башню – 4 августа 1875 года. В этот день Г.Х.Андерсен умер по-настоящему. Его «болезнь к смерти» закончилась выздоровлением.
«Ида поцеловала цветы и опустила коробку в яму, а Йонас с Адольфом выстрелили над могилкой из луков, - ни ружей, ни пушек у них не было».
Психиатр И.Якушев, (Северодвинск)